Лопатой пользовались так часто, что краска облезла. Блинков-младший ногтями выковырял мерзлую землю из-под загнутого для ноги краешка и нашел сохранившуюся чешуйку краски. Точно, синяя. Он побоялся вслепую выбрасывать лопату из ямы, когда где-то поблизости санки с Сережкой, и протянул ее Полине:

– Возьмем с собой.

– Ты что, москвич! – испугалась она. – Нехорошо! Люди оставили, чтоб зря не таскать, снегом присыпали. Придут работать…

– Это не люди, а преступники, – перебил Блинков-младший.

Полина колебалась:

– Почему?

– Потому! Ты бы срезала метку со своей лопаты?

– Нет. Но, может, Ник-Ник ее кому подарил?

– Ага. Лопату подарил, пушку дал поиграть, а сам под кровать спрятался. Бери, не рассуждай!

Полина нехотя потянула на себя черенок:

– А что с ней делать?

– В милицию нести! Помолчи минутку.

Блинков-младший думал. Лопата, лопата со срезанной меткой! Единственное доказательство того, что Ник-Ник не уехал, как сказали Виталию Романовичу в милиции, а похищен отсюда, с раскопа. Если лопата исчезнет, преступники насторожатся. У них впереди еще два зимних месяца: бросят работу на неделю-другую, и как их искать? А если оставить лопату в яме, то с чем идти в милицию? С Полининой неуверенностью – «Надо у Витальроманча спросить»?… Вот именно: надо спросить у Виталия Романовича, надо показать милиционерам обе лопаты и объяснить, что третьей такой нет. А потом вернуть лопату Ник-Ника в яму и взять преступников с поличным… Нет, не успеть! Болотные копатели приходят и уходят затемно, чтобы их не увидели с обрыва. Темнеть начнет через час-полтора; через два они появятся.

Как взять лопату и не спугнуть преступников?

Схватив лом, Блинков-младший начал долбить дно ямы. Работа шла легко: еще вчера он заметил, что мерзлый торф рыхлый и ломкий, как вафля. С каждым ударом лом погружался сантиметров на десять.

– Ты что?! – испугалась Полина. – Сейчас вода хлынет!

– А я этого и хочу.

Блинков-младший продолжал орудовать ломом. Лунка наполнилась хрустким бурым крошевом. Сантиметров на тридцать он углубился. Вчера ночью болотные копатели сняли верхний слой промерзшего торфа, значит, вода должна быть близко.

Высоко замахнувшись, он что было сил всадил лом. Еще раз. И еще!

На пятом или шестом ударе лом провалился! Блинков-младший не устоял и полетел кувырком. Лом торчал из дна ямы на полметра, еще чуть-чуть, и Митек напоролся бы животом. Крошево в продолбленной лунке потемнело от влаги!

Блинков-младший вскочил на ноги, выдернул лом – из дыры потекла бурая жижа. Он стал бить не переставая, и каждый раз ледяная корка проламывалась под ломом. Лунка была уже размером с кастрюлю. Жижа перла из нее, как пригоревшее молоко, вынося осколки мерзлого торфа и паря на морозе, как будто и вправду кипела.

Митек ударил в последний раз, и лом провалился в лунку почти до конца. Он готов был поклясться, что расслышал, нет, почувствовал кожей, костями, металлический звон!

Ник-Ник с его чудо-прибором не ошибся и на этот раз: в яме что-то было!

– ВЫЛЕЗАЙ, МОСКВИЧ!!! – страшным голосом закричала Полина.

Митек посмотрел под ноги. Он стоял по щиколотку в жиже. Лежа на краю ямы, Полина протягивала черенок лопаты.

– ВЫЛЕЗАЙ, ПОТОНЕШЬ!!!

Черпая жижу лыжными ботинками, Митек подскочил к ней, схватился за лопату, стал подтягиваться…

Полина была сильная, она запросто удерживала лопату. Но легкая: подтягиваясь, Митек стаскивал ее к себе. Секунду-две он еще надеялся, что успеет зацепиться за край ямы, но увидел, что нет, Полина съезжает быстрее, чем он поднимается. Отпустив лопату, Митек соскочил в яму. Дно под ногами содрогнулось. Жижа подступала к его коленям.

Кончик лома торчал из лунки пальца на два, как сумасшедший железный поплавок. Митек выдернул его, чувствуя, что дно под ногами обламывается и разъезжается, подскочил к стене и начал вырубать ступеньку. Ему и нужна-то была всего одна.

– ПОТОНЕШЬ, МОСКВИ-И-ИЧ!!! – взахлеб кричала Полина.

«Вот чего я не люблю, это когда под руку орут», – спокойно подумал Блинков-младший. Бояться было некогда.

Удар, еще удар! Жижа дошла до колен. Попробовать? Нет, ботинки мокрые, соскользнут. Прорублю поглубже…

Жижа поднималась все быстрее.

– Ты где там?! – не глядя на Полину, закричал Митек. – Давай лопату!

Черенок замаячил у лица и чуть не ударил по носу. Отшвырнув лом, Блинков-младший вставил ногу в ступеньку (глубокая получилась. Хорошо). Вцепился в черенок, дернул и выскочил из ямы с такой силой, что упал шагах в двух от края.

Подняв голову, Митек увидел у самого лица полоз санок и маленький валенок с галошей. Сережка моргал, глядя на свалившегося ниоткуда человека, кряхтел, а потом вдруг разревелся.

– В штаны надул с перепугу, – прокомментировала Полина. – Пойдем, пока не замерз.

– В памперсах не замерзнет, – сказал Митек. У него хлюпало в ботинках, и надо было хотя бы отжать носки.

– Какие памперсы?! Он их на елке видел, памперсы! Думаешь, все живут, как вы в Москве?

– Не надоело? – спросил Митек, вставая на лыжи. – И в Москве по-разному живут, и в Боровке, и в Магадане. Ваш Разгильдяй Синеносов, что ли, бедный?… А ГДЕ ЛОПАТА?!

– Выронила, – опустив глаза, призналась Полина. – Ты так дернул, что я сама еле удержалась. Еще бы чуть – и бултыхнулась.

Митек заглянул в яму. Жижа била ключом. Она поднялась на добрый метр и прибывала на глазах. Всплывали со дна и лопались пузыри болотного газа.

– Пошли уж, – сказал он, разбирая лыжные палки.

Промерзшее болото под ногами вдруг охнуло и просело. Из жижи вырвался огромный пузырь, лопнул, и завоняло тухлым яйцом. Вынырнул и снова утонул совершенно черный обломок деревянного колеса с остатком ржавой железной шины. Жижа заполнила яму до краев и потекла, не останавливаясь. По ней шли густые кисельные волны.

Бурый дышащий вонючим паром язык подступил к носкам лыж. Митек повернулся и побежал за Полиной, увозившей прочь хныкающего Сережку.

Мокрые штанины схватило морозом. При каждом шаге они громыхали друг о друга, как жестяные. В ботинках хлюпало, жижа выдавливалась из дырочек шнуровки, и это было еще терпимо. Хуже станет, когда жижа начнет застывать.

Блинков-младший бежал в темпе, пока замершие ноги не начинало колоть горячими иголочками, и тогда возвращался к отставшей Полине. Она тоже спешила, потому что Сережка вопил во все горло, но успеть за Митькой не могла. Он попробовал буксировать санки. Веревка оказалась слишком короткой, полозья наезжали на задники его лыж, и он спотыкался.

В конце концов Полина сказала:

– Беги быстрей, а то без ног останешься. Захочешь, приходите с Ирой вечером, телик посмотрим. Мой дом за Витальроманычевым, только у него Стрелецкая улица, а у меня Рыбачья Слободка, соседняя. Так вы идите не по улице, а огородами: выйдешь с его огорода и попадешь на мой.

– Скажи адрес, – попросил Блинков-младший, чтобы не путаться.

И Полина дала ему самый полный боровковский адрес:

– Дом с зеленой крышей, где бабка Филимоновна живет. На самом деле она моя прабабушка, ее все знают. А если будешь спрашивать по почтовому адресу, то никто тебе не скажет.

Блинков-младший все же проводил Полину до реки, и тут она его прогнала:

– Беги! Мы без сопливых обойдемся.

«Сопливых» Митек пропустил мимо ушей. Он давно понял, что Полина только на словах грубая, и то у нее плохо получается.

По речному льду он побежал к мосту. Оттуда начинался отлогий подъем к церкви – не совсем в нужную ему сторону, зато удобный. Знаменитый обрыв, остановивший французскую армию, нависал над рекой, отбрасывая глубокую тень. Митьке самому не верилось, что он рискнул съехать с самого верха.

Над кромкой обрыва торчали развалины синеносовских лабазов, чуть впереди блестела крыша магазина. Подняться бы, а там прямая дорога к дому Виталия Романовича… Честно говоря, совсем невмоготу стало лучшему сыщику из всех восьмиклассников Москвы! Ботинки залубенели от мороза и терзали ноги, как тупые ножи. Он чувствовал, что уже намял себе волдыри на пятках и на пальцах. Каждый шаг был пыткой.