— Боже… Боже… Дайте мне убить эту скоти-ину…

— Нет вопросов! — крикнул я. — Он твой.

Неправда, хотел тут же закричать я, но у меня подогнулись ноги, в полной темноте перед глазами завертелось что-то вроде пурпурной измятой тряпки, в ушах что-то глухо звякнуло. Нащупав вытянутой рукой зад «матадора», я тяжело оперся на него, чувствуя, как под моим весом прогибаются рессоры.

— Венди, — услышал я голос сержанта Лонгфелло. — Ты в машине?

— Да…

— На всякий случай не включай фары! Иду к тебе… Я сосредоточился, напрягся и выпрямился.

— Если я правильно помню, у этого типа «форда» стандартно имеется только одна лампа плюс аварийная, а свет распространяется с помощью световодов, — сказал я в темноту.

— А какая нам разница? — крикнул из темноты Кашель. — У нас нет времени, садись в машину, и тараним ворота. Насколько я успел заметить, они прямо напротив. Ну?

Я обошел «матадор» сзади и посмотрел на часы; действительно, времени у нас уже не оставалось. В любую секунду дом Даркшилда мог взлететь на воздух, похоронив все следы, доказательства и тела. На ощупь добравшись до дверцы, я нашарил ручку и забрался внутрь. Я слышал, как Кашель что-то бормочет про себя, Венди быстро дышала носом. Отчего-то я почувствовал себя безопаснее, словно крыша «форда» могла нас предохранить от последствий взрыва. Я решил даже не сползать на пол, пусть будет, что будет. Найдя в кармане пачку сигарет и зажигалку, я вытащил одну сигарету, и в то же мгновение сержанту удалось завести двигатель, и он вдавил педаль газа до упора.

— Держитесь! — заорал он.

Машина дернулась и с визгом рванулась вперед, оставив на полу слой резины. Я наклонился вбок, вжавшись в сиденье. Раздался металлический грохот, мы врезались в двери гаража, и дневной свет ударил в наши привыкшие к темноте глаза.

— Прямо! — крикнула женщина. — Это газон-Сержант не жалел ни двигателя, ни топлива, ни

шин, не жалел вообще ничего, все дальше отдаляясь от дома, который должен был стать нашей могилой.

Я выпрямился и протер глаза. Перед нами была еще часть газона и узкая полоса круглого цветника, позади нас оставались дом, все еще целый и невредимый, изрытый газон и изуродованный на небольшом отрезке цветник. Кашель съехал с газона и поставил «форд» боком к дому. Я выбросил сломанную сигарету, которую все еще держал в пальцах, достал другую и закурил; лишь после этого ко мне вернулись хорошие манеры, и я протянул пачку Венди. Она взяла сигарету и закурила, демонстрируя определенную сноровку, но заядлой курильщицей она явно не была. Сержант отказался, молча покачав головой.

— Ты случайно не взял с собой жонзака? — спросил я.

— Взял, но когда увидел, как ты раз за разом промахиваешься, пришлось его бросить и поискать какую-нибудь палку.

Проглотив горькую пилюлю, я глубоко затянулся и сказал:

— В самом деле, если бы ты не расколотил палкой ту последнюю лампу…

— Именно! Если бы ты до этого не разбил шесть других…

— Ну ладно, мы оба великие…

— … только я более великий! — закончил сержант. — Я думал, ты уже забыл про эти ваши дурацкие обмены репликами.

— Да вот, бывает иногда, — скромно сказал я. — Кроме того, это не мое, а Орвелла. — Я посмотрел на дом, который все так же стоял на месте, и ничто не говорило о том, что он должен рухнуть. — Слушайте, а может, Даркшилд специально нас спровоцировал, чтобы мы послушно сидели в доме и ждали его возвращения?

— Идиот! — К Венди вернулся ее прежний темперамент. — И поэтому он столь чудесным образом подгадал смерть Дейтона…

— Ну да, я не подумал, извини…

— Неважно. Дейтон был, но теперь его нет, и сейчас меня интересует только и исключительно полковник и его новый… собственно, старый приятель. — Она подняла голову, оторвав взгляд от обивки сиденья, сильно затянулась и посмотрела мне в глаза, не выпуская дым из легких, отчего, впрочем, не стала мне ближе, и красивее тоже не стала. — Я отвезу вас к месту переброски, но я должна знать, что вы собираетесь сделать с Даркшилдом.

— Это зависит от того, будет ли он наказан здесь.

— Может быть, может быть…

— В таком случае мы заберем его к нам, там его наверняка накажут.

— Кх-гм! — осторожно вмешался в разговор Кашель. — Мы ведь их еще не поймали, верно?

— Ох, не надо, сержант. Так приятно порой бывает помечтать о чем-нибудь хорошем. — Я открыл дверцу и вышел. — Я поведу.

Кашель послушно отпустил руль и вышел из машины, но за его спиной вперед пересела Венди и открыла окно.

— У меня есть документы, у вас нет. И я умею быстро ездить.

Я сел обратно, Кашель сел рядом со мной, вынул из кармана и положил мне на колени «обрегон» с одним патроном.

— Я даже не подумал, что мог бы из него выстрелить, — извиняющимся тоном сказал он. — Нужно признать, Даркшилд сумел превратить нас в тряпки там, в доме.

— Да. Давно я уже не чувствовал себя так отвратительно, даже боялся, а это — конец для детектива.

Венди передвинула рычаг переключения скоростей, и машина плавно тронулась с места. Я сунул револьвер за ремень брюк. Руки у меня дрожали, и мне было необычно сложно попасть стволом в нужное место. Кашель ткнул меня пальцем в колено:

— А ты чего хотел — оставаться вечно молодым, проворным и безупречным?

Я хотел сказать, что почему бы и нет, что разве это я придумал старость, послеобеденный сон и темные пятна на коже рук, но тут сзади донесся глухой удар. Я обернулся. Дом полковника словно провалился внутрь себя, и над ним поднималось большое облако пыли, вращавшееся в безветренном воздухе, словно в детском мультфильме. Венди машинально затормозила, я похлопал ее по плечу, но она лишь попыталась сбросить мою дружескую руку. Я убрал руку — вовсе не обязательно сразу заводить дружбу с каждым, кто поможет мне спасти жизнь, тем более что в конечном счете я помог ей спасти свою, так что мы квиты. Мы выехали на шоссе и свернули направо. Я зевнул, потом еще раз и еще. Тряхнув головой, я открыл рот, но вместо того чтобы заговорить с Кашлем, едва не вывихнул себе челюсть. За минуту я выполнил двухнедельную норму, зевнув около сорока раз. Кашель смотрел на меня сперва с удивлением, затем ошеломленно, а потом в его взгляде не осталось уже ничего, кроме раздражения.

— Реакция, — выдавил я в паузе между двумя раздирающими рот зевками. — Организм разряжается. — Я зевнул еще раз и, застонав, наклонился вперед. — Можешь теперь нам сказать, сколько у нас времени? Где тот чертов проход? Что в том фургоне?

— Я сама точно не знаю, — проворчала она, бросая на меня малоприятный взгляд. Не похоже было, что в этом воплощении мы сумеем подружиться, а в следующем наверняка станем котом и собакой. — Но могу сказать одно: границу можно пересечь только на том микроавтобусе.

— Может, там только какой-то шифр или датчик?

— Не знаю, может быть. Мне говорили, что машина и стационарная установка составляют единую систему, которая работает только в данном составе.

Я задумался.

— Что ты знаешь о том месте, где происходит пересечение границы? Есть там другие люди Даркшилда? Сколько? Оружие? Как они общаются друг с другом? Как они застраховались от случайной проверки, наплыва туристов или еще чего-нибудь? Что нам угрожает во время погони за полковником, где могут скрываться ловушки?

— Нигде. Все просто и тривиально. Переход находится на территории моей сельской усадьбы, ясно? Усадьба небольшая, не вызывает ни у кого ни зависти, ни интереса. Зато она достаточно хорошо охраняется, но я знаю все коды, и они не могут их поменять. — Она обогнала шедшую впереди машину. — Это в двухстах восьмидесяти километрах отсюда. У Даркшилда преимущество в час, но он не будет торопиться, он не любит быстрой езды, и у него нет причин для спешки. — Она посмотрела в зеркало на мою реакцию; пока что она рассуждала логично, и я не видел поводов с ней спорить. — Ведь он уверен, что…

— О черт… — простонал я, бросился вперед, схватил трубку телефона и дернул изо всех сил. Тонкий провод даже не пытался сопротивляться. Я швырнул трубку на пол возле своих ног и посмотрел на Кашля. — И из-за такого дерьма…