Наталья Шегало

Больше, чем власть

Часть 1

ОРДЕР НА ОБЫСК ПЛАНЕТЫ

Глава 1

Сбежавшее исследование

Дело умных — предвидеть беду, пока она не пришла, дело храбрых — управляться с бедой, когда она пришла.

Питтак из Митилены

Молодой человек в военной форме встречал профессора, как и было обещано, у посадочной площадки, которая стараниями парковщиков была так нашпигована частными глайдерами, что те едва не терлись друг о друга бортами. Встречающий сдержанно кивнул в знак приветствия и жестом пригласил гостя проследовать за собой. Ни вежливого «Как долетели?», ни хотя бы формального «Добро пожаловать». В жалкой роли доносчика, пусть добровольно избранной, но от этого только более отвратительной, на теплый прием надеяться не приходилось. Профессор вспыхнул, но вовремя опомнился: ну откуда, в самом деле, провожатому может быть известна цель его визита? Впрочем, сегодня профессору казалось, что его позор известен всем. На что он вообще рассчитывал? Только на то, что его выслушают. Уж это-то ему могли гарантировать.

Профессор демонстративно медленно выбрался из глубокого кресла пилота, слишком просторного для его иссохшего с годами тела, так же неторопливо извлек из кабины объемистый кейс с кодовым замком. Офицер ждал. На его лице сквозь тщательно отрепетированную беспристрастность все явственнее проступало нетерпение. Гость поморщился — извиняться за промедление не хотелось. Встречающий напоминал ему молодого, хорошо дрессированного пса перед выходом на прогулку, когда хозяин уже взял в руки поводок, но еще не открыл дверь.

Прибывшему наконец удалось извлечь из-за сидения застрявшую там трость. Провожатый воспринял это как завершение сборов и быстрыми шагами устремился к стеклянным дверям безликого административного корпуса. Тяжело опираясь на антикварную трость — подарок учеников к давно забытому юбилею, профессор поплелся следом.

Резвый офицер поджидал его на площадке у лифта. Здесь профессор остановился, изо всех сил сдерживая тяжелое дыхание и стараясь не показать одышку. Впрочем, какое дело этому толстокожему военному до стариковских немощей? «Погоди, — мысленно пригрозил он, — и ты когда-нибудь будешь таким, а юные внуки будут насмешливо наблюдать за твоей ковыляющей походкой».

В лифте было просторно и холодно. Кабина стремительно пошла вверх, и новая тяжесть навалилась на плечи, заставляя старческую фигуру горбиться сильнее обычного. Гость устало прикрыл глаза, и под воспаленными веками тут же возник начальник сектора лабораторий. Молодой паршивец. Пронырливый. «Что вас так расстроило, герр Гауфман? Поверьте, никто не оспаривает ваших заслуг и вашего приоритета! Вас все знают как крупнейшего ученого-теоретика. Зачем вам отвлекаться на эти приземленные прикладные направления?» А за льстивым угодничеством проступает самодовольная издевка. Дождался, бездарь. Взял реванш. Прикладное направление. Не придерешься. А если и придерешься, не докажешь. А если хочешь доказать, то путь тебе один — в доносчики.

Нужно ли в очередной раз обманывать самого себя? Ведь даже себя он не может уверить в том, что движет им сейчас не мстительная ревность, а справедливое негодование. Не желание наказать молодых выскочек, паразитирующих на его таланте, а долг законопослушного гражданина. Неправдоподобно выглядит нынче его законопослушание.

Створки лифта разошлись, впуская нового пассажира, и с мягким чавкающим звуком сошлись вновь. Пасть лифта захлопнулась. Профессор заставил себя разжать руку, вцепившуюся в поручень. Искушение выскочить из замкнутого пространства кабины и никогда больше сюда не возвращаться удалось побороть, но решимость довести начатое дело до конца уменьшалась с каждым этажом. Может, еще не поздно? Если вернуться, пригрозить, припугнуть оглаской? Потребовать? Нет, поздно. И уже слишком опасно. Он мучительно долго убеждал себя загубить собственными руками то, что больше всего хотел продолжить, и теперь нелепо поворачивать назад. Да, он готов принести в жертву и себя, но только при одном условии — онипоплатятся вместе с ним.

Он покачал головой и мысленно выругал себя за этот внутренний спор. Какой смысл вновь и вновь перебирать все «за» и «против», когда решение принято, и не только принято, а уже почти исполнено. Побыстрей бы только! Казалось, этому подъему не будет конца.

Они вышли в пустой коридор, серый и безликий, с одинаковыми дверями без номеров и даже без табличек с фамилиями. Приезжий испуганно осмотрелся. Куда его ведут? Кто его примет? Так ли будет, как было обещано? Организовывая эту встречу, его старинный друг Нерфи Корнак и сам, казалось, слабо верил в то, что обещал. Но он добросовестно сделал все необходимые звонки, задействовал все связи, и, наконец, назвал место и время, не подтвердив выполнение главного условия, на котором настаивал профессор — о встрече непременно с руководством Ордена.

Провожатый остановился у одной из дверей, ничем не отличающейся от всех остальных. Как они только ориентируются в этих пустых коридорах? Если на двери нет ничего, кроме кодового замка с системой идентификации, даже ручки.

— Не беспокойтесь, — снисходительно пояснил молодой провожатый, заметив нервозность прибывшего. — У нас идентификация по биоизлучению. Нужно лишь несколько секунд подождать, пока система сработает.

Профессор желчно усмехнулся. Знал бы этот юноша, сколько поводов для беспокойства помимо идентификации находилось сейчас в профессорском кейсе! Есть еще, слава богу, о чем старику беспокоиться в этой жизни помимо бытовых мелочей. Дверь медленно сдвинулась в сторону, и провожатый впервые уступил ему дорогу:

— Магистр ждет вас.

Рука, мертвой хваткой державшая кейс, онемела, и профессор с трудом перехватил ручку чемоданчика другой рукой, умудрившись не уронить при этом трость. Только после этого он шагнул, наконец, в кабинет.

Он нес в своих руках тайну, и эта тайна оттягивала ему руки.

Кабинет поразил профессора спартанской обстановкой. Жесткие кресла ровным строем стояли вдоль длинного черного стола в центре комнаты. Второй стол, вплотную придвинутый к первому, был снабжен пультом управления, вмонтированным в столешницу. Шкафы сливались цветом со стенами, и даже единственному украшению этого кабинета — большому зеркалу в металлической раме — почти нечего было отражать. Землянину, привыкшему к навязчивому комфорту своей родины, было странно видеть, как давно забытое учение Земли — аскетизм — именно в Ордене нашло благодатную почву для нового расцвета. Неуютная планета с жестким суровым климатом долго обтесывала характер заселившего ее народа и в конце концов подарила мирам Федерации странную нацию, воспитанную на идеалах служения и долга. В эпоху раздробленности именно эта нация поставила свои аскетические принципы на службу юной Федерации. Нынешним единством объединенные миры в какой-то мере были обязаны и Ордену, скрепившему их, подобно цементу в кирпичной кладке. Родиться в Ордене означало одно — стать военным. Другие пути дети этой планеты выбирали редко. Впрочем, стоило отдать им должное — из них получались лучшие офицеры. Со временем Орден из государства превратился в военно-промышленное ведомство самой Федерации, став гарантом ее безопасности: внутренней и внешней.

Профессор близоруко огляделся, и только с третьего раза ему удалось выделить из серого фона кабинета его хозяина. Стоило поблагодарить Нерфи Корнака: профессора действительно поджидал бессменный руководитель Ордена Магистр Ритор. Это лицо нельзя было не узнать, хотя оно не часто мелькало в новостях (Орден по традиции сторонился публичной политики). Хозяин неподвижно стоял у мерцающей голографической карты в дальнем углу и разглядывал гостя. Когда его глаза остановились на кейсе, профессору показалось, что чемодан неожиданно потяжелел: чужой взгляд будто добавил веса его тайне. Тогда гость шагнул к столу и водрузил на него свою ношу с твердым желанием расстаться с ней навсегда. После такого символического поступка профессора вдруг охватила апатия, точно одним жестом он исполнил заветное и давно задуманное. И больше всего захотелось немедленно выйти из кабинета, не растеряв остатки былого достоинства, и никогда не встречаться с человеком, на чьи плечи он только что переложил свой груз, проблему, запертую на кодовый замок в черном чреве новенького кейса, купленного исключительно для этой неприятной миссии.