Сове же казалось, что после смерти барона замок не простоит и дня: как только воля и вера хозяина перестанут поддерживать эти древние стены, они просто рассыплются в пыль. Но до тех пор, пока последний хозяин замка разжигает огонь в камине и встречает гостей, замок будет служить ему во что бы то ни стало.

Топот лошадиных копыт гулко отдавался под каменным мостом.

Всадники спешились, Лорис потянулся к рогу, привязанному к воротам, стер с него пыль и приложил к губам. Но вместо боевого призыва над горами растекся низкий тоскливый стон. Сова забарабанила кулаками по воротам. Прошло не меньше десяти минут, пока из-за ворот раздался скрежет отодвигаемого засова. Сова перевела дух. Лорис с трудом потянул на себя окованную железными шипами воротину. В рыжих отблесках факела Зорий разглядел лицо привратника, мрачное и настороженное. Впрочем, их быстро узнали. Привратник низко склонился перед гостями.

Сова бросила ему поводья.

— Лим, прими коней. Где барон?

— В башне.

— Здоров?

— Слава Двуглавому, здоров, — с достоинством ответил привратник.

Лорис облегченно вздохнул и отдал привратнику поводья коня. Сова под навесом уже боролась с разбухшими от дождя завязками плаща. Центральная башня уютно светилась желтовато-красным огнем бойниц. Два факела были вставлены в жирандоли над крыльцом. Из темного узкого коридора веяло сухим теплом с запахом дыма и пыли. Сова пропала в темноте, не оставляя попыток содрать с себя мокрый, отяжелевший от воды плащ. Зорий пошел следом.

Коридор огибал башню по окружности. Зорий шел по нему довольно долго, так что когда коридор, наконец, вывел его к круглой центральной зале, Дару показалось, что он уже обошел весь донжон по окружности не один раз. Причина такой планировки была понятна: узкий коридор давал защитникам башни массу преимуществ перед нападающими. В центральную залу можно было попасть не иначе, как преодолев этот узкий крысиный лаз, в нескольких местах перегороженный массивными чугунными решетками, так что Зорий еле протиснулся в оставленные для прохода щели. Сама зала при тусклом свете очага и нескольких факелов показалась Дару небольшой. Он остановился на пороге, рядом с брошенным мокрым плащом.

— Сова, девочка моя! А я-то думал, кто ломится в ворота?

Могучий глубокий голос из полутьмы всколыхнул застоявшийся воздух башни. Пламя факелов затрепетало, заставляя танцевать причудливые тени на неоштукатуренных стенах. И смех в ответ. Дар впервые слышал, как Сова смеялась.

Из массивного деревянного кресла у камина навстречу Сове поднялся старик. Зорий пригляделся: если Лорис с Совой беспокоились именно о его здоровье, то их беспокойство было напрасным. Таких стариков очень сложно вообразить в немощи, умирающими от долгой изнуряющей болезни. Они воюют со старостью до последнего, а покидают этот мир неожиданно, присев отдохнуть в перерыве между важными делами. Время бессильно перед этой несгибаемой спиной, перед молодым голосом и проницательными живыми глазами. Оно лишь с мстительной ревностью отыгрывается на лице. Лицо хозяина дома было покрыто сетью таких глубоких морщин, что среди них затерялись даже несколько памятных шрамов. Он обнял Сову как дочь, или, скорее, как внучку. Впрочем, все же дочь — в примитивных обществах люди стареют рано.

— Я ждал вас только после праздника, — сообщил старик. — Неужто вы наконец погостите у меня с неделю? Лорис с тобой?

— Ну конечно. Куда же я без него?

Зорий посторонился, чтобы пропустить в залу Лориса. Лорис очень спешил. Сцена приветствия повторилась. Дар почувствовал себя лишним и подумывал, не заняться ли чем-нибудь полезным. Например, пойти позаботиться о лошадях. Сова забыла о его существовании, как забывают о существовании телохранителя. Дар криво усмехнулся: к безопасности люди привыкают быстро. Впрочем, тут ей едва ли могло что-нибудь угрожать. Он подобрал брошенный мокрый плащ и собрался уходить, когда Лорис вспомнил, что их всё же трое, и представил Дара хозяину.

— Ильдэрос, мы указали путь страннику в ваш дом, — с поклоном произнес он.

«Ильдэрос — хозяин дома, домовладелец», — перевел Зорий. Сова обернулась к Дару, по инерции продолжая улыбаться. Наверное, она слишком радовалась встрече, чтобы сохранять прежнее, отстраненное выражение лица, так что ее приветливость неожиданно досталась и ему.

Сова тоже поклонилась. Строгое соблюдение ритуала знакомства с хозяином дома, было, конечно, не обязательным, но это была часть игры, ставшей для нее привычной в этом доме. В каждое слово, в каждый жест архаичная традиция вкладывала свой глубокий смысл. Сова так и не удосужилась выучить слова, позы и знаки на все случаи жизни, но Лорис, как хорошо образованный синельди, знал все. Сейчас он сам стоял в позе странника, держа правую руку раскрытой ладонью в сторону очага.

— Пусть мой дом будет ему приютом, — ответил барон.

— Пусть ваш дом будет приютом всем нам.

Сова не удержалась и опередила Лориса:

— Дом, дающий приют, пусть стоит вечно.

Зорий коротко поклонился, не зная, какое именно приветствие полагается от гостя хозяину дома. Впрочем, барон был явно не требователен к церемониалу, демократичен и лишен замашек феодального господина. Слуг в замке, по словам Лориса, было всего двое, и барон сам отправился давать им распоряжения: готовить комнаты и ужин гостям.

Комнаты, куда поселили гостей, не топились, вероятно, очень давно. Сырость не хотела сдавать свои позиции даже под угрозой пылающего огня в камине. Сова стащила с себя мокрую одежду и залезла в огромное деревянное корыто с чуть теплой водой на дне. Воду в замке всегда приходилось экономить.

Ей достался гардероб дочери барона. Она не в первый раз останавливалась в этой комнате и гардероб всегда был в ее распоряжении. Сова тщательно изучила его еще пару лет назад: эти платья с длинными шлейфами и широкими манжетами, отороченные мехом, подбитые парчой напоминали ей школьный театр. Ее увлечение актерством было недолгим, как и многие другие ее увлечения, однажды испробованные и позабытые. Сейчас она распотрошила доверху набитый тряпьем сундук, разложила одежду на кровати — и вдруг почувствовала себя словно в школьной гримерке. По ее лицу блуждала неуместная романтическая улыбка. Сыграть, что ли? Как в детстве?

Она выбрала самое роскошное платье с длинным шлейфом.

Трапезный зал помнил иные времена, когда за огромным столом, занимавшим половину свободного пространства, сидело не три человека, а три десятка вассалов с оруженосцами, свитой и прислугой. Массивная деревянная столешница хранила на себе отпечатки былых трапез и попоек. Глубокие порезы асимметричным узором украшали старое дерево, напоминавшее высохшее дно мертвой реки.

Ужин уже стоял на столе, но Сова все еще не спускалась из отведенной ей комнаты, Лорис пересказывал барону городские сплетни, и, коротая ожидание, Зорий развлекался тем, что изучал порезы, пытаясь определить, чем они были нанесены. Модное в Ордене увлечение холодным оружием когда-то в юности не обошло стороной и его. Сам он пополнил отцовскую коллекцию всего парой-тройкой экспонатов, но этого было вполне достаточно, чтобы соблюсти традицию и считаться хорошим сыном. А вот покопаться в отцовских сокровищах когда-то любил.

Вот этот квадратный в основании глубокий шрам наверняка был оставлен стилетом, почти шилом. Такое оружие делалось не для того, чтобы извлекать его из раны. Удар, легкий нажим руки в сторону — и двадцатисантиметровое стальное ядовитое жало, обламываясь у самой гарды, навсегда оставалось в теле противника. Эфес можно было сохранить. И даже заказать новое жало. Они дорого стоили, эти побывавшие в деле эфесы, украшенные драгоценными камнями, золотом, чеканкой и ковкой. Жало стоило дешево. Не дороже, чем человеческая жизнь. И жало не нуждалось ни в каких украшениях.

Вот широкий порез в виде треугольника. Нож. Одинаково удобный и для пиршественного стола, и для охоты, и для боя. В образованную им ямку набилась какая-то грязь, может быть, пыль, может, остатки пищи. А может, и запекшаяся кровь. Зорий погладил порез пальцем. Воображение беспристрастно и четко нарисовало картину ножа, воткнутого в столешницу после того как он побивал в слабо прожаренной туше кабана. Или не кабана. Дар попытался усилием воли взбудоражить свои эмоции, но ему не удалось. Сказалась привычка спокойно смотреть на оружие, как на средство лишения жизни. В его руках оружием могло быть все что угодно. Знай Сова, сколько предметов он легко может заставить служить смерти, она бы не придавала такое значение вопросу, кто из них двоих владеет бластером.