— Теперь встает другой вопрос, как нам миновать парней самого Эль-Хаджи? Насколько я помню, мы идем как раз в сторону их кишлака.
— Разберемся!
— Как бы с нами не разобрались…
К утру мы совершенно выбились из сил. Днем передвигаться по горам довольно опасно. Можно легко нарваться на моджахедов. Или заметят издалека пастухи, а потом доложат кому надо. То есть тем же моджахедам или наркоторговцам.
Перед восходом солнца мы сошли с дороги и забрались на гору. Немного поплутав, обнаружили небольшое укрытие. Несколько камней, сложенных природой наподобие домика. Там мы разбили свой лагерь до следующей ночи. Перед тем как уснуть, хватили по глотку водки и зажевали бутербродом.
Путникам в горах будильник не нужен. Ночной холод разбудит кого угодно. Проснулись. Подкрепились на дорожку и снова заплутали среди камней. Через пару часов вдали проступили очертания кишлака. Мы посовещались шепотом и убедили друг друга, что кишлак наверняка охраняется. Надо обойти его стороной. Стороной — значит по горам. Эх!
Только к утру мы смогли обогнуть кишлак и свалились без сил под какой-то камень. Здесь мы снова перекусили. Влили в себя бутылку водки и забились в какую-то щель. Жара подействовала усыпляющее. Не прошло и минуты, как мы отключились.
За все время нашего путешествия мы с Сашкой практически не разговаривали. Для журналистов это невыносимо. Всегда ведь хочется брякнуть что-нибудь умное. Но, во-первых, надо было беречь силы и не сбивать дыхания. Во-вторых, болтать в горах — значит, привлечь к себе тех, кому не спится по ночам, то есть боевиков.
С заходом солнца мы выползли из-под валуна, разложили бутерброды. Откупорили водку.
— За здравие, — Колчин опрокинул бутылку, профессионально отсчитал три булька и передал мне.
— За здравие, — я тоже сделал три глубоких глотка.
— И мне налейте. Холодновато сегодня.
Мы вздрогнули.
В полоску лунного света вошел Акрам.
— Не ожидали?
Я протянул ему бутылку. Он хлебнул и вытер губы.
— Куда путь держите, добрые люди?
— К исмаилитам, мил человек, — ответил Колчин.
— Я так и знал. Что ж, ребята, вы свой выбор сделали и не оставили выбора мне. Товарищ майор! — крикнул Акрам в темноту.
В поле зрения вошел ухмыляющийся Федулов-Друзин.
— Так-так-так! Друзья в сборе! Водка льется!
— Встреча с кретином в горах, — буркнул Сашка.
Улыбка Федулова стала еще шире. Из темноты проступило оцепление из автоматчиков. Видимо, они караулили нас уже пару часов.
— Не многовато? — спросил я, указывая на бойцов.
— Пожалуй, — согласился Федулов. — Но мы же не знали, вдруг вы с оружием? Акрам уверял нас, что вы не взяли автоматы. Но, будучи в курсе, как ты, Леша, положил боевиков, мы на всякий случай подготовились.
Значит, уже «будучи в курсе». Что-то не завидую я себе.
— Ты предал нас, Акрам, — укорил Колчин.
— Не предал, а принял единственно верное для меня решение. Я вам предлагал остаться. Вы сбежали. Я подождал денек для проформы. Вы не вернулись. И тогда я сообщил Федулову, что принимаю его предложение. Он пообещал переправить большую партию моего груза в Москву. В сущности, он сделает ту работу, которую я предлагал вам. Так что чистый бизнес. Ничего личного.
— Я сомневаюсь, что они себя-то смогли бы переправить в Москву, а не то что груз, — хохотнул Федулов. — Так что ты, Акрам, не много потерял. Я бы даже сказал: много выиграл.
Майор повернулся к нам, и улыбка сползла с его лица.
— Вставайте, руки за спину.
Мы повиновались.
Сзади подошли солдаты и заковали нас в наручники.
В следующую секунду нас прикладами сбили на землю и потащили за ноги к дороге. Там уже поджидало несколько грузовых машин. Уверен, солдаты не читали Гаагскую конвенцию о военнопленных. Особенно не церемонясь, как дрова, они забросили нас в кузов. Я вторично рассек себе лоб о какую-то выпирающую железяку. Кровь затекла в глаза. Сашка тихонько стонал от удара об доски.
— Что, не мягко? — спросил сверху глумливый голос, и мы получили по удару прикладом в голову. Я отключился с чувством благодарности. Не очень-то и хотелось смотреть на эти рожи.
Очнулся от вспышки невыносимой боли. Кто-то пыхтел на моем лице и разрывал его когтями. Тварь!
— Колчин! — завопил я в ужасе. Кругом стоял непроглядный мрак.
Сашка подполз поближе. Развернулся ко мне ногами. Первый раз промазал, долбанул мне каблуком в скулу.
— Выше бей, сука! — еле шевельнул я разбитой челюстью.
Колчин снова ударил, и тварь, шипя, отскочила в темноту.
— Что это было? — промямлил я.
— Летучая мышь. Решила тобой перекусить. Или жениться на тебе. Что, впрочем, одно и то же, — Сашка зашелся нервным смехом.
— Сволочи, все так и хотят поживиться за мой счет! В любом случае, спасибо.
— За что спасибо? — Он снова зашелся нервным смехом. — За мышь или за удар по морде?
— И за то, и за другое.
— Всегда рад!
— Где мы? — спросил я, силясь осмотреться. Мешала кровь и кромешная темнота.
— В какой-то дыре, — Колчин лег рядом. — Вон туда посмотри, — он кивнул головой в сторону светлого пятна. — Там окно. Мы в каком-то подвале. Я отключился после того удара. Видимо, мы провалялись целый день.
— Наверняка нам вкололи что-то. Не могли мы просто так проваляться столько времени.
— Может быть. Только какая теперь разница?
— Да, в сущности, никакой.
Дверь в темноте скрипнула. Мы повернули головы на звук. К нам шли какие-то фигуры. Они подхватили нас под руки и потащили к выходу. Я пробовал самостоятельно передвигать ногами, но у меня не получалось. Наручники больно впивались в запястья. При каждом шаге я кряхтел от боли. Позади скрипел Колчин.
На расстрел, что ли?
Но нас повели наверх. Когда миновали второй этаж, я понял, что наша казнь откладывается. Я знаю военных. Много с ними общался. И ни разу не слышал, чтобы они расстреливали кого-нибудь на крыше. Даже если очень надо было. А бросать нас оттуда — слишком низко. Здания у военных всегда очень низкие.
Моей головой открыли дверь, и мы оказались в освещенном лампами кабинете. От света я зажмурил глаза.
— Оклемались? — спросил Федулов.
Нас усадили на стулья.
— Теперь поговорим.
Солдаты затопали башмаками и хлопнули дверью.
Я с трудом разлепил глаза и огляделся. Сашка сидел по правую руку. На него страшно было смотреть. Лицо все затекло от синяков и ссадин. Из носа — дорожки засохшей крови. Наверное, я выглядел ничуть не лучше. Колчин глянул на меня и содрогнулся.
Значит, нас били. Можно сказать, забивали насмерть. Ничего нам не вкалывали. Били, а потом по какой-то причине решили оставить нас в живых. Вот что это за причина?
Голова отказывалась думать. Хотя от этого зависела наша жизнь. Федулову нет резона таскаться с нами. Мы и так знаем про него столько, что ему хватит не на одно пожизненное заключение. Он явно хочет что-то вытянуть из нас. С другой стороны, Александр Петрович первоклассный мастер по допросам и сразу поймет: правильно он оставил нас в живых, или мы действительно не обладаем нужной ему информацией.
— Знаешь, что это такое? — Федулов держал в руках медальон, который я дал когда-то Вике.
Я кивнул.
— У твоей Вики совсем другой, подделка. Помнишь работягу Решкина? Мастера на все руки? У него еще талисман-пуля от нечисти на шее висела?
— Хороший был человек, — вставил Колчин.
Александр Петрович пропустил реплику мимо ушей.
— Это я попросил его тем же вечером смастерить точную копию медальона. Потом сделал так, чтобы ты подобрал подделку там, на заставе. Возле трупа Решкина. Помнишь, вначале я к нему подошел? Незаметно обронил и стал наблюдать за тобой. А ты оказался очень глазастым. И мне это весьма пригодилось. С твоей помощью мне удалось направить исмаилитов по ложному пути. Как видишь, все прошло как по маслу. Они бросились за тобой. А меня сочли убитым.