А теперь пустяковое опоздание могло обернуться неприятностями.
— Странно, я даже дороги не слышу, — заметила Ирка. — То шумело впереди, а сейчас тишина.
— Вечер, машины редко ездят. Давай послушаем, — сказал Блинков-младший.
Напарники остановились. Вдруг совсем рядом, за кустами, дружно захохотало несколько глоток. И такой это был хохот, что Блинков-младший лучше согласился бы проплутать лишние десять минут, чем спрашивать дорогу у незнакомцев в темном углу парка.
Но Ирка уже закричала: «Эй!», Ирка уже бежала к ним, и бежать ей было недалеко. Сыщик пошел не спеша, надеясь, что девчонку, может быть, и не тронут. Случается такое везение.
За кустом на поваленном дереве сидели четверо. На снегу валялась темная пластиковая бутыль, вторая такая же переходила из рук в руки. В ней уже плескалось на донышке. Ирка подоспела как раз вовремя, чтобы драка стала неизбежной: пиво кончалось, и шпана искала приключений. Когда Блинков-младший подошел, у нее уже попросили закурить.
— Мы не курим, — ответил он, появляясь из-за куста.
На душе стало тоскливо, как если бы Митькин керченский дедушка в тысячный раз включил по телеку «Свинарку и пастуха», когда по другой программе идет «Терминатор».
Все знакомо до уныния. Ты заранее знаешь, кто что скажет и что произойдет на каждой минуте. Вон, двое уже встали и заходят по бокам, отрезая тебе с Иркой путь к бегству. Сзади кусты, спереди бревно с двумя оставшимися хулиганами… Сейчас один скажет: «Врешь, что не куришь, а если обыщу?» Или сразу: «Дай пацанам на пиво». Откупаться бесполезно, все равно обшарят карманы. И ОТБЕРУТ ЗАПИСНУЮ КНИЖКУ ТРОХДРОВАНА!
Сидевшие на бревне пока что молчали — ждали, пока двое других завершат окружение. Кто из них заговорит первым, тот и главный. Его и надо бить — это железное правило. Но Блинкову-младшему эти игры надоели давным-давно. У него Дело. У него самое крупное расследование в жизни, а тут какая-то шпана.
Двое на бревне сидели неосторожно, так и напрашиваясь на удар. Он прыгнул и очень удачно попал одному каблуком в подбородок, а второй уклонился и дернул Митьку за ногу. Сыщик упал на спину и подняться уже не успел.
Потом его месили ногами. Вывернули карманы и опять начали месить. Ирке почти не досталось, ее только толкнули в снег, когда она пыталась кричать. Упрямая напарница отползла и все равно закричала. По веткам скользнул свет фар. Непонятно, откуда в этих зарослях взялась машина, но сыщика она спасла. Шпана разбежалась, а машина поехала дальше.
Блинков-младший встал, проломился через кусты и увидел задние огоньки ветеринарного «уазика». Сдвоенное пятно света уперлось в забор «Болячки», «уазик» свернул, и его не стало видно.
Выходит, все это время они с Иркой шли правильно: срезали угол, и вон она, Митькина улица, в конце аллеи! И машины как назло зашумели, поехали одна за другой. Видно, где-то на дороге была пробка, а теперь она рассосалась.
Отряхивая с пальто мокрый снег, к нему подошла Ирка.
— Вся обвалялась, как чушка, — пожаловалась она.
— А у меня книжку отобрали…
Потеря была такой огромной, что Блинков-младший не мог в нее поверить. Стоял и охлопывал пустые карманы. Записная книжка преступника с шифровками! Что означали бессвязные буквы и цифры?! Теперь этого не узнать.
— Пошли обратно, — сказала Ирка.
— Лучше домой. Что мы там не видели, у Трохдрована? Признаваться нельзя, врать неохота…
— Да ты что?! Князь и Лялька ждут! — напарница уперла руки в бока.
Ее горячность показалась Митьке смешной и ненужной. Что после драки кулаками махать? А Ирка схватила его за руку и потащила за собой:
— Подозрение отвести надо? Надо! Придем, сделаем голубые глазки, типа никакой книжки мы не видели, бежали в травмпункт, а нам по шеям надавали. Лечите мою руку, лечите мою щеку… Чем это тебя полоснули?
Щеку саднило. Блинков-младший потрогал пальцами — сыро и липко, — но острой боли не почувствовал.
— Не хватай, инфекцию занесешь, — Ирка отвела его руку. — У тебя царапина, да большая! Перстнем, наверное. Или сам на ветку напоролся.
Снова плутать в темноте не хотелось, и напарники пошли за «уазиком», описывая крюк: сначала по аллее, потом вдоль забора. Бесславное это было возвращение.
На крыльце клиники «Питон» Кусачая княжна играла с промытым Бантиком. Прихватив зубами поводок, бойцовый пес рвал его из Лялькиных рук — кто кого перетянет. Он побеждал и по этой причине рыкнул на подошедших напарников, чтобы не мешали.
— Как успехи? — спросила Кусачая княжна. Блинков-младший махнул рукой:
— Фигово, потом расскажу. А где Князь?
— В подвале, расплачивается с Трохдрованом. Правильно, что Бантику клизму поставили. Знаешь, что у него было?
— Ты про личинку, что ли?
— Прям, личинка! Виброхвост!
Что?! — не понял Блинков-младший.
— Виброхвост. Такая штука для рыбалки. Пластмассовая, вроде искусственной рыбки, только перед виброхвостом еще что-то цепляют — грузила там, крючки, — сообщила Кусачая княжна. — Мне Трохдрован объяснил. Говорит, пластмасса там особенная, рыхлая, и могла распухнуть внутри Бантика. Считай, что ты его спас. Так бы я не пошла к врачу из-за какой-то личинки. Бантик почти каждый день что-нибудь глотает.
Ну, хоть что-то сделали правильно, утешил себя Блинков-младший. Идти к Трохдровану не хотелось, но Ирка тянула:
— Пошли, надо рану промыть! Сыщик поплелся, как на казнь.
Князь торговался с азартом потомственного купчины. Отец выдал ему растрепанную пачку десятирублевок — наверное, из выручки от своих киосков. С каждой денежкой Князь прощался с болью, как будто отрывал от себя:
— Восемьдесят рублей за пощупать живот?! Давайте я вам пощупаю, и будем квиты.
— Здесь не базар, а ветеринарная клиника, — отвечал Трохдрован, с любопытством глядя на Князя. Его хамство, похоже, забавляло ветеринара.
— Ну и что? Клиника же ваша, и цены вы назначаете. Могли бы и скинуть. Я же за клизму плачу и не спорю. Туда-сюда, научная подготовка, расход воды и вазелина — это я понимаю. Но восемьдесят рублей за пощупать живот! Если б вы там что-нибудь нащупали, тогда другое дело…
Увлеченный торговлей. Князь не обратил внимания на Блинкова-младшего, но Трохдрован заметил его расцарапанную щеку.
— А это тебе в травмпункте добавили? — мрачно пошутил он и, отойдя к раковине в углу кабинета, стал мыть руки. — Иди сюда, умойся. Кто тебе так приложил?
Блинков-младший подошел к раковине и посмотрелся в зеркало. На одной щеке царапина, на другой четкий след рифленой подошвы.
— Какие-то курильщики в парке, — ответил он, обмывая лицо. В раковину стекала грязно-розовая вода.
— Курильщики? А, «пацан, дай закурить»! — догадался Трохдрован. — Зачем же ты из клиники убежал? Я бы и здесь перевязал тебе руку.
— Испугался, — вздохнул Блинков-младший. — Я, честно говоря, хотел пойти домой — боялся, что вы меня начнете колоть от бешенства.
— Ладно, не по-вашему, не по-нашему: сорок рублей! — невпопад сказал Князь, но Трохдрован его не слушал:
— От бешенства-то зачем? Собачка домашняя, где ей бешенством заразиться? Его лисы переносят. Бывает, летом за городом лиса покусает собаку… Этим полотенцем не утирайся, оно грязное. — Трохдрован достал из шкафчика и бросил сыщику накрахмаленное вафельное полотенце.
— Я кровью испачкаю, — сказал Митек.
— Постираем.
Усадив его за стол, ветеринар ловко обработал йодом царапину на Митькиной щеке и сорвал с покусанной руки присохшую марлю.
— Да, брат, здесь хуже. Придется потерпеть.
Рваные дыры от клыков бойцового пса были синие по краям. В середине темными озерцами блестела загустевшая кровь; из-под нее сочилась алая, свежая. Блинков-младший отвернулся.
Остро запахло спиртом. В маленький кривобокий тазик на столе полетела окровавленная марлечка. Руку дергало. Он покосился — Трохдрован орудовал длинным пинцетом с загнутыми кончиками. Еще раз Митек посмотрел на руку, когда к пылающей ране прикоснулось что-то холодное и мягкое — ага, салфетка с мазью.