Родину, однако, не выбирают, и каждая встреча с ней – радость и счастье. Памятуя об этом, Птурс отправился в Тверь, а Вальдес полетел на свой остров – сел в лунный челнок и приземлился на Сиднейском астродроме, где его поджидала вся семья: мать, отец, братья, сестры, мужья сестер и три малолетних племянника. Считая с ним самим, шестеро крепких мужчин, так что контейнер с драгоценным металлом они доставили в гавань без труда и погрузили в рыболовный глайдер.

Детишки висли у Вальдеса на шее, сестры весело щебетали, мать улыбалась, но мужчины по временам хмуро поглядывали на контейнер, и в их глазах читался невысказанный вопрос: сколько крови ты пролил, сын и брат, чтобы спасти нас от разорения? Но о битвах, стычках, погонях и о том, сколько раз он был на волосок от смерти, Вальдес предпочитал не говорить, а рассказывал о чудесах Данвейта, о хрустальных и серебряных Замках, о городах и фруктовых рощах, о лунах, плывущих в ночном небе, о волшебных дорогах и лесах, похожих на парки, о крохотных летающих дракончиках и верных своих камерадах. И выходило по этим рассказам, что в Патруле не жизнь, а просто рай.

Две недели он наслаждался семейным счастьем, утром завтракал на восточной веранде, вечером пил вино и жасминовый чай на западной, играл с малышами, купался в море, плавал с дельфинами Зигом и Загой, ходил с отцом и братьями на лов, болтал, выслушивал новости, смеялся. Еще бродил по островку, ставшему вдруг на удивление маленьким: центральная лужайка с опреснителем, небольшие рощицы, пара сотен шагов от дома до любого берега, а там – полоска песка, пальмы, причал и знакомые с детства валуны. Как всякий астронавт он привык к тесноте, ведь даже «Рим», тяжелый крейсер с двумя десятками палуб, был всего лишь заброшенным в космос скворечником в сравнении с горными хребтами, речными долинами, степью, пустыней, морем и тайгой. Но, опустившись на грунт, он, как все небесные бойцы и труженики, предпочитал широкие пространства, целившие от угнетающей замкнутости палуб, отсеков и кают. Здесь широким был только океан, а остров мог поместиться в трюме «Ахироса» даже без всяких технических ухищрений.

Отпуск закончился, и, распрощавшись с родными, он улетел на Луну. Странные мысли владели им; он понимал, что если останется жив, вернется сюда еще не раз, но гостем, а не наследником и хозяином. Он ощущал себя той ветвью семейного древа Вальдесов, что отломилась безвозвратно и унеслась, влекомая ветрами, чтобы укорениться в чужих краях, дать новые побеги под другими солнцами, на другой земле, которую, быть может, он еще не видел даже в снах. Вероятно, кровь Коркорана, воина и странника, сказалась в нем сильней, чем в братьях, сестрах и отце – не от нее ли шли видения и смутное чувство ментальной связи с близкими людьми? Да и не только с людьми, если припомнить полеты с Занту в наполненной сиянием и светом бездне… Он еще не мог представить, где завершится его путь, на Данвейте или на иной планете, но твердо знал, что это будет не Земля. Точно не Земля! Т'хар, родина Инги? Почему бы и нет? В войне с дроми, предсказанной Лайтвотером, Т'хар нуждался в защите, как и любой из пограничных миров, и значит, коммаидеру Вальдесу прямая дорога в новый Флот Окраины. Или в старый, если рейдеры «Рим», «Москва», «Гасконь», «Сантьяго» и другие выйдут из мирного сна, снимутся с баз и решат доказать, что порох еще не отсырел в пороховницах и мощь ветеранов не иссякла.

На взлетно-посадочном поле Вальдеса встречал Кро, стоявший у трапа «Ахироса». Мимо Вождя тянулась цепочка сервов. Одетые в темные комбинезоны, с застывшими лицами, они шагали друг за другом, размеренно переставляя ноги, не глядя по сторонам, двигались десяток за десятком и исчезали в трюме транспорта. То были работники и мелкие служащие из прежнего штата миссии, не так похожие на людей, как Первый Посланник и другие дипломаты. Однако в их глазах имелись зрачки, на головах – короткие ежики волос, то светлых, то потемнее, а их фигуры и черты лица варьировались, создавая иллюзию индивидуальности. И все же они казались Вальдесу сонмом одинаковых призраков, что с первым петушиным криком мчатся на кладбище, к месту вечного упокоения в холоде и мраке глубоких склепов. Смутное предчувствие кольнуло его, будто встреча с отслужившими сервами была дурным знаком.

Поправив сумку, свисавшую с плеча и полную домашних гостинцев, он подошел к Вождю.

– Ты еще не улетал домой, Кро? Или уже вернулся?

Вождь поднял голову и повернулся лицом к яркому диску Земли, висевшей над лунным горизонтом.

– Там у меня уже нет дома, Сергей. Я полетел ненадолго… на один день… Этого хватило, чтобы принести цветы Селине и посидеть у ее могилы.

– Чем же ты занимался? Стоял и смотрел, как грузятся сервы?

– Ну почему же! У меня были дела. – Теперь Вождь смотрел в сторону куполов над верхним ярусом Лунной базы. – Дела в штабе флота, в управлении Исследовательского корпуса и в других службах. Когда мы еще попадем в пространство Федерации? Кто знает, куда пошлют твою малышку в следующий раз?

Отчитывался, понял Вальдес. Сидел перед компьютером Секретной службы и разгружал свою бездонную память – все, что удалось узнать о дроми и лоона эо, о Данвейте, Тинтахе, Пыльном Дьяволе и других мирах, об инопланетных расах, их силе и тайных слабостях… Его друг мзани, метаморф, ставший человеком и оберегавший Землю… Сколько еще продлится его служение? Когда он вернется в свой настоящий дом? И может ли вернуться?

Вопросы, вопросы… Множество вопросов, но Вальдес чувствовал, что задавать их не стоит.

– Кстати, – с улыбкой сказал Кро, – стоять и смотреть тоже полезно. Можно увидеть кое-что интересное.

Он показал взглядом в сторону купола над миссией кни'лина. Под его прозрачным сводом маячила фигурка в пестром одеянии, блестел лишенный волос череп, сверкали украшения на груди и плечах.

– Наблюдает? – спросил Вальдес.

– Наблюдает и наверняка записывает. Мы привезли оборудование и чуть больше сервов, чем увозим, и это значит, что товарооборот с лоона эо увеличивается. Полезная информация! Для них! – Он кивнул в сторону купола.

– Думаешь, могут ударить, когда мы сцепимся с дроми?

– Нет. Помощи нам не предоставят, однако нож в спину не воткнут. Дроми опасны для нас, но в той же степени для лльяно, хапторов, кни'лина, и все они будут довольны, если мы расправимся с зеленокожими. Это, так сказать, безмолвная солидарность млекопитающих перед угрозой нашествия яйцекладущих.

– Что ты имеешь в виду?

– Дроми опасны для гуманоидных рас да и всех других народов. Гигантская численность, экспансия в космос, быстрый темп воспроизводства, высокий биологический потенциал и, в результате, давление на границы сопредельных секторов… К тому же они многому научились у лоона эо, и сейчас их технологический индекс довольно высок. Наши наниматели вовремя с ними расстались. Пожалуй, это надо было сделать еще лет двести-триста назад.

Лоб Вальдеса пошел морщинами. Взглянув на сервов, поднимавшихся по трапу, он нахмурился и произнес:

– Ты хочешь сказать, что известны резоны, по которым Хозяева меняют Защитников? Что это больше не секрет?

Кро пошевелил пальцами протеза, словно наигрывая какую-то мелодию. Лицо его было спокойным и задумчивым.

– Давно не секрет. Римляне в таких случаях говорили: cave canem, что означает «берегись собаки». Лоона эо столь же предусмотрительны и мудры. Они нанимают некую варварскую расу для защиты сектора, для охраны своих планет и торговых трасс, и варвары служат им много столетий, летают на их кораблях, сражаются их оружием, получают плату в виде приборов и высоких технологий, перенимают кое-какие приемы… Волей-неволей контакт с Хозяевами их прогрессирует, и, по прошествии веков, они уже не варвары, а новая мощная цивилизация, молодая и жадная до чужих богатств. Самое время с ними расстаться, ибо, владея базами и флотом Внешней Зоны, они о пасны для Хозяев. Амбиции, друг мой, амбиции и неуёмная алчность! – Кро лязгнул протезом. – Как только амбициозность, жадность и мощь Защитников достигают критической массы – если угодно, черты «cave canem» – их тут же меняют. Хапторов на дроми, дроми на людей… Вполне разумная стратегия.