— Ни от чего я не отказываюсь!
Петелин встал, подбежал к телевизору, выключил его. Протянул руку к Кире, желая усадить ее в кресло.
— Не прикасайтесь ко мне! Терпеть не могу этот запах.
— Понял, понял, сейчас уберу, — засуетился Петелин.
— Некогда. Собирайтесь. Я отвлеку охрану, а вы за моей спиной спуститесь по лестнице.
— И что дальше? — скривился Петелин. Повернувшись к Кире спиной, он вернулся в свое кресло, отхлебнул пиво и разорвал руками еще один кусок скумбрии.
— Дальше будете жить. — Как?
— Как захотите.
— Я хочу быть председателем правления «Крон — банка». Нищая жизнь меня больше не интересует. Выйти на улицу без копейки в кармане? Нет, лучше пить пиво в этом жилище.
Кира молча достала из шубы маленькую косметичку, порывшись в ней, нашла пластиковую карточку и положила перед ним.
— Это «Американ экспресс». На ней около пяти тысяч и еще десять зарезервировано. Я отправлю в банк подтверждение, что вы имеете право пользоваться. Берите и немедленно уезжайте. Ваш паспорт у меня в клинике. Завтра Аля передаст его вам.
Петелин тщательно вытер руки салфеткой. С почтением взял карточку, повертел ее перед носом и уважительно прокомментировал:
— Круто… Спасибо… Но это не деньги! Вы как та дамочка, которая подает конфетку нищему, мечтающему о плотном трехразовом питании. Так ведь и стошнить может.
Нужно было хорошо знать обидчивый характер Киры, чтобы понимать, чего ей стоило продолжать столь долгие уговоры. Но упоминание о конфетке окончательно вывело ее из себя. Она выхватила из рук Петелина кредитную карточку, сунула назад в косметичку, набросила на плечи шубу и, собираясь уходить, гневно бросила напоследок:
— К сожалению, вы такой же, как они! И поэтому жалеть вас незачем!
— Хочу быть таким! Поживу, как ваш бывший муж, а там посмотрим. Не всех ведь убивают. Иногда Даже киллеры промахиваются, — и громко рассмеялся.
Его самодовольный смех и запах копченой скумбрии преследовали Киру на всем обратном пути к Сергею Грачу.
Глава 33
Бар, напоминавший старинную каравеллу, стал любимым местом времяпрепровождения Евгения. Он часами сидел, положив локти на широкую стойку красного дерева, и в свете свисавших зеленых шаров — светильников наблюдал за колебанием маслянистой янтарной жидкости в своем стакане. В «рае для богатых» не пили только те, кто плотно сидел на игле.
Наркоманов Евгений избегал, хотя почти все были тихими, задумчивыми, а иногда и веселыми людьми. У них был свой жаргон, непонятный окружающим. Раздражало то, что каждый из них приставал с предложениями попробовать ширнуться или нюхнуть.
Кроме них, были и такие, которые вообще не употребляли ни наркотики, ни алкоголь. Они собирались в тренажерном зале и часами изнуряли свои организмы на всяких тренажерах. Особенно преуспевали в этом женщины. Остальные постояльцы посмеивались над физкультурниками, говоря, мол, тренируются для того, чтобы хорошо выглядеть в гробу.
Евгений тоже перестал обращать внимание на свое отражение в зеркале. И если бы не редкие встречи с Лисой Алисой, то совершенно опустился бы. Вся его жизнь сконцентрировалась на мыслях о Кире. Больше всего Евгений жалел, что он не художник и не мог с утра до вечера рисовать по памяти ее портреты. Впрочем, иногда ему начинало казаться, что никакой Киры на самом деле и не было. Существовал женский образ с неясными, размытыми очертаниями, который он каждый раз восстанавливал с новыми подробностями. То ему казалось, что у Киры черные глаза, а то уверял сам себя в их зеленовато — желтом цвете. Иногда ее нос становился слишком длинным, но чаще Евгений восхищался его прямой утонченной линией. Больше всего его волновали губы — тонкие, капризные, ироничные, зачастую живущие отдельно от выражения лица и особенно от бездонной глубины глаз, затягивавших как в омут.
Поскольку Евгений совершенно не знал характер Киры, ему оставалось лишь догадываться, какая она на самом деле. В некоторых чертах он был почти уверен. Ласковая и женственная. Способная понять и помочь. Выстрадавшая и натерпевшаяся. Пресытившаяся и обделенная. Умная и бестолковая. Меркантильная и безрассудная… Так, должно быть, инок в келье рисовал себе портрет живого Бога.
Замкнутость Евгения отпугивала от него остальных обитателей «рая для богатых». На нем лежало клеймо страдания. А в подземелье каждый старался не загружать себя чужими проблемами. Необходимый процесс адаптации предполагал нервные срывы и душевные расстройства. Сюда, как правило, попадали люди, психологически более устойчивые, нежели Евгений. Они если и не ожидали такого выверта судьбы, то, во всяком случае, предчувствовали неизбежность конца. Евгений же, наоборот, еще совсем недавно мечтал начать новую жизнь. И единственное, что в ней успел увидеть и оценить, так это Киру.
Скорее всего ему предстояло медленно сходить с ума. Но оказалось, даже в подземелье можно встретить человека, способного откликнуться на душевные страдания ближнего. Его за глаза звали Библиотекарь. Все дневные часы он проводил в библиотеке, а по вечерам запирался в своем двухкомнатном номере. Поэтому встретились они не сразу. Евгений как — то отправился в библиотеку, чтобы просмотреть газеты, тайно надеясь в разделах светской хроники найти какую — нибудь информацию о Кире.
Круглая комната, окольцованная от пола до потолка стеллажами с книгами, хранила в себе покой и усталость вечности. В центре стояло несколько диванов, перед которыми на столиках лежали кипы свежих газет. Чуть подалее возвышалось бюро, за которым спиной к редким читателям в стеганой домашней куртке сидел тот самый Библиотекарь. Когда Евгений осторожно вошел и, присев на край дивана, взял в руки «Коммерсантъ — Дейли», Библиотекарь резко обернулся и взглянул на него исподлобья.
— Ну — с, стало быть, вы и есть господин Петелин?
Евгений в который уже раз с удивлением отметил про себя, что и эту физиономию он часто видел по телевизору. У седого бородача с калмыцкими скулами и мутными слезившимися глазами была совершенно круглая голова, короткие прилизанные серебристые волосы и упрямо поджатые губы. Невольно кивнув в ответ, Евгений почтительно произнес:
— Вы тоже здесь?
— С чем вас и поздравляю, — скривился в страдальческой ухмылке тот. — Приятно видеть интеллигентного человека среди отбросов демократии. Держитесь со мной запросто, можете, как и все тут, звать Библиотекарем. От того человека, которым я был там… — Он поднял указательный палец над головой. — К счастью, осталась лишь весьма потрепанная внешность. А вы еще интересуетесь новостями?
— Нет, — признался Евгений, — просто надеюсь найти сообщения об одной особе.
— Неужели и вас не минула сия чаша?
— Не понял…
— Имею в виду мадам Давыдову…
— Киру? — изумленно воскликнул Евгений.
— Все ясно… — кивнул Библиотекарь. Насладившись растерянностью, сковавшей лицо собеседника, он продолжил: — Это тема прелюбопытная. Извините, что я просто так запанибрата…
— Вы с ней знакомы?
В голосе Евгения проскользнули нотки ревнивой подозрительности.
— Да. Но не спал. Скажу сразу. Влюблен был… роман был… но не дошло… Она ведь женщина с чудинкой. По пьяни может дать и малознакомому. А чуть что в груди затеплится, превращается в неприступную крепость.
Услышать подобные откровения о женщине, занимавшей все его мысли, было для Евгения мучительно интересно. Ведь до этого признания он наделял ее характер чертами, наиболее желанными для него самого. А тут появилась возможность узнать о живой и неведомой ему Кире.
— Я с ней почти не знаком. Слишком быстро все произошло.
— Понимаю… и поздравляю! Вы удачно отделались.
— Считаете?
— Догадываюсь.
— Тогда расскажите мне о ней, — искренне, без опасения показаться нелепым попросил Евгений.
Библиотекарь задумчиво причмокнул губами. Повернувшись к бюро, собрал свои рукописи и сунул их в папку. Потом встал и одобрительно кивнул: