А может, у меня тоже осталось в запасе несколько жизней? — промелькнула в мозгу шальная мысль.

Теперь главное — надо разобраться с этой кошкой. Потом придется как-то выбираться из этих железных развалин — может, кто-нибудь будет проходить или проезжать мимо, и тогда он постарается разом решить обе проблемы. Хотя это было весьма маловероятно — едва ли кому-то взбредет в голову прогуливаться по этой пустынной дороге да еще в половине пятого утра. Впрочем, какой-то шанс все же оставался. И…

А что там делает сейчас кошка?

Ему не хотелось, чтобы она ползала у него по лицу, но еще меньше он хотел, чтобы она оставалась там, за спиной, вне поля его зрения. Он попытался, было, разглядеть ее в зеркальце заднего вида, но из этого ничего не вышло. От удара оно сильно сдвинулось в сторону и сейчас в нем виднелся лишь край оврага, в котором закончилось его ночное путешествие.

Одновременно за спиной раздалось протяжное урчание, чем-то похожее на звук раздираемой ткани.

Урчание?

Вот ведь действительно адова кошка — вздумала там поспать.

Впрочем, какое все это имело значение? Если бы она лежала сейчас там и замышляла убийство — что, в конце концов она могла бы реально сделать? Весу в ней было килограмма два с половиной, не больше. А скоро… скоро он снова сможет двигать руками настолько, чтобы дотянуться до своего револьвера. В этом он был уверен.

Хэлстон сидел и ждал. Чувствительность медленно, но неуклонно продолжала возвращаться к нему, напоминая о себе теперь уже непрекращающимися булавочными уколами. Абсурд, конечно (а может, это явилось результатом его близкого соприкосновения со смертью?), но в течение минуты или около того он испытывал сильную эрекцию.

Далеко на востоке на горизонте высветилась узенькая полоска приближающегося рассвета. Где-то запела птица.

Хэлстон снова попытался пошевелить руками, но смог лишь приподнять их на какую-то долю дюйма, после чего они вновь безжизненно упали на колени.

Нет пока. Но скоро.

Послышался слабый удар по спинке соседнего с ним кресла. Хэлстон повернул голову и увидел черно-белую морду с мерцающими в сумраке кабины лучистыми глазами и засевшими в них огромными темными зрачками.

Хэлстону почему-то захотелось поговорить с ней.

— Знаешь, не было еще такого случая, чтоб я не выполнил порученного мне задания, — проговорил он. — И это, моя дорогая киска, могло бы оказаться моим первым срывом. Но скоро я снова смогу пользоваться своими руками. Минут через пять — от силы десять. Хочешь получить добрый совет? Прыгай в окно, благо дело, все они открыты. Убирайся, а заодно уноси с собой свой драгоценный хвост.

Кошка, не мигая, продолжала смотреть на него.

Хэлстон еще раз проверил руки — они отчаянно тряслись, но все же чуточку приподнимались. Сантиметра на полтора, после чего он позволил им шлепнуться обратно на колени. Скатившись затем на мягкое сиденье «мустанга», они слабо белели в полумраке кабины.

Кошка глядела ему в лицо и словно ухмылялась.

Внезапно тело ее напряглось, и еще до того, как она прыгнула, он уже знал, что именно она собирается сделать, а потому широко распахнул рот, чтобы закричать что было сил.

Она опустилась ему прямо на промежность — и вновь когти впились в его плоть.

В этот момент Хэлстон искренне пожалел, что и в самом деле не оказался парализованным. Его пронзила гигантская, ошеломляющая, раздирающая тело боль. Он даже не представлял себе, что подобная боль может действительно существовать. Сейчас кошка казалась ему шипящей, сжатой пружиной ярости, вцепившейся в его гениталии.

Хэлстон и в самом деле взвыл, широко раскрыв рот, но кошка словно передумала, неожиданно изменила намерения и пулей метнулась к его лицу. Только сейчас до него дошло, что имеет дело не просто с кошкой, а с неким загадочным существом, одержимым лишь одним желанием — убивать.

Он перехватил последний взгляд черно-белой убийцы, увидел ее прижатые, словно приклеенные к голове уши, ее громадные, наполненные сумасшедшей ненавистью и… ликованием глаза. Она уже избавилась от трех стариков, и теперь настала очередь его, Джона Хэлстона.

Подобно яростному снаряду она ударилась о его рот, причем настолько резко, что Хэлстон едва не подавился. Желудок сжался в тугой комок и его вырвало. Рвотные массы настолько плотно забрызгали лобовое стекло, что через него уже практически ничего не было видно, а сам он жестоко закашлялся.

Теперь и он, подобно кошке, сжался как пружина, пытаясь как можно скорее вырвать тело из тисков временного паралича. Он резко поднял руки, чтобы схватить кошку, рассудок его пронзила настолько странная по своей жестокости мысль, что он даже не сразу осознал ее, тогда как пальцы смогли ухватить лишь хвост этого злобного исчадия ада.

Каким-то образом ей удалось всем своим телом втиснуться в его рот — сейчас ее чудовищная черно-белая морда прогрызала себе путь где-то в глубине его горла.

Из горла Хэлстона вырвался чудом протиснувшийся, ужасный надрывно-хриплый рев; само горло раздулось и трепетало, словно сопротивлялось проникновению внутрь этой неумолимой живой смерти.

Тело его конвульсивно дернулось: один раз… потом еще. Ладони туго сжались в кулаки, потом снова медленно и вяло разжались. Глаза блеснули какой-то нечаянной улыбкой и тут же стали стекленеть. Казалось, они устремили свой прощальный незрячий взгляд сквозь запачканное стекло «мустанга» куда-то вдаль, в сторону зарождавшегося рассвета.

Из разорванного рта Хэлстона свисал лишь пятисантиметровый кончик пушистого черно-белого хвоста.

Вскоре исчез и он. Где-то снова закричала птица… и довольно скоро сельские поля Коннектикута стали заполняться нежными, молчаливыми лучами рассвета.

Фермера звали Уил Росс.

Он направлялся к Плейерс Глен, где собирался заменить распредвал на своем тракторе. В ярком свете позднего утра он заметил лежавший в кювете у дороги какой-то большой предмет. Подъехав ближе, чтобы получше рассмотреть, что именно это было, он увидел застрявший в придорожной канаве «мустанг». Машина в каком-то нелепо-пьяном наклоне застыла над землей; в ее радиаторной решетке застряли обрывки колючей проволоки, чем-то напоминавшие издали разодранные мотки шерсти для вязания.

Он стал спускаться по склону и неожиданно замер как вкопанный.

— Святой Моисей, спаси и помилуй!

За рулем машины сидел человек с залитым кровью лицом. Взгляд его остекленевших глаз был устремлен куда-то в вечность. Пересекавший грудь ремень безопасности походил на врезавшуюся в грудь перевязь для пистолетной кобуры.

Дверцу машины определенно заклинило, но Росс напрягся и, вцепившись в ручку обеими руками, все же распахнул ее. Как бы в знак протеста она противно заскрипела.

Он наклонился вперед и отсоединил ремень, намереваясь поискать в карманах спортивного плаща мужчины какие-нибудь документы. Рука уже потянулась, было, к одежде мертвеца, когда он заметил, что прямо над пряжкой брючного ремня покойника рубаха разорвана и в этом месте образовалось какое-то странное вздутие. И в этот самый момент на рубашке, подобно зловещим розам, стали расползаться пятна почерневшей крови.

— Что за черт! — воскликнул Росс. Он наклонился еще ниже и, ухватив рукой край ткани, потянул ее из брюк. Это движение рук навечно запечатлелось в его памяти, оставив в ней на всю жизнь страшный рубец.

Уил Росс посмотрел… и истошно заорал.

Чуть выше пупка Хэлстона в животе образовалась дыра, из которой торчала покрытая кровавыми потеками черно-белая кошачья голова. Глаза животного с яростью взирали на застывшего на месте Росса.

Он отскочил назад, продолжая кричать, и закрыл лицо ладонями. В небо взметнулись сотни ворон, кормившихся на пустынном кукурузном поле.

Наконец, кошка протиснулась наружу и с омерзительной истомой потянулась.

Затем она проворно выскользнула наружу через открытое окно машины. Росс смотрел ей вслед, безвольно опустив поникшие руки. Она прыгала по высокой мерзлой траве, пока совсем не исчезла из виду.