Мусирали слегка улыбнулся.

— Интересная она, эта сила, — сказал он. — Хитрая да умная. На телегах ездит. Дыни любит. Мешки веревкой перевязывает.

— Черти еще не то умеют… А меня увольте, если так. Больше работать не могу. Коли веры нет… Девчонке поверили, а мне, старику… У нее и мать-покойница такая была. Выдумывать любила…

Егор Сергеев почти плакал.

— Ладно, ладно, ничего, Егор Григорьевич, работайте. Нет у нас замены пока. Людей не хватает… А мы вам поможем избавиться от нечистой силы… Посмотрим, куда след от телеги приведет — прямо в пекло или еще куда…

Ворча себе под нос, Сергеев вышел из помещения. Очень не понравился ему в этот раз тон председателя. И сделалось куда страшнее, чем вчера ночью, когда перед ним мелькал какой-то свет, что-то скрежетало, а мимо ног шныряли мяукающие коты…

Придя домой, он сразу подошел к шкафчику, вынул бутылку и трясущимися руками налил себе полную кружку мутного, крепко пахнущего самогона. Выпил не закусывая и сел в угол, ничего не отвечая на слова жены. Та в последнее время говорила только об одном: о внучке, о том, какой это грех; родное дитя от них ушло, что люди-то скажут, и сердце у нее не на месте, она и так каждый божий день в детский дом ходит… Он бы тоже наведался, не чужая ему, чай… сиротка…

Сергеев резко двинул табурет, вскочил, бросился в сени, приподнял доску, откуда-то из глубины вытащил револьвер, развернул тряпку, повертел его в руках. Сказал самому себе вполголоса:

— Они у меня еще все попляшут, сволочи!..

…Болатбек с Кадыркулом были бы совсем довольны ночной операцией, если бы не слова Мусирали Кикимова. Он встретил их возле школы и сказал:

— Признайтесь, фокусники, вы эту штуку с кошками отмочили?

— Мы! — в один голос ответили мальчишки и застыли в ожидании похвалы.

— Артисты неплохие, а вот оперативные работники из вас никудышные. Чем стариков пугать, лучше бы проследили, куда телега уехала. Больше пользы было бы… А то мы пока ничего доказать не можем…

Укоризненные слова дяди Мусирали не выходили у Болатбека из головы.

«В самом деле, — думал он, — как же мы не сообразили проследить до конца? Тоже, называется, разведчики! Теперь Сергеев затаится… Нет, я все-таки докажу!.. Докажу!..»

Последнее слово, сам того не заметив, он произнес вслух, и его сестра Бигайше, сидевшая во дворе под деревом, спросила:

— Что собираешься доказывать, Болат? Кому?

— Что Егор Сергеев вор… Настоящий вор!

— Откуда ты взял? Не суйся во взрослые дела… Рано еще.

— Говорить правду никогда не рано, апа[15].

— Какие слова научился произносить… Не вмешивайся, прошу тебя. Тут взрослые разобраться никак не могут.

— Вот мы и поможем.

— А я тебе говорю — оставь! И не смей со мной спорить! — Бигайше начала не на шутку сердиться: У нее вообще был вспыльчивый нрав, и даже волевой, властный Мусирали Кикимов побаивался своей жены.

— Не оставлю! — крикнул Болатбек. — Если я могу помочь, почему я должен…

— Опять свое!..

Бигайше схватила валявшуюся на земле палку и замахнулась на брата.

— Будешь слушаться меня или нет?! Где это видано, чтобы столько слов отвечать старшим за один раз?

Тут Болатбек понял, что продолжать спор бесполезно и в некотором роде небезопасно. Он убежал в долго не появлялся.

Нет, он почти не обиделся на сестру, даже великодушно решил помочь ей по хозяйству: неплохо поработал в огороде и в саду.

Ближе к вечеру, когда до Болатбека начал явственно доноситься запах жареного мяса, лопата и тяпка словно сами выскользнули из его рук, и он, позабыв о былой опасности, поспешил в дом.

Бигайше, впрочем, не выбросила из головы их размолвку. Правда, палкой уже не грозила, но продолжала говорить о том же:

— Подумай, Болат… Егор Сергеев старик, а ты только жить начинаешь. Негоже за старым человеком, как собака за лисой… Наверное, ты прав — нехороший он, недобрый, вот и внучка от него ушла, но… по правде скажу: боюсь я за тебя… Ведь плохие люди на все готовы — не разбирают, где взрослые, где дети… Все могут… Прошу тебя, отойди в сторону, учись, играй… Успеешь еще…

— А дядя Мусирали так же, как ты, сказал бы? — возразил Болатбек. — Вот я спрошу у него…

— При чем тут Мусирали? Тебе мало, если старшая сестра говорит?! Тебе нужно, чтобы все аксакалы собрались и одного тебя учили, да?..

Бигайше опять начинала сердиться, и, чтобы она вновь не схватилась за палку, Болатбек перестал спорить.

«Все равно, — думал он, — сделаю по-своему…»

А в это время человек, из-за которого ссорились брат и сестра, стоял, тяжело дыша, посреди большой юрты и старался ухватить за горло другого мужчину. Это ему наконец удалось, и тогда оба они упали и покатились по полу.

Конечно, старик Сергеев не смог бы долго бороться со своим противником, если бы тот не был смертельно пьян.

Будь сейчас в юрте Болатбек, он сразу узнал бы того, с кем дрался Егор Сергеев. Это был Жексен, тот самый, кто летом убил двух лучших коней из табуна дедушки Абишбая.

Хотя признать Жексена было нелегко: он еще больше оброс бородой, и лицо его так оплыло от пьянства, что глаз почти не стало видно.

Жексен и Сергеев продолжали кататься по полу, брызжа слюной, вырывая клочья волос из бород, осыпая один другого проклятиями.

На все это спокойно, даже, казалось, с довольной усмешкой, взирал хозяин юрты — Каражан. Он не вмешивался в драку, только иногда лениво, для виду прикрикивал:

— Уа!.. Ну, хватит, что ли… Перестаньте… Батыры [16] хмельные…

Так могло бы продолжаться довольно долго, если бы дерущиеся не натолкнулись на казан, в котором варилась сурпа.

Казан опрокинулся. Горячая вода растеклась по полу, куски мяса разлетелись в разные стороны. Егор Сергеев сильно ударился головой о край казана, дернулся и затих. Жексен спьяну сразу уснул — тут же, в луже бульона.

И тогда Каражан начал действовать. Первым делом он связал Жексена, перевернул его лицом вниз. Потом подскочил к Егору Сергееву, убедился, что тот жив, только потерял сознание, и тоже связал ему ноги и руки кушаком. Как и Жексена, положил его на живот.

— Лежите, бараньи головы, — сказал он, отдуваясь, и затем скомандовал жене: — Подбери мясо! Не видишь, что ли?

— Еще бы не видеть! Каждый раз, как дружки твои соберутся, без драки не обходится, — запричитала она. — Чтоб они пропали, проклятые! Чтоб варились на том свете в таком же казане!..

— Перестань вопить! — оборвал ее Каражан. — Погоди!.. Не трогай, я сам!

Но не мясо стал он подбирать. Среди недоварившихся кусков в лужах пролитого супа там и сям валялись какие-то бумажки. Это были деньги.

Из-за них-то и началась драка между Жексеном и Егором Сергеевым. Теперь деньги, которые до этого лежали большой пачкой на кошме, были разбросаны по всей юрте.

Каражан, сопя и отирая пот рукавом халата, собрал все бумажки до одной, затем отделил от общей кучи несколько штук. Он сложил их веером и сунул в огонь очага.

— Что ты делаешь? — завопила жена. — О Аллах! Мой муж сошел с ума! Это же день…

Каражан зажал ей ладонью рот.

— Молчи, дура!

Наполовину обгоревшие бумажки он вытащил из огня, кинул на пол. Всю остальную кучу денег вывалил в передник жене.

— Иди спрячь подальше, — чуть слышно прошептал он. — Быстрее!

Женщина радостно закивала головой и вышла.

Каражан удовлетворенно потер руки.

Такие драки случались не в первый раз во время дележки, но только сегодня ему удалось так удачно одурачить своих приятелей.

Он прошел в угол юрты, зачерпнул ковшом воды, плеснул на головы лежащих дружков, перевернул их лицами вверх.

Первым очнулся Егор Сергеев. Он заворочался, открыл глаза, тупо уставился на Каражана.

— Ну что, старик, очухался? — спросил тот. — Больше буянить не будешь? Развязать тебя или снова в драку полезешь?