Мы все здесь вавилонские блудницы! Как же права была Фессания.

С другой стороны, почему бы и не дать волю желаниям и фантазиям? Иначе ведь можно просто задушить себя, как уже душила Алекса своими запретами спрятавшаяся в Каскадных горах коммуна.

Не купайся нагишом с сестрой твоей; не сотвори кровосмешение; не возись с мальчиками; не поддавайся греху гомосексуальности; мы должны поддерживать рождаемость. Не вступай в случайные связи с чужими мальчиками и девочками; чужак есть потенциальный враг, расхититель продовольственных запасов, разносчик болезней, насильник, убийца, коммунист, Иуда. Мораль вооруженного сервивалиста.

Однако ж, если людей не придушивать, разве вскинется обжигающее пламя желаний? Именно оно, желание, творило историю. Общества, просто получавшие удовольствие от самих себя, не оставили ни малейшей отметки. Лотофаги, праздные мечтатели Полинезии, сохранились только потому, что их никто не заметил.

Вавилон вывел новое уравнение: исполнение желания плюс опасность наказания, обращения в рабство, смерти.

Рисуя в воображении резвые шалости свадебного пиршества — с его жестким базовым теократическим мотивом, — Алекс все ближе подходил к возлежащему на камне быку. По обе стороны от бронзового монстра высились громадные, в рост человека, незажженные свечи. Бык притягивал его к себе так же неумолимо, как совсем недавно Вавилонская башня. Внутри зловеще помигивал огонь. Крик за спиной:

— Стой, раб!

Слова отдались эхом. Алекс обернулся. Маг! Он стоял у одного из черных полотнищ — должно быть, выступил из потайного коридора или комнаты.

— Раб!

Алекс повернулся и бросился к занавесу над ходом, через который попал в зал. Маг, шурша черными одеждами, устремился наперерез. С лестницы уже доносились торопливые шаги. Маг сделал ложный шаг в сторону. Колпак свалился на пол. До спасительного выхода оставалось несколько шагов.

Однако вместо того, чтобы попытаться схватить беглеца, маг применил футбольный прием, бросившись ему в ноги. Прежде чем Алекс успел подняться, маг атаковал его снова, придерживаясь той же тактики. И снова с успехом. В следующее мгновение подоспевшие на помощь люди в черном прижали Алекса к полу.

Зажав руку болезненным замком, его поставили на ноги. Он невольно вскрикнул.

— Молчи! — прошипел первый маг. — Нельзя тревожить повелителя Мардука.

— Тогда прекратите выкручивать руку! Боль стихла, дискомфорт остался.

— Это не наш раб.

— Не наш.

— Однако ж у него знак льва.

— И то верно.

Через несколько часов Алекса выволокли из мрачной и сырой дыры и привели к алтарю. Горели свечи.

Стоявший у базальтового постамента отец Фессании поглаживал бронзовый бок спящего быка. Проверяет, не остыл ли? Теперь Алекс заметил в складках бронзовой шкуры прорези и вентиляционные отверстия. Идол был полый. Что касается Мардука, то он облачился в ночной халат и напялил трезубую корону. На пленника жрец смотрел с нескрываемым любопытством.

Помня о предостережении Фессании, что люди Мардука могут применять пытки, Алекс отвечал смиренно и покорно, приправляя ложь правдой. Или наоборот. Что она слышала? Может, Фессания всего лишь хотела припугнуть его?

— Великий Бог, — захныкал Алекс, — я прошу прощения. Сжалься. Я раб твоей дочери, госпожи Фессании! Вот почему у меня этот знак. Любопытство овладело мной. Сон не пришел ко мне, и я отправился в молельню и заглянул за занавес. Увидел ступеньки и попал в туннель…

— Как ты открыл дверь?

Алекс рассказал, и водянистые глаза бога похолодели.

— Госпожа Фессания ничего мне не говорила! Я просто угадал.

— Она и не могла ничего тебе сказать, потому что сама ничего не знает! Да и с какой стати ей доверять такой секрет какому-то рабу?

Алекс опустил голову.

— Не знаю.

— Но, может быть, ты пришел с другой стороны! Из Вавилонской башни. Только глупец попытался бы сбежать из моего дома через храм!

— Я не пытался сбежать, Владыка! Нет! Я только хотел посмотреть.

— Может, ты и есть дурак. Ловкий, но дурак. А может, убийца.

— На мне твой знак, Владыка.

— Знак может поставить каждый, у кого есть на то достаточная причина. — Мардук повернулся к одному из магов. — Иди и попроси мою дочь явиться сюда для опознания раба.

Маг поспешно бросился исполнять повеление.

— Я часто бываю богом милосердным, — продолжал Мардук. — Тем более сейчас, в преддверии счастливого события. Но чтобы охранять город от беспорядка, нужно быть справедливым и жестоким. Если моя дочь не признает тебя, правду вытянут клещами. А потом и ту правду, что кроется за ней. Через какое-то время ты уже перестанешь быть тем, кем был раньше. А в конце то, что останется от твоих отделенных членов, поплывет по этой канаве к реке, а вслед за ними твое неуклюжее туловище. Если же моя дочь признает тебя — тебя, снедаемого любопытством, — то будешь ты поглощен огнем в чреве моего быка. — Мардук хлопнул идола ладонью, и тот отозвался гулким мычанием. — Крики твои будут выходить ревом через его ноздри. По сравнению с первым вариантом довольно быстрая смерть.

— Владыка, — с сомнением пробормотал маг. Мардук бросил на него свирепый взгляд, потом улыбнулся.

— Шучу. Человеческие жертвоприношения будут проводиться со всем возможным состраданием. Тебе, ничтожный раб, дадут настой для притупления ощущений. Мы думали, кто будет первой жертвой…

Сердце дрогнуло и заколотилось.

— Жертвой…

— Да, жертвой! Для утверждения власти Мардука! Без жертвоприношения нельзя. Смертный, принявший смерть в брюхе бога! А потом бессмертный Мардук берет новую жену.

Безумие. Или нет?

Может быть, благоговение и ужас перед таким событием, а также облегчение, испытываемое каждым, кто не стал жертвой, и есть психологическая защита от безумия? Может быть, это тоже часть хитроумного плана Мардука?

К черту планы! К черту душевное спасение! К черту все, кроме выживания! Сейчас главное — не умереть, не стать жертвой этого безумного, ужасного древнего обычая!

Захочет ли Дебора вступиться за него? Попросит ли помиловать его в знак особой милости к невесте бога?

— Я думал, — продолжал Мардук, — взять для жертвоприношения нежеланного ребенка, ублюдка, отродье нищего. И тут вдруг этот раб. Может быть, маги, это знак? Если только он настоящий раб. Посмотрим.

Часа через два Алекса провели наверх через сталагмитовый зал с отвратительными статуями и доставили в комнату, убранство которой он, учитывая обстоятельства, оставил без внимания. Фессания сидела, потягивая какой-то напиток. Мардук, облаченный в роскошное одеяние, держал в руке кубок с вином.

— Ага, — произнес бог, — знаешь ли ты этого раба?

Алекс умоляюще смотрел на Фессанию, отчаянно пытаясь вложить в немое послание и заверение в том, что он вовсе не собирался бежать от нее, и мольбу о спасении, и обещание верности. Не слишком ли много для пары глаз?

Поколебавшись, Фессания уверенно тряхнула головой.

— Конечно, я его знаю. Это мой раб.

— Вот как. В таком случае он останется здесь. Благодарю тебя, Фессания. Не сомневаюсь, что тебе есть чем себя занять.

— Он что, пытался сбежать? — вскользь спросила она. — Со мной Пракс. Мы заберем раба с собой. Он заслужил наказание и будет выпорот и заклеймен.

— Нет, он останется.

— Почему?

— Госпожа, меня собираются убить! — выпалил Алекс. Стоящий рядом маг наотмашь ударил его ладонью, в

кровь разбив губы и едва не лишив зубов.

— Не попорти лицо, — предупредил Мардук. Фессания встала, и Алекса захлестнуло отчаяние. Однако она осталась, чем немало его удивила.

— Отец, — спокойно сказала девушка, — если ты оставишь моего раба здесь, я определенно — назло тебе — заколю Музи в первую же брачную ночь, когда этот боров засопит после того, как изнасилует меня.

— Убьешь мужа, и тебя прилюдно посадят на кол.

— О нет! Не посадят, потому что я покончу с собой. Хотя… зачем ждать? Если ты не отпустишь раба со мной, я отравлюсь еще до свадьбы.