The Dio Years разошелся в Америке достаточно большим тиражом, и один канадский промоутер поинтересовался, нельзя ли устроить живые концерты. Тони Айомми и Гизер Батлер больше не могли гастролировать под названием Black Sabbath по настоянию Шэрон Осборн. Брендом теперь владела она, и она отлично понимала, что самые большие деньги можно заработать на воссоединении Sabbath не с Дио, а с Оззи, и чем дольше держать это имя в запасниках (а не разрешать «поддельной» версии группы ездить на гастроли), тем больше в конце концов заплатят за возвращение Оззи. Так что им предложили назваться Heaven And Hell. В 2004 и 2005 годах оригинальный состав Sabbath, в том числе и Билл Уорд, участвовал в турне Ozzfest, но сейчас фестиваль временно приостановил деятельность, и после возвращения Ронни и Винни Апписи Тони и Гизер с радостью приняли предложение. В марте 2007 года Heaven And Hell, как теперь официально назывался состав Sabbath с Дио, отыграли полдюжины концертов в Канаде, а потом встретились с толпой восторженных фанатов в магазине Best Buy в Манхэттене.

На этом все должно было и закончиться. Но следующим летом им предложили выступить хедлайнерами на гастрольном 17-концертном фестивале US Metal Masters, и они снова согласились и были просто ошеломлены оказанным приемом. А после этого лос-анджелесский лейбл Rhino, известный своими качественными переизданиями, предложил Heaven And Hell контракт на запись альбома. И вдруг, словно по волшебству, старый состав Black Sabbath, Дио — Айомми — Батлер — Апписи, как бы их кто ни называл, по-настоящему вернулся в дело. Самым счастливым был Ронни. Ему было уже почти 67 лет, когда в апреле 2009 года вышел альбом с теплым названиемThe Devil You Know, и в последний раз он звучал настолько потрясающе почти тридцать лет назад, на том самом альбомеHeaven And Hell. Тони Айомми и Гизер Батлер, если уж на то пошло, тоже были рады.

Айомми, конечно, тогда уже давно считался общепризнанным мастером риффов, и на титанических новых треках вроде Bible Black — первого сингла, оказавшегося слишком тяжелым даже для рок-радио, — и замечательно-резвого Eating The Cannibals, лучшего доказательства того, что и у сурового Ронни есть чувство юмора, он не разочаровал. Дио был на высоте. «Come lie on a bed of nails and slumber»[41], — призывает он на Follow The Tears таким голосом, словно вытаскивает из реки утопленника. Другие песни — Double The Pain (с фирменным батлеровским басом, от которого в животе урчит), Rock And Roll Angel (построенная на волнообразном риффе из тех, на которых Metallica сделала себе всю карьеру) и финальная Breaking Into Heaven (с типичным сюжетом о падших ангелах, вторгающихся в рай) — заставили фанатов понять, чего же им не хватало все эти годы, прожитые без Sabbath.

— Ощущение, словно круг замкнулся, — сказал мне тогда Ронни. Альбом занял восьмое место в США — самое высокое для Sabbath со времен Master Of Reality, вышедшего почти сорок лет тому назад, — и казалось, что история Ронни Джеймса Дио, готический роман о триумфах, перемежаемых трагедиями, все же получит свой счастливый конец. Но это было бы слишком идеально.

Когда мы разговаривали в последний раз, Ронни оставался все таким же невероятно гордым и целеустремленным, каким был тридцать лет назад, когда я с ним только познакомился.

— Мне очень повезло, — сказал он. — Играть в одной знаменитой на весь мир группе — это недостижимая мечта для большинства музыкантов. Играть сразу в двух — ну, это ты уже вообще жадный. Но вот добиться успеха еще и в третий раз, особенно с собственной группой… как я уже сказал, я считаю, что мне невероятно повезло.

Но всего через несколько месяцев все снова изменилось. Кажется, иначе у Black Sabbath быть просто не может, потому что над счастливым концом обязательно нужно поплакать. В пятницу, 13 ноября, у Ронни диагностировали рак желудка. По словам Венди Дио, он страдал от проблем с желудком пять лет. Еще в 2004 году, вспоминала она, «у него начались ужасные боли, и я отвела его к специалисту. Сейчас я невероятно из-за этого злюсь, потому что, мне кажется, если бы тогда я знала то, что знаю сейчас, обязательно настояла бы, чтобы врач сделал больше анализов. Но он сказал: „Ничего страшного, у него просто газы в кишечнике“».

Обрадовавшись диагнозу (хотя желудок все равно продолжал его беспокоить), Ронни, по словам Венди, стал «принимать в больших количествах „Тамс“ и другие безрецептурные средства для пищеварения». Когда в последний год боли в желудке усилились, Ронни все равно считал, что это просто тяжелое несварение, и отказывался идти к врачу. «Он постоянно горстями ел „Тамс“, потому что думал, что у него несварение, ну, или грыжа пищевого отверстия».

В ноябре, наконец-то сдав анализы в госпитале, они получили новый диагноз.

— Это была просто убийственная новость. Но я скрыла ее от него — может быть, мне и не стоило этого делать, и сейчас меня мучает совесть, — но я скрывала от него, насколько он болен. Я не верила в это. Я думала, что он справится. Мы сделаем все. Я все выходные искала в Интернете самый лучший госпиталь для лечения рака желудка и нашла его — Онкологический центр имени М. Д. Андерсона в Хьюстоне.

Следующие несколько месяцев они каждые две недели летали в Хьюстон на сеансы химиотерапии.

— Я всегда говорила ему: «Мы победим его. Это дракон! Мы побеждаем дракона! Мы убиваем дракона!» И, если честно, он вообще не страдал — до самых последних дней. Он был позитивен, энергичен, сочинял, работал. Мы были уверены, что победим его. Но, к сожалению, это ужасная болезнь.

Когда рак дал метастазы, Ронни «очень боялся, что он доберется до мозга. Он ничего так не боялся, как этого». К счастью, от этой пытки он был избавлен, но на какое-то время утратил зрение в одном глазу.

— Я отвела его к специалисту, его осмотрели и сказали: мы можем вырезать рак лазером, но зрение это вам не вернет.

Но затем экспериментальное лекарство под названием «Авастин», прописанное другим врачом, чудесным образом прояснило его зрение.

— Лекарство было невероятное! У него еще что-то дрожало в ноге. Так даже это прошло! У него и руки перестали дрожать. Но оно не смогло помочь, когда рак добрался до печени. От этого Ронни и умер. Как только рак добрался до печени — все.

За месяц до смерти Ронни публично рассказал о своей болезни Artisan News Service на «черной ковровой дорожке», которую журнал Revolver устраивает в честь своей ежегодной награды «Золотые боги», в клубе «Нокиа» в Лос-Анджелесе. На вопрос о том, как он справляется с болезнью, Ронни ответил: «Ну, иногда мне хорошо, иногда плохо. Это долгий процесс. Химиотерапия — это… Я даже не представлял, насколько это будет тяжело. У нее кумулятивный эффект — чем больше ты принимаешь лекарства, тем больше его накапливается, и восстанавливаешься все дольше и дольше. Мне очень тяжело есть. Я и так не очень-то люблю есть, так что это нормально. Я знаю, что есть все-таки нужно. Это очень тяжело. Но если ты твердо намерен победить, то обязательно должен делать все для победы, и я делаю все. Я хожу в отличный госпиталь в Хьюстоне, центр имени М. Д. Андерсона, думаю, это лучший госпиталь в мире, у меня лучший в мире врач, доктор Аджани, которому я по-настоящему доверяю, так что, думаю, я сделал все правильно. Я позитивно отношусь к жизни и думаю, что мне еще предстоит немало всего впереди».

Венди вспоминает, как всего через несколько недель «наступил последний день. Я должна была лететь в Чикаго, и он позвонил и сказал: „Мне нехорошо. Желудок очень сильно болит“. Я сказала: „Поехали в госпиталь“. Мы приехали в госпиталь. Он сказал: „Езжай“. Я ответила: „Нет, я не поеду. Я останусь“. А потом ему стало так больно, что пришлось колоть морфий. Боль была такой сильной, что ему дали сразу три дозы, и после этого с ним уже нельзя было говорить. Он словно впал в кому. В воскресенье он умер. Но это был единственный раз, когда он по-настоящему страдал от боли — не считая всех этих процедур и прочих вещей, которые надо делать. Он был позитивен, чувствовал себя нормально, все шло хорошо».