Смеян держал себя в руках, не позволяя обижаться на выпады старой больной женщины, потерявшей сына, и старался не вступать с ней в споры.

— Кто вам звонил? — постукивая мундштуком по верхним зубам, повторил он вопрос.

— Фрунтова… Ей верю. Никогда не пойдет против меня. Преданнейший человек. Нас связывают годы.

— Нелли Стасиевна слишком осторожный человек для таких необдуманных поступков. Кто ей сообщил? Меня настораживает появление нового персонажа в этой истории. Пожалуй, освобождение Петелина вынудило кого-то к активным действиям. Если она узнала это от Киры, значит, ваша бывшая невестка действительно представляет серьезную опасность…

Эти рассуждения лишь подлили масла в огонь тлеющей ненависти к бывшей невестке. Ариадна Васильевна всегда утверждала, что все беды и неприятности у Артема возникали из-за Киры. Поэтому в глубине души желала, чтобы подозрение пало прежде всего на нее.

— Где ты нашел Петелина?

— — Пока я не могу ответить на этот вопрос.

— Ну, ну, гляди…

— Вы сами приказали поселить его в квартире Артема. Надо провести ряд оперативных мероприятий. Охрану я усилил. По вашему требованию вам пришлют кассеты с записью слежки за его действиями там.

— Это лишнее. Можете просматривать и прослушивать все, кроме моих разговоров с ним.

— Хорошо.

— И не вздумай трогать Фрунтову!

Смеян терпеть не мог, когда совались в его дела. Резко поднялся, спрятал трубку в карман пиджака.

— Буду вас держать в курсе расследования, — и вышел.

Ариадна Васильевна закурила новую сигарету и включила видеозапись. На экране снова возник Петелин. Он осторожно передвигался по комнатам. В объектив камеры случайно попадали до боли знакомые вещи Артема. На глазах у старухи навернулись слезы. Она не выдержала и выключила запись.

Сумеречное состояние, в котором находился Евгений, постепенно стекало с него вместе с капельками пота. Он сидел в парилке и шумно вдыхал божественный запах эвкалипта. Организм, изможденный непривычным многодневным пьянством, подрагивал, словно мотор, работающий на холостых оборотах. Зажмуренные глаза не хотели открываться. Темнота дробилась на фиолетовые осколки и прочерчивалась серебристыми нитями ускользающих искр. В таком неподвижном состоянии он готов был просидеть вечность и медленно раствориться в набегавших волнах ласкового ароматного тепла. Тишина, царившая вокруг, напоминала о том, что он уже умер, а следовательно, волноваться, переживать, надеяться, страдать было ни к чему. Оставалось — «расслабиться и получать удовольствие».

После разговора с Даном через экран телевизора Евгений впал в истерику. Катался по ковру, изрыгал нечеловеческие крики, ругательства, проклятия. Дрожащей рукой схватил бутылку виски, но вместо того, чтобы допить остатки, вылил себе на голову. После чего впал в оцепенение. Лежал тупо, глядя в белый, подсвеченный серебристым светом потолок. Сил не было ни двигаться, ни думать. Ему стало казаться, что произошедшее с ним уже когда-то происходило с другим человеком, которого он хорошо знал, но сейчас никак не мог вспомнить ни имени, ни лица. Тот, другой, считался самым счастливым человеком среди всех знакомых Евгения. Ему никто не завидовал и старались держаться от него подальше. В том числе и сам Евгений. Теперь оставалось лишь жалеть, что не удалось расспросить его о другой, неизвестной людям жизни, тогда бы стало ясно, как жить дальше. Ведь он знал! И Евгений знал, что он знал! И не спросил… Возникло ощущение невероятной тяжести. Это давил на него потолок. Евгений до рези в глазах всматривался в него и, как ему показалось, уловил движение потолка вниз. Он двигался бесконечно медленно, но неотвратимо. От страха хотелось, чтобы потолок просто обвалился. Евгений инстинктивно закрыл голову руками и замер в ожидании.

Но потолок не упал. Не пошел трещинами. Успокоенный, Евгений закрыл глаза и погрузился в нервный лихорадочный сон, от которого очнулся с паническим предчувствием беды. Встал и, хватаясь за край стола, с трудом добрался до шкафчика, висевшего над холодильником. В нем нашел бутылку виски. Скрутил пробку и стал пить из горлышка. Остановился после того, как напала икота. Безумно захотелось есть, и Евгений почему-то несказанно обрадовался этому чувству. Оно казалось сродни возвращению к жизни. Залез в холодильник и судорожно принялся доставать оттуда всякие колбасы, сыры, паштеты.

Через несколько минут он сидел на полу перед грудой всяческой еды, грубо нарезанной тупым ножом и брошенной на плоские пластиковые тарелки. Начал свой пикник с тоста. Поднял над головой стакан с виски. Посмотрел на темный экран телевизора и, беззвучно шевеля губами, произнес про себя:

— Пусть случится все, что угодно! Жизнь закончилась, началось небытие. Ни я для него ничего не значу, ни оно для меня…

Сидя в жаркой парилке, Евгений восстанавливал в памяти события того безумного дня и слабо улыбался. Тогда он не представлял себе, каким нервным потенциалом обладал его организм. По идее любой человек, попавший в подобную ситуацию, должен был сойти с ума. Одно дело, когда тебя «заказывают», а ты вместо «контрольного выстрела в голову» получаешь возможность напоследок пожить без проблем. И совсем другое — знать, что тебя выбрали на роль подсадной утки. Но как ни странно, психика у Евгения оказалась на редкость эластичной. За прошедшие несколько дней, проведенных им в полнейшем одиночестве, в голове возникли новые неожиданные мысли. И даже появилась надежда.

Евгений вспомнил о явно неприязненном отношении к себе Смеяна. Стоит окружающим что-нибудь заподозрить, и главный охранник, не раздумывая ни минуты, уберет человека по фамилии Петелин. Вот тогда-то придется Дану почесаться. Заменить убитого двойника можно будет только самим Евгением. А потому не следовало впадать в истерию, думать о самоубийстве, искать возможности побега. Вера в осуществление этого плана основывалась на постоянных мыслях о Кире. Евгений с удивлением обнаружил, что ни о чем не способен думать, не возвращаясь мысленно к ее отпечатавшемуся в памяти образу. Уже бесчисленное количество раз он признался себе, что впервые в жизни влюблен до самой глубины души. И с трепетом повторял вслух ее имя. Из реальной недоступной женщины, о которой он не мог и мечтать, Кира превратилась в настолько доступный миф, что Евгению доставляло огромное наслаждение представлять, как бы он вел себя с ней в постели. В эти томительно-мучительные минуты в нем просыпался страстный энергичный мужчина, способный доставить любимой женщине море наслаждений. В жизни ничего подобного с ним не бывало, потому-то так сладостно было возвращаться к этим, создаваемым воспаленным сознанием картинкам.

То ли от очередной сексуальной фантазии, то ли от жара парилки у Евгения закружилась голова. Он соскользнул с деревянных полатей и выскочил за дверь. Сорвал с головы шляпу, вытер заливавший глаза пот и нырнул в прохладный бассейн. Шумно дыша и отплевываясь, принялся мотаться от бортика к бортику, чтобы сбросить охватившее тело возбуждение. Никого, кроме него, в сауне не было. Дан специально назначил встречу здесь, понимая, что после долгого пьянства клиенту нужно восстановить силы. Евгений предпочитал не думать о предстоящем разговоре, поскольку ничего хорошего от него не ждал. Для себя он решил держаться новой манеры поведения. Быть спокойным, веселым, раскрепощенным и всем довольным. Никаких вопросов не задавать и на все соглашаться.

— Резвишься, как кролик, — неожиданно услышал он насмешливый голос Дана.

Подняв голову, Евгений увидел, что тот устроился на бортике бассейна, опустив в воду волосатые короткие ноги. Лицо Дана хранило все ту же каменную непробиваемость. Поэтому даже от шутки веяло могильным холодом. Одет он был в синий махровый халат. Стриженую голову покрывало белое полотенце, отчего напрашивалось сходство с арабским шейхом. В зубах торчала длинная сигара.

— Разморило в парилке, — отфыркиваясь, признался Евгений. Впервые за прошедшие дни он по-настоящему почувствовал, что от сердца отлегло. Мучительный страх и растерянность, давившие на мозги, испарились. Их место заполнила трезвая ясность в мыслях, способная противостоять мрачным предчувствиям и сомнениям.