Выйдя из здания, я достала телефон. Было сообщение от Натаниеля – он спрашивал, как дела. Я несколько раз перечитала текст, но не смогла заставить себя чиркнуть ответ. Возвращаться к Гейгерам было тоже выше моих сил. Я могла бы успеть на поезд но мне совершенно не хотелось являться к ним в таком состоянии.
На автопилоте я спустилась в метро, перешла на знакомую ветку. Мое отражение в стекле вагона было неестественно бледным. А в голове крутилось: «28 мая, 28 мая».
Меня осенило, когда я уже подходила к своему дому. Ну конечно. Выставка цветов в Челси. Мы провели там целый день – Кеттерман, Арнольд, Гай и я. У нас было что-то вроде корпоративного выезда на природу. Арнольд утром прилетел из Парижа, потом его отвезли домой. И в офисе он не появлялся!
Он солгал. Опять. Я раздраженно тряхнула головой. Какая разница? Все равно я ничего не могу сделать. Никто мне не поверит. До конца моих дней меня будут считать Юристом, Который Допустил Ошибку.
Я поднялась на свой этаж, нащупала в кармане ключ, тихо надеясь, что миссис Фарли меня не услышит. Сейчас приму ванну, буду лежать в горячей воде долго-долго… И у самой двери квартиры я остановилась. Поймала промелькнувшую мысль, крепко призадумалась.
Потом медленно повернулась и направилась к лифту. Последний шанс. Терять уже нечего.
Я поднялась двумя этажами выше. Почти не отличить – тот же ковер, те же обои, те же лампы, только номера на квартирах другие – 31 и 32. Я не помнила точно, какая именно мне нужна, поэтому выбрала номер 31 – там дверной коврик был мягче. Плюхнулась на него, поставил на пол сумочку и стала ждать.
К тому времени, когда Кеттерман наконец вышел из лифта, я окончательно скисла. Просидела целых три часа под дверью, ни поесть, ни попить – я боялась отойти и пропустить его. Глаза слипались, голова клонилась на грудь. Однако стоило мне увидеть его, как я кое-как встала – и вцепилась в стену, чтобы сохранить равновесие.
На мгновение Кеттерман утратил невозмутимость. Потом на его лицо вернулось привычное равнодушное выражение.
– Саманта, что вы здесь делаете? Интересно, ему уже доложили, что я пробралась в офис? Наверняка. И во всех красочных подробностях. Но он все равно не сознается.
– Что вы здесь делаете? – повторил он. В руке у него был громадный металлический кейс, лицо его при искусственном освещении выглядело осунувшимся.
Я шагнула вперед.
– Я понимаю, со мной вы меньше всего хотели бы встретиться. – Я потерла ноющий лоб. – Честно говоря, я бы тоже сюда не приходила. Из всех людей на свете вы последний, к кому я обратилась бы за помощью… Последний, кто остался.
Я помолчала. Кеттерман терпеливо ждал, ничем не выдавая своих чувств.
– В общем, я пришла к вам… и это должно сыграть за меня… – Я умоляюще поглядела на него. – Я серьезно. Мне нужно вам кое-что рассказать, а вы должны это выслушать. Просто обязаны.
Наступила тишина. На улице затормозила машина, кто-то заливисто рассмеялся. Лицо Кеттермана хранило неподвижность. О чем он думает? Наконец он сунул руку в карман, достал ключ. Прошел мимо меня, открыл дверь квартиры 32 – и обернулся ко мне.
– Заходите.
22
Я проснулась и увидела над собой мрачный, в трещинах потолок. Взгляд задержался на паутине в углу, спустился по стене до кривобокого книжного стеллажа, битком набитого книгами, кассетами, письмами, рождественскими украшениями; на одной из полок лежало нижнее белье. Я жила среди этого целых семь лет? Почему я ничего не замечала? Я откинула одеяло, выбралась из кровати и растерянно огляделась. Ковер колол ступни. Я поморщилась; надо бы его пропылесосить. Кажется, уборщица перестала заглядывать ко мне после того, как я прекратила платить…
По полу были раскиданы вещи. Я походила между ними, разыскивая халат. Надела его, направилась на кухню. Совсем забыла, насколько неуютная, спартанская там обстановка. В холодильнике, разумеется, пусто. Я пошарила по закромам, наткнулась на пакетик чая, налила воду в чайник, уселась на стул и уставилась на кирпичную стену.
Уже девять пятнадцать. Кеттерман давно в офисе. Предпринимает необходимые шаги, как он сам вчера выразился. Я ждала, что вот-вот вернется вчерашняя паника… но она не возвращалась. Я была на удивление спокойна. Теперь от меня ничто не зависит, я сделала все что могла.
Он выслушал меня. Действительно выслушал, задавал уточняющие вопросы, даже угостил чаем. Я провела у него больше часа. Он не сказал, к каким выводам пришел и что намерен делать. Не сказал, верит мне или нет. Но что-то убедило меня – верит.
Чайник закипел в тот самый миг, когда в дверь позвонили. Я помедлила, потом запахнула халат и вышла в коридор. В дверной «глазок» я увидела миссис Фарли с грудой пакетов в руках.
Ну конечно. Кто еще мог явиться в такую рань? Я открыла дверь.
– Здравствуйте, миссис Фарли.
– Саманта, я так и подумала, что это вы! – воскликнула она. – Где же вы пропадали? Я не знала, куда звонить, где искать…
– Уезжала, – с улыбкой ответила я. – Извините, что не предупредила. Мне самой даже собраться не дали.
– Понятно. – Взгляд миссис Фарли так и шнырял по сторонам, цеплялся то за мои волосы, то за лицо, потом перескакивал на коридор, словно искал какие-то подсказки.
– Спасибо, что забирали почту, – поблагодарила я и протянула руки. – Давайте.
– Ну да, ну да! – Она вручила мне несколько пакетов и картонную коробку. На ее лице было написано живое любопытство. – Ох уж эти современные девушки! Так и норовят за границу удрать…
– Я была не за границей. – Я сложила почту на столик. – Еще раз спасибо.
– Не за что, голубушка! Я-то знаю, каково приходится, когда у человека… в семье неприятности!
Перебираем варианты, значит.
– У меня в семье все в порядке, – вежливо сказала я.
– Конечно! – Она прокашлялась. – Ладно, голубушка, главное, что вы вернулись. А уж откуда – это неважно…
– Миссис Фарли, – спросила я намеренно строго, – вы хотите узнать, где я была?
Соседка отпрянула.
– Да что вы, что вы! Упаси Боже! Я бы никогда… Ой, мне пора…
– Спасибо за почту! – крикнула я, прежде чем она захлопнула свою дверь.
И тут зазвонил телефон. Я подняла трубку, мельком прикинув, сколько народу набирало мой домашний номер за минувшие недели. Автоответчик был забит сообщениями, однако, прослушав первые три, все от мамы, причем каждое более негодующее, чем предыдущее, я решила дальше не разбираться.
– Алло?
– Саманта, это Джон Кеттерман.
– А! – Я поежилась. Ничего не могу с собой поделать. – Доброе утро.
– Пожалуйста, никуда сегодня не пропадайте. Вполне возможно, с вами захотят поговорить.
– Кто?
Кеттерман помолчал, потом сообщил, кратко и сухо:
– Дознаватели.
Господи. Господи! Мне словно заехали в солнечное сплетение. Почему-то захотелось разрыдаться, но я кое-как с собой справилась.
– Вы что-нибудь выяснили?
– На данный момент не могу ничего сказать. – Кеттерман остается Кеттерманом в любых обстоятельствах. – Вы гарантируете свое присутствие?
– Разумеется! Мне придется куда-то подъехать?
– Да, к нам в офис, – ответил он. Ни намека на иронию в голосе.
Я чуть не расхохоталась. Подъехать в офис, из которого меня вчера публично выкинули?! В офис, в котором мне совсем недавно запретили появляться?!
– Я вам перезвоню, – прибавил Кеттерман. – Не выходите из дома без телефона. Возможно, нам потребуется еще несколько часов.
– Хорошо, – согласилась я. Набрала полную грудь воздуха. – Я понимаю, вы не можете вдаваться в подробности, но… Скажите мне хотя бы, была я права или нет.
Он молчал. В трубке слабо потрескивало. Я затаила дыхание.
– Не во всем, – сказал наконец Кеттерман. Я ощутила прилив горькой радости. Если «не во всем» – значит, в чем-то я все-таки права!
Он отключился. Я положила трубку и посмотрела на свое отражение в зеркале. Щеки раскраснелись, глаза светятся.