Но вот остальной материал действительно вознес Sabbath на новые высоты. Sabbra Cadabra — это чистейший энергичный рок-н-ролл, текст про «Lovely lady make love all night long»[18] Оззи сочинил на ходу по мотивам до смешного многословной английской озвучки немецких порнофильмов, которые смотрела группа. Гизер собрал отдельные фразы в более-менее связную песню, Рик Уэйкман из Yes сыграл энергичную, кипучую партию фортепиано и органоподобного синтезатора, а вокал и гитары обработали процессором, придав им футуристичный оттенок. Рик, по словам Айомми, «тогда был диким». Определенно слишком диким для Yes, которые играли на разогреве у Sabbath в Америке несколько лет тому назад.
— Рик предпочитал ездить с нами, а не с Yes, почему — не знаю, — неискренне добавил он. Когда Уэйкман, большой любитель пива и карри, в том же году покинул Yes, которые расхваливали достоинства бурого риса и читали на санскрите, были даже разговоры о том, не пригласить ли его в Black Sabbath полноценным участником. Но Рик к тому времени уже устал от рок-н-ролльного образа жизни. Еще через несколько месяцев он пережил первый из трех своих сердечных приступов, так что его решение не присоединяться к Sabbath, которые к тому времени испытывали серьезные «проблемы со здоровьем», казалось вполне благоразумным.
Четыре песни второй стороны Sabbath Bloody Sabbath были такими же вдохновенными с музыкальной точки зрения и игривыми с текстовой, разве что не такими неуравновешенными. На воодушевляющей, мощной Killing Yourself To Live они дали автобиографический намек, что за кулисами явно не все в порядке. Хрустящий бас и аккуратные барабаны сопровождаются синтезированным голосом и гитарой, которые придают песне настоящую драматичность, а Оззи в «космическом» бридже умоляет: «Smoke it… Get high!»[19]
Такое же чувство искусственных кайфов посреди вполне самостоятельно накликанной депрессии слышится и на Looking For Today. Дни жестких, мясных риффов давно ушли, и группа приобрела новое звучание, совсем не похожее на обычный рок — с флейтой и органом, мерцающими словно свечи в темноте, при этом песня настолько цепляющая, что ее вполне могли бы записать The Beatles, если бы принимали наркотики потяжелее. Классическая таинственно-пугающая атмосфера Sabbath не пропала — ее просто подновили для семидесятых. На Who Are You пронзительные синтезаторы снова пробуждают чувство бессонной паранойи, а Оззи яростно кричит: «Please I beg you tell me, in the name of hell, who are you?»[20], а потом восходящая фортепианная партия в стиле болеро возвращает всю безумную, чудовищную конструкцию обратно к началу.
Впрочем, настоящий второй пик Sabbath Bloody Sabbath, после потрясающего заглавного трека, — это финал альбома, Spiral Architect. Песня больше похожа на The Who, чем на Led Zeppelin; она перескакивает от душераздирающих акустических гитар и оркестровых струнных — исполнителей, словно извиняясь, назвали «Призрачными скрипачами» — к настоящему эпическому року с большой буквы «Р» и обратно. Текст наполнен типичными для Гизера футуристическими двусмысленностями, но последнее послание на удивление ободряющее: «I look upon my earth and feel the warmth and know that it’s good…»[21], и даже приклеенные в конце звуки аплодисментов лишь придают песне еще один уровень забавной грандиозности.
Знали ли они, что делают, или просто импровизировали на ходу? Неважно. Гизер вспоминал:
— Это была настоящая новая эра для нас. Мы реально раскрылись в этом альбоме. Замечательная атмосфера, замечательное время, отличный кокс! Словно началась «вторая часть» жизни… До этого у нас был ужасный спад. Мы были измождены гастролями. Дела шли плохо. А потом Тони придумал рифф к Sabbath Bloody Sabbath, и мы снова пробудились.
Восход, однако, вышел ложным.
— Sabbath Bloody Sabbath, с моей точки зрения, был нашим последним альбомом. Потом все начало расползаться и разваливаться, — позже говорил Оззи. — Понимаешь, мы думали, что для того, чтобы записать хорошую пластинку, надо найти хорошее новое место. Если едешь куда-то, это словно новое приключение. А в результате мы приезжали, в первые несколько дней немного джемовали, а потом все шло по-прежнему. Мы все запирались в своих головах. Кто-то приносил еще унцию е*учего порошка, и ты сидел и три недели нес херню, понимаешь?
Тревожные сигналы зазвучали уже к 3 декабря, когда Sabbath Bloody Sabbath вышел в Великобритании. Он стал самым большим хитом Black Sabbath со времен Paranoid трехлетней давности, обосновавшись на четвертом месте. В США, где альбом выпустили месяц спустя, им тоже удалось повернуть вспять нисходящую траекторию — он добрался до одиннадцатого места. Но вот чего альбому так и не удалось сделать, по крайней мере, с точки зрения Тони Айомми, так это заткнуть рты сомневающимся и скептикам, которые, как ему казалось, считали своей особой миссией несправедливо ругать все, что делали Sabbath. В Америке, где в феврале вышла рецензия в Rolling Stone, Тони с удивлением наконец-то прочитал о своем альбоме что-то хорошее. «Большой заслугой Black Sabbath стало то, что они сумели воплотить в своей музыке специфическую культуру семидесятых, — писал Гордон Флетчер. — Они выражают это безличное, механическое десятилетие точно так же, как блюзмены из дельты Миссисипи и их последователи из Чикаго выражали свое время: синтезируют коллективные чувства и дают своим современникам надежду, показывая, что за недовольство их всех объединяет. В этом косвенном, но вполне реальном смысле Black Sabbath вполне можно назвать настоящими блюзменами семидесятых».
Но подобные похвалы казались слабыми и запоздалыми, особенно в сравнении с тем бичеванием, что ждало группу в британской прессе. Когда статью о группе заказали звездному журналисту Melody Maker Аллану Джонсу, он воспользовался Black Sabbath как боксерской грушей для демонстрации словесной эквилибристики. «С музыкальной точки зрения Black Sabbath похожи на шутку про ирландцев, — начал он, затем добавив, что на сцене они „выглядят словно групи Mott The Hoople, нарядившиеся казаками-геями“; дошло даже до насмешек над их акцентами из Блэк-Кантри: „Этот комичный акцент, от которого так страдают все, кому не повезло родиться в колоритных окрестностях Бирмингема“».
Как говорил Тони, «запоминаются всегда только плохие отзывы». В случае с Джонсом это было особенно верно, и несколько лет спустя Тони все же удалось ему отомстить. Но тогда, несмотря на уверенность, что «мы записали, наверное, лучший за все время альбом», Тони казалось, что Black Sabbath несправедливо приговорили без суда и следствия, извратив музыкальное правосудие. Так что, запираясь в гостиничных номерах и занюхивая очередную унцию кокаина, Тони жаждал мести. Либо что-то сломается, либо кто-то за это расплатится. Расплатилась в результате группа, а сломалась — их карьера. Ибо раньше они думали, что за ними гоняются привидения, но теперь обнаружили, что зло может принимать разные формы — даже улыбающегося лица, которое протягивает руку помощи. Или соломинку. Или скрученную долларовую купюру…
Между декабрем 1973 года и ноябрем 1974-го Black Sabbath дали лишь 52 концерта в семи странах. Высшей точкой в Америке, где Sabbath Bloody Sabbath уже получил золотой статус, стало хедлайнерское выступление на первом фестивале California Jam, перед почти 200 000 зрителей на гоночной трассе в Онтарио, к востоку от Лос-Анджелеса. (Именно там группа впервые познакомилась с новым поющим басистом Deep Purple Гленном Хьюзом, который сыграет намного более серьезную роль в истории Black Sabbath лет десять спустя, когда обе группы будут переживать кризис. «Мы сыграли концерт, я его более-менее помню, но лучше всего я помню, что остаток ночи провел, сходя с ума в гостинице в компании Оззи и Билла, — рассказывает Хьюз. — Несколько дней мы сидели с пакетами кокса и всего, что только можно. Мы с Оззи слеплены из одного теста, оба обожали зажигать каждую ночь».)
