Он накрыл ладонью и сжал, поддразнивая, ее бедро, так что его большой палец оказался в тревожащей близости от скрывавших ее женственность завитков.

А затем он коснулся ее.

Она и представить себе не могла, что способна ощущать такой жар и трепет, так отчаянно желать прикосновения другого человека.

Джеймс шептал ей слова любви, его горячее дыхание обжигало ее ухо, а пальцы дразнили и возбуждали. Каждый раз, когда ей казалось, что она достигла предела и больше не вынесет, он увлекал ее еще выше, поднимая на новый уровень страсти.

Элизабет вцепилась в траву, опасаясь, что если обнимет Джеймса, то разорвет его рубашку. Однако он прошептал, скользнув пальцем в ее лоно:

— Коснитесь меня.

Напуганная собственной страстью, она осторожно поднесла руки к воротничку его рубашки. Верхняя пуговица была расстегнута. Она быстро расстегнула вторую, спеша дотронуться до его кожи.

— Бог мой, Элизабет! — выдохнул Джеймс. — Вы меня убьете.

Она остановилась, метнувшись взглядом к его лицу.

— Не бойтесь, — сказал он, невольно рассмеявшись. — Мне хорошо.

— Правда? Потому что… о-о-ох!

Элизабет не имела представления, что именно он сделал пальцами, но нараставшее внутри нее давление достигло предела, и последовал взрыв. Ее тело напряглось, выгнулось, затрепетало, и, когда наконец содрогнулось, ей показалось, что она разлетелась на тысячу осколков.

— О, Джеймс, — вздохнула она, — вы дали мне возможность ощутить такое блаженство!

Его тело все еще оставалось твердым, как гранит. Он страдал от неутоленного желания и знал, что не сможет удовлетворить его этим вечером. Руки его дрожали от напряжения, и он перекатился на бок, вытянувшись рядом с ней на траве. Упершись локтем в землю, Джеймс смотрел на Элизабет. Глаза ее были закрыты, и Джеймс понял, что никогда в жизни не видел ничего прекраснее.

— Мне так много нужно вам сказать, — прошептал он, целуя ее в волосы.

Глаза Элизабет распахнулись:

— Что?

— Завтра, — пообещал он, ласково поправляя ее спущенный лиф. Казалось преступлением закрывать такую совершенную красоту, но он знал, что ее смущает нагота. Точнее, будет смущать, когда она вспомнит о ней.

Элизабет покраснела — в порыве страсти она забыла, что полуодета.

— Почему не сегодня? — спросила она.

Резонный вопрос. Джеймс испытывал искушение назвать свое настоящее имя и попросить ее выйти за него замуж, но сдержался. Руку и сердце предлагают раз в жизни, и он хотел, чтобы все было безупречно. Он встретил женщину, которая полностью завладела его душой, о чем он даже не мечтал. Элизабет заслуживает роз и бриллиантов и того, чтобы увидеть его коленопреклоненным перед ней.

К тому же Джеймс считал своим долгом предупредить Агату, что больше не намерен скрывать свое имя.

— Завтра, — пообещал он снова. — Завтра.

Это, видимо, удовлетворило девушку, поскольку она вздохнула и села.

— Думаю, нам пора возвращаться.

Он пожал плечами и усмехнулся:

— У меня нет срочных дел.

Элизабет состроила строгую гримаску:

— Зато у меня есть. Леди Дэнбери обрабатывала меня целую неделю, настаивая, чтобы я пошла на маскарад. Не представляю, что будет, если я так и не появлюсь. — Она бросила на него кислый взгляд. — Она чуть не довела меня до безумия. Еще одна бесконечная нотация по поводу моего отсутствия, и я окончательно свихнусь.

— Да, — согласился Джеймс, — что-что, а наказать виновного она умеет.

— Почему бы вам не пойти со мной? — спросила Элизабет.

Ни в коем случае. Его непременно узнают.

— Рад бы, — солгал он, — да не могу.

— Почему?

— Э-э… запылился в дороге и…

— Одежду можно почистить.

— У меня нет маскарадного костюма.

— Ба! Половина мужчин отказалась надевать костюмы. А маску мы найдем.

В полном отчаянии он выпалил:

— Я не могу появиться на публике в таком состоянии!

Элизабет закрыла рот, проглотив очередной аргумент, но через несколько секунд неловкого молчания все же спросила:

— Что вы имеете в виду?

Джеймс застонал. Неужели никто не объяснил ей? Очевидно, нет. Ей было восемнадцать, когда умерла ее мать, а представить свою тетку в роли наставницы юной девушки он просто не мог. Он покосился на Элизабет, с простодушным ожиданием взиравшую на него.

— Как я понимаю, вы не позволите мне отделаться словами, что мне хотелось бы окунуться в озере?

Она замотала головой.

— Я так и думал, — пробормотал Джеймс.

— Вы не… ах…

Он ухватился за ее слова:

— Вот именно! Я — нет.

— Проблема в том, — сказала Элизабет, избегая его взгляда, — что я не совсем понимаю, чего вы не сделали.

— Я объясню вам позже, — пообещал он. — Господи помилуй, да если я этого не сделаю, то просто не доживу до конца месяца.

— Значит, через месяц?

Месяц? Он что, совсем спятил? Придется обзавестись специальной лицензией.

— Через неделю. Не больше.

— Понимаю.

— Не думаю. Но поймете.

Элизабет кашлянула и покраснела.

— О чем бы вы ни говорили, — пролепетала она, — у меня такое чувство, что это не слишком прилично.

Он поднес ее руку к губам.

— Вы по-прежнему девственница, Элизабет. А я чертовски разочарован.

— О! Я… — Она застенчиво улыбнулась. — Спасибо.

— Я мог бы сказать, что это пустяки, — заявил Джеймс, взяв ее под руку, — но это была бы явная ложь.

— Полагаю, — лукаво добавила Элизабет, — вы также не можете сказать, что это доставило вам удовольствие.

— Это была бы непростительная ложь.

Она засмеялась.

— Если вы не начнете оказывать мне должного уважения, — проворчал Джеймс, — мне придется окунуть вас в озеро вместе с собой.

— Вас уже и поддразнить нельзя?

— По-моему, мое многострадальное тело и так достаточно натерпелось. Больше оно просто не вынесет.

Элизабет снова захихикала.

— Простите, — выдавила она. — Я и не думала смеяться над вами, но…

— Вы только этим и занимаетесь. — Он попытался сдержать улыбку, впрочем, без особого успеха.

— Ну хорошо, я смеялась, но только потому… — Она остановилась и, протянув руку, коснулась его лица. — Только потому, что в вашем присутствии я чувствую себя счастливой и свободной. Не помню, когда в последний раз мне было так легко.

— А в кругу семьи? — спросил Джеймс. — Вы же обожаете своих домочадцев.

— Конечно. Но даже когда мы смеемся и шутим — одним словом, прекрасно проводим время, — надо мной словно висит облако, постоянно напоминающее, что я могу всего лишиться. Что у меня все отберут в ту же секунду, как я окажусь не в состоянии обеспечивать семью.

— Больше вам не придется тревожиться об этом, — клятвенно заверил он ее. — Никогда.

— О, Джеймс, — печально сказала она, — с вашей стороны очень мило так говорить, но я не представляю себе, как вы сможете…

— Положитесь на меня, — перебил он ее. — У меня имеется несколько фокусов в рукаве. К тому же, как вы сами сказали, когда вы со мной, это мерзкое облако исчезает.

— Когда я с вами, то забываю обо всех тревогах, но это не означает, что их нет.

Он ласково похлопал ее по руке:

— Я вас еще удивлю, Элизабет Хочкис.

В дружелюбном молчании они двинулись по направлению к дому. По мере приближения звуки празднества — музыка, гомон голосов и раскаты смеха — становились громче.

— Кажется, бал удался, — заметила Элизабет.

— Леди Дэнбери на меньшее не согласится, — отозвался Джеймс.

Он бросил взгляд на величественное каменное здание, открывшееся их взору. На лужайке толпились гости, и он понял, что нужно исчезать, пока не поздно.

— Элизабет, — сказал он. — Я должен идти, но завтра непременно к вам зайду.

— Прошу вас, останьтесь. — Она улыбнулась, трогательно распахнув темно-голубые глаза. — Мы с вами еще ни разу не танцевали.

— У нас все впереди, обещаю. — Джеймс вглядывался в слонявшуюся поблизости публику. Вроде бы никого из знакомых, но предосторожность никогда не бывает лишней.