— Одну минуту. — Он перевернул страницу и прочитал:

Улыбайтесь, не разжимая губ. Улыбка со сжатыми губами беспредельно таинственна и отвечает вашей задаче поразить воображение маркиза.

— Так вот почему они это делают, — пробормотал он, покосившись на Элизабет. — Эдикт номер двенадцать многое объясняет.

— Отдайте книгу! — потребовала она, протянув руку.

— На тот случай, если вам интересно, — сказал Джеймс, широко поведя рукой, — лично я предпочитаю женщин, которые умеют улыбаться. А так, — он растянул губы, изображая улыбку со сжатыми губами, — крайне непривлекательно.

— Вряд ли миссис Ситон имела в виду вашу гримасу. — Элизабет передразнила его застывшее лицо с вытянутыми в ниточку губами. — Думаю, это полагается делать так. — На сей раз она изогнула губы в изящной полуулыбке, от которой его охватила дрожь.

— Пожалуй, — произнес он, кашлянув, — так намного эффектнее.

— В голове не умещается, что я обсуждаю это с вами, — сказала она скорее себе, чем ему. — Почему бы нам просто не положить книгу на место?

— У нас не меньше десяти минут, прежде чем леди Дэнбери закончит завтрак. Не волнуйтесь. — Он снова обратился к красной книжке. — Я нахожу это все более увлекательным.

— А я нет! — бросила она.

Джеймс взглянул на Элизабет. Она стояла прямая как доска, сжав руки в кулаки. На щеках горели два красных пятна.

— Похоже, вы сердитесь, — заметил он.

— Ваша проницательность поражает

— Но я пытался вас рассмешить. Я и представить себе не мог, что вы обидитесь.

Ее взгляд стал жестче.

— Так, по-вашему, я смеюсь?

— Элизабет, — сказал он примиряюще, — мы же просто развлекаемся. Не может быть, чтобы вы серьезно относились к этой чепухе.

Она не ответила. Молчание тяжело повисло в воздухе, и Джеймс заметил искорку боли в сапфировых глазах девушки. Уголки ее губ дрогнули, затем плотно сжались, и она отвела взгляд.

— Господи! — выдохнул он, ощутив крошечные уколы вины, вонзившиеся в солнечное сплетение. — Простите меня.

Элизабет вздернула подбородок, но он видел, как ее лицо дрогнуло от сдерживаемых эмоций, когда она сказала:

— Теперь мы можем это прекратить?

Джеймс молча опустил руки и вручил ей книгу. Не поблагодарив, она взяла ее и прижала к груди.

— Я не знал, что вы ищете мужа, — сказал он, оправдываясь.

— Вы вообще ничего не знаете обо мне.

Неловким жестом он указал на книгу:

— Она оказалась полезной?

— Нет.

Ее безжизненный голос подействовал на него как удар под дых. Джеймс вдруг понял, что обязан что-то сделать. Он должен вернуть блеск ее глазам и теплые интонации голосу. Ему необходимо слышать ее смех и смеяться самому над ее невинными шутками.

Джеймс не смог бы объяснить, на чем основано его убеждение. Просто чувствовал, что обязан это сделать.

Он откашлялся и спросил:

— Не могу ли я как-нибудь содействовать вам?

— Простите, что вы сказали?

— Могу я вам помочь?

Элизабет бросила на него подозрительный взгляд:

— Что вы имеете в виду?

Рот Джеймса слегка приоткрылся, пока он пытался сообразить, что, черт побери, ему ответить.

— Дело в том… мне кое-что известно насчет того, как найти мужа — или, как в моем случае, жену.

Она вытаращила глаза:

— Вы женаты?!

— Нет! — воскликнул он, поразившись горячности, с которой опроверг ее предположение. Она явно успокоилась.

— О, слава Богу. Потому что вы… вы…

— Потому что я поцеловал вас?

— Да, — пробормотала она, щеки ее заметно порозовели вокруг красных пятен в центре.

Джеймс протянул руку и взял ее за подбородок, заставив посмотреть на себя.

— Если бы я был женат, Элизабет, то, будьте уверены, не стал бы ухаживать за другой женщиной.

— Как… благородно с вашей стороны.

— Я хочу сказать, что если вы действительно ищете мужа, я был бы счастлив оказать вам содействие.

Элизабет уставилась на него, не в силах поверить в парадоксальность происходящего. Вот она стоит перед человеком, из-за которого проплакала всю ночь напролет, а он предлагает ей свою помощь в поисках другого мужчины, за которого она могла бы выйти замуж.

— Этого не может быть, — сказала она. — Просто не может быть.

— Не понимаю, почему, — невозмутимо заметил Джеймс. — Я считаю вас своим другом и…

— Каким образом, скажите на милость, вы могли бы мне помочь? — осведомилась Элизабет, недоумевая, какого дьявола она вообще обсуждает с ним эту тему. — Вы новичок в наших краях. А следовательно, даже не можете представить меня подходящим кандидатам. К тому же, — добавила она, небрежно указав на него, — вы ничего не смыслите в том, как следует одеваться.

Он возмутился:

— Ну, знаете!

— Ваша одежда, конечно, недурно сшита, но видала виды и давно вышла из моды.

— Как и ваша, — ответствовал он с насмешливой ухмылкой.

— Знаю! — бросила она. — Именно поэтому я нуждаюсь в помощи того, кто знает, о чем говорит.

Джеймс склонил голову, а затем запрокинул ее назад, стараясь удержаться от резкого ответа. Нахальной девчонке следовало бы взглянуть на его лондонский гардероб. Завал одежды, и все по последней моде — без всяких там пошлых полос и рюшей.

— С чего это вам так захотелось выйти замуж? — поинтересовался он, решив, что важнее разобраться в сложившейся ситуации, чем отстаивать свое умение одеваться со вкусом.

— Не ваше дело.

— Позвольте с вами не согласиться. Чтобы помочь, я должен быть в курсе дела.

— Я пока не приняла вашего предложения о помощи, — возразила Элизабет.

Его взгляд упал на книгу.

— Вам непременно нужен маркиз?

Она моргнула, не понимая.

— Простите?

— Это должен быть маркиз? — повторил он. — Вам нужен титул? Это так важно?

Она невольно попятилась от его резкого тона.

— Нет.

Джеймс ощутил, как расслабились мышцы. Он не отдавал себе отчета, в каком напряжении находится, как важен для него ее ответ. Всю свою жизнь он с болью сознавал, что его общественное положение важнее, чем он сам. Отец никогда не называл его сыном, только наследником. Предыдущий маркиз не знал, как относиться к ребенку. Он обращался с Джеймсом как с миниатюрной копией взрослого. Детские шалости воспринимались как оскорбление титула, и Джеймс быстро научился скрывать свою живую натуру под маской серьезности и послушания — по крайней мере когда находился в обществе отца.

В школе он пользовался популярностью — как и все атлетически развитые мальчишки, обладавшие общительным нравом, — но ему понадобилось некоторое время, чтобы выделить настоящих друзей среди тех, кто видел в нем средство достигнуть лучшей жизни и высокого общественного положения.

А потом в Лондоне — Боже правый! Дамам было все равно, окажись у него две головы или телосложение слона. «Маркиз, маркиз, — сопровождал его шепот. — Богат. Живет во дворце». В качестве преимуществ упоминались также приятная внешность и молодость, но ни слова об уме, чувстве юмора или, скажем, улыбке.

Если уж на то пошло, Элизабет Хочкис — первая женщина, которой он понравился, представившись управляющим.

Он перевел на нее взгляд.

— Значит, не маркиз? — вкрадчиво спросил он. — А как же книга?

Ее сжатые в кулаки руки затряслись. У нее был такой вид, словно она сейчас топнет ногой.

— Да потому, что так написано на обложке! Потому что она не называется «Как выйти замуж за нетитулованного джентльмена, обладающего некоторым состоянием и умеренным чувством юмора». Не знаю, какие еще объяснения вам нужны.

Джеймс не удержался от улыбки.

— Вообще-то я сомневаюсь, что могла бы привлечь титулованного господина, — уныло добавила Элизабет. — У меня нет приданого, и меня не назовешь бриллиантом чистой воды.

Здесь они расходились во мнениях, но он сомневался, что ему удастся ее переубедить.

— У вас есть кто-нибудь на примете? — поинтересовался он.

Элизабет выдержала красноречивую паузу, прежде чем ответить.