Жрица взяла с алтаря небольшой кинжальчик с волнистым лезвием и занесла его над головой первого лунатика. Выкрикнув непонятное слово, она с силой вонзила клинок в грудь жертвы. Лишенная тела, я не могла ничего предпринять, но вся завибрировала от возмущения. А дальше было совсем мерзко – ведьма подходила к стоявшим в страшной очереди людям, убивала их, и они бесформенной грудой тряпья оседали на пол. Первый, второй, третий… Четвертой была привлекшая мое внимание фигурка. Она повернулась к своему палачу, и, черт побери, – ею оказалась я! Вот, Зинаида, у тебя и появилась отличная возможность проверить, что происходит с теми, кого убивают во сне… Ведьма взмахнула кинжальчиком, я мысленно зажмурилась, но не почувствовала абсолютно ничего. Оставалось только облегченно вздохнуть – ночной кошмар не имел никакого отношения к реальности.

Жрица действовала быстро, и жертвоприношение близилось к концу. Но кровавый ритуал оказался только началом церемонии. Из затемненной части зала выступили трое и подошли к стоявшим у алтаря прямоугольным предметам. Бархатные завесы упали – за ними скрывались зеркала. Ведьма сдернула капюшон с головы стоявшей у одного из них жертвы, и я узнала знакомую Иркину физиономию. Второй оказалась Анна, а третьим, и это было самое скверное, – Сережка Ивойлов. Такой поворот событий означал только одно: Сережка мог повторить их судьбу, лишиться чувств и разума. Злодейка поочередно дотронулась рукояткой кинжала до лбов жертв, и все трое рухнули на каменный пол. Я так и не поняла, умерли они или просто вырубились – моим вниманием завладело одно удивительное явление. В зеркалах по-прежнему отражались их фигуры, то есть серебристые стекла показывали то, чего уже не было!

А с ведьмой происходило нечто странное – ее закутанная в балахон фигура колыхалась, а потом сквозь ткань начало выступать что-то синее и сияющее. Вскоре она окончательно «вышла из себя», и на это стоило посмотреть. Посреди зала стояла красотка с голливудскими формами, в продвинутом наряде ослепительно синего цвета. Волосы у нее были под стать костюму – такие же яркие, похожие на синее пламя. Дьявольская красотка взяла скрипку, провела смычком по струнам, и тишину прорезали пронзительные вибрирующие звуки. Они становились все тоньше, выше, невыносимее, зеркала вспучивались, выдавливая из себя отражения, в моих несчастных ушах вот-вот готовы были лопнуть барабанные перепонки… Но лопнули не они – разлетелись со звоном зеркала, и освободившиеся из зеркального плена существа, точные копии моих друзей, покорно склонились перед адской скрипачкой. Повинуясь ее команде, они быстренько удалились прочь.

А потом я увидела Андрея. Он и в самом деле походил на симпатичного вампира – бледный, высокий, со спутанными волосами. Но самое главное – у него был ясный, вполне осмысленный взгляд. По-видимому, в отличие от всей нашей компании, он пришел сюда добровольно и знал, что делал. Андрей приблизился к алтарю, и в этот самый ответственный момент я куда-то полетела, закружилась, завертелась и поняла, что могу проснуться.

Что это было – пророчество, откровение или обычный кошмар, навеянный недавними событиями? Я лежала, не смея шевельнуться и открыть глаза. Каждое крошечное усилие, посторонняя мысль разрушали сон, стирали его из памяти. Такое часто бывает с ночными видениями – когда проснешься, они кажутся необычно ясными, достоверными, но с каждой секундой все больше утрачивают смысл, рассыпаются, как карточный домик. Вот и теперь все рушилось, разлеталось вдребезги, оставляя только смутную тревогу в сердце. Кажется, Сережке грозила беда, кажется, меня убивали, кажется, кажется, кажется… Чем больше прояснялось мое сознание, тем менее значительным казался причудливый сон. Окончательно успокоившись, я повернулась на другой бок и уснула.

Возбужденный голос Ангелины Георгиевны был похуже любого будильника. Наверное, уже минут пять она отчитывала бедного Сережку:

– С тех пор как вы приехали, начались все эти безобразия. Признавайся, ты должен знать виновника. Зинаида? Она? – В ответ послышался неразборчивый лепет. – Тогда, может быть, ты? Нет? Какая нелепость – перебить в доме всю посуду! В наше время такое просто не могло прийти в голову. Меня одно удивляет – почему я не проснулась, когда происходил этот погром? Или вы научились беззвучно бить стекла?!

Перебить посуду… Я наконец-то открыла глаза, перевела взгляд на сервант – вместо изящных бокалов там лежала горка хрустального льда. По спине пополз холодок – нечто подобное привиделось мне сегодня ночью. Нельзя было не признать – полубредовый ночной кошмар получил реальное, зримое подтверждение.

После истории с разбитой вдребезги посудой минула почти неделя. Ничего интересного не было, и потому она проскользнула быстро и незаметно. В первые дни, вдохновившись оставленной сестрой Андрея запиской, я пыталась вычислить, в кого могло вселиться враждебное чудовище, но потом как-то успокоилась. В конце концов, как сказал бы Петька, если посмотреть на все «с точки зрения здравого смысла», никакой особой чертовщины тут не просматривалось. Непонятная болезнь двух человек и странное физическое явление, вызвавшее растрескивание стекол, события, конечно, значительные, но отнюдь не мистические. А все ночные кошмары и видения можно было списать на перемену климата и слишком жаркое солнце, к которому мой выросший на диком севере организм еще не привык. Что же касается пресловутой записки, то, зная, как Андрей любит всевозможные таинственные истории, можно было легко угадать, кто ее написал.

Кстати, об Андрее. Пару раз я заходила к нему в гости, но так никого и не застала. Словоохотливая соседка пояснила, что практически все время Андрей проводил рядом с сестрой. Поскольку Анна работала в этой больнице, ему позволяли торчать там с утра до вечера. Признаюсь, вспоминая нашу последнюю встречу, я испытывала нечто вроде угрызений совести. Андрей явно нуждался в поддержке, а мне не очень-то хотелось играть роль подпорки. Его занудство, заумство и сентиментальность могли вывести из себя кого угодно. Короче, общаться с ним было утомительно и все же… Решив выполнить свой гражданский долг, я отправилась на поиски Андрея и для начала заглянула к нему домой. Поднялась на крылечко, несколько раз нажала на кнопку звонка, и тут меня строго окликнули:

– Девочка, ты к кому?

На дорожке стояла высокая женщина с охапкой цветов в руках. Поначалу она показалась мне довольно молодой, и только потом стало ясно, что это старуха с необычными для ее возраста угольно-черными волосами и стройной фигурой.

– Мне к Андрею.

– Ты – Зинаида? Я его бабушка.

Никогда бы не подумала! По рассказам Андрея, она представлялась тихим и ветхим божьим одуванчиком и уж никак не такой монументальной особой. Поэтому я неожиданно брякнула:

– Я думала – вы старая. Андрей так о вас беспокоился, боялся одну оставлять.

– Это его стиль, – усмехнулась старуха. – Зато тебя я именно такой и видела – хочешь выделиться, доказать, что круче всех. Это пройдет, если раньше не погубит. Он думает, будто влюблен в тебя, и потому успел превознести до небес. Идем в дом. Меня зовут Марфа. Никаких «бабушек» и «теть» – я тебе не родня и старухой себя не считаю. Женщина всегда женщина – и в девять, и в девяносто. Учти.

Да, бабка у Андрея была что надо! Не ожидала. Он казался законченным маменькиным сыночком, и кто бы мог подумать, что у этого хлюпика такие крутые предки! Мы вошли в дом. Комнаты сияли чистотой и из-за чрезмерной аккуратности казались совершенно пустыми. Только стоявший в углу пышный букет немного отличал помещение от операционной.

– Обувь не снимай, не в Японии.

Я осторожно проследовала по неземной чистоты половицам и села за обеденный стол. Марфа поставила на скатерть продвинутый электрический чайник и очень тонкие фарфоровые чашки.

– Сливовое или кизиловое? Впрочем, твое мнение не принципиально. Зачем искала Андрея?