Я несколько завис:

– Странно… насколько мне известно управление корпуса в Херсоне разместилось. А вы здесь… Ну да это только к лучшему. Вам ведь подчиняется гарнизон Одессы?

Мрачный значковый лишь рукой махнул:

– Да какой там гарнизон…

Полковник укоризненно посмотрел на Березовского, предостерегающе протянув:

– Александр Иванович…

Но тот отмахнулся:

– Полно-те Григорий Петрович. Чтобы узнать численность, местоположение и специализацию частей гарнизона достаточно просто спросить любого местного босяка. А это – Чур. Судя по тому, что о нем говорят и пишут он не просто спросил, но еще и три раза перепроверил. Так что все наши солдаты уже наверняка блокированы. Так?

Он повернулся в мою сторону, и я подтверждающее кивнул:

– Точно так.

После чего перечислил места блокирования и уже взятые нами под контроль точки. Березовский лишь развел руками. А я добавил:

– Именно поэтому мы и пришли сюда, к городскому голове. Повторюсь – мне не нужно крови или немедленной смены власти в городе. У меня тут свое дело, выполнив которое бригада уйдет. А чтобы на местах не случилось особых эксцессов, мне надо чтобы начальство обзвонило своих людей и попросило вести себя прилично. Если они не станут стрелять или как-то еще провоцировать морпехов то вы нашего присутствия и не ощутите.

Некоторое время собеседники переваривали сказанное, а Санников, опять кашлянув, неуверенно поинтересовался:

– А нам позволено будет узнать, что это за дело?

Я улыбнулся:

– Конечно! Никакого секрета в том нет. Просто в ближайшее время в город ожидается прибытие наших солдат из Экспедиционного корпуса, который воевал во Франции. Вы в курсе что союзники еще в прошлом году обошлись с ними не очень вежливо? Нет? Тогда поясню – после февральской революции бойцы потребовали отправить их в Россию. Но французское командование расценило это как бунт и сначала арестовало, а потом чуть не в кандалах отправило русских воинов в свои африканские колонии. Керенскому на это было наплевать, а Советское правительство узнало об инциденте только летом. Ну и приложило все усилия для их вызволения. При этом, французы точкой приемки назвали именно Одессу. А у меня задача – встретить героев-интернационалистов и с почетом проводить их до контролируемых нами территорий. Так что, товарищи генералы, именно вы сейчас будете решать – станем мы рубиться в городе обосрав хорошее гуманитарное начинание или мирно перетерпим друг друга?

Глянув на большие часы, висящие на стене добавил:

– У вас есть не более получаса для принятия решения. Потом, по моим расчётам, может начаться стрельба, которую хрен остановишь…

Генералы (и полковник) совещались минут десять. Потом насели на меня требуя гарантий. Но какие тут могут быть гарантии? Так что пришлось им ограничиться честным словом краскома. Ну а после того как пришли к соглашению, Березовский двинулся к телефонному аппарату. Крутнув ручку индуктора, дождался ответа и начал было диктовать номер, но растерянно замолк, зависнув с трубкой в руке. Повернувшись к нам, озвучил:

– Телефонная барышня сказала, что у них там какая-то авария и что починка может занять некоторое время. Выходит – курьеров надо слать…

Я, специально никого не предупреждающий, сделал вид что только сейчас вспомнил о проблеме. Легонько хлопнув себя по лбу подошел к аппарату и когда там подняли трубку сразу сказал:

– Девушка, позовите к телефону стоящего рядом с вами бойца. – а через несколько секунд, дождавшись басистого – «Слухаю» – сказал – Здесь «Полярный лис». Восемь, три, один, шесть, три. Признал?

Еще какое-то время ожидания (видно морпех сверялся с таблицей) и бас радостно ответил:

– Так точно тащ командир!

– Хорошо. Значит слушай приказ – с этого номера в ближайший час соединять со всеми абонентами. Через час, если надо будет, я продлю. Как понял?

С той стороны ответили, что все ясно и повесив трубку, я жестом предложил генералу снова подойти к телефону. Неопределенно хмыкнув, тот вновь взялся за аппарат. В этот раз все получилось и пока Березовский раздавал указания, приблизившийся полковник наконец-то представился:

– Начальник контрразведки третьего Херсонского корпуса полковник Слуцкий Григорий Петрович.

А сам внимательно отслеживал мою реакцию. И, по-моему, даже удивился, когда я, козырнув в ответ, протянул руку. Пожимая ладонь, он осторожно поинтересовался:

– И что – вас не смущает моя должность?

Я удивился:

– С чего это она должна меня смущать? Работа важная и нужная. Требующая очень грамотного подхода. Мне это хорошо известно, потому что в свое время упарился, подходящего человека себе на эту должность разыскивая.

Слуцкий понимающе кивнул:

– Да-да… – и хитро прищурившись – Наверное искали человека с большим опытом подпольной деятельности? Ведь где «про» там и «контра».

Пришлось возразить:

– Вы правы, но не во всем. Матерых подпольщиков все-таки лучше использовать как резидентов, при ведении агентурной разведки в тылу противника. Тут их опыт будет очень кстати. А военный контрразведчик должен обладать несколько иными навыками. Вот мне и посчастливилось найти такого. Грамотный, хваткий и с большим опытом успешной работы. Про него даже в газетах года два назад писали. Целую немецкую сеть вскрыл.

Полковник застыл:

– Погодите… Вы хотите сказать, что в вашей бригаде, мало того, что есть должность начальника контрразведки так ее еще и занимает офицер? При этом ранее работавший по тому же профилю?

Фыркнув, ответил:

– У меня треть бригады бывшие офицеры. На разных должностях. Ну а Тарасу Григорьевичу, как профессионалу, сам бог велел контрразведывательную службу возглавлять.

Тут Слуцкий вообще замер. А встряхнувшись, неуверенно уточнил:

– Погодите… Вы сказали Тарас Григорьевич? Про которого в газетах писали… А фамилия у него случайно не Нетребко?

– Он самый. А что – знакомы?

Контрик, хлопая глазами какое-то время глядел сквозь меня и наконец отмер:

– Не может быть! Мы же с ним вместе… – но взяв себя в руки, уже деловито спросил – Вы сказали, что у вас много офицеров. Но я совершенно не понимаю, как красные такое вообще могли допустить? Ведь у нас здесь, осенью, офицеров совсем не привечали. А в Крыму, говорят, вообще ужас какой-то творился. Флотские нижние чины бессудно уничтожали всех, у кого были погоны со звездочками.

Я мрачно хмыкнул:

– В прошлом году, осенью, произошло покушение на товарища Жилина. И вы имели дело с рьяными последователями этих самых покусившихся. Охреневшими от крови и безнаказанности. Плюющими на то, что будет со страной и с народом. Но с весны восемнадцатого, выздоровевший Жилин опять приступил к работе и все стало постепенно меняться. Нормальных людей, вроде нас, становится все больше и больше. И диких «революционеров» самых разных мастей, мы стараемся приводить в чувство. Иногда даже пулей… – сделав вид что несколько вспылил, прошипел – А то придумали сволочи, Россию на кусочки раздергивать, да людей почем зря гнобить, прикрываясь красивыми лозунгами! – и уже спокойно продолжил – Поэтому к нам пошел большой приток самого разного народа. В том числе и офицеров. – тут словно вспомнив о незначительном, добавил – Вот буквально намедни, перед рейдом, добровольцев от Антона Ивановича по батальонам распределял…

Тут я конечно нагло передергивал относительно причин прошлогодней вакханалии. Но читать лекции здесь и сейчас вовсе не собирался. Это дело Лапина. Мое задача – смущать умы, совершая такие «точечные вбросы». И вроде удачно получается. Вон как контрик-то завис, пытаясь осмыслить услышанное. Ну а что? Я ведь ему сейчас влил неявный тезис о «единой и неделимой». Отметил роль жилинцев (не каких-то там абстрактных революционеров или даже конкретных большевиков, а именно большевиков-жилинцев) для организации нормальной жизни в стране и заполировал известием о том, что офицеры вполне комфортно могут служить в Красной армии. Ну а вишенкой на торте стало упоминание служащих в бригаде добровольцев от Деникина. И ведь что характерно – ни словом не соврал.