На помосте Джамми продолжал:

— Вот так, друзья. В последней волне будут самолеты поддержки. У вас есть зеленые ориентирно-сигнальные бомбы. Я буду наблюдать за вами, как кот за мышами, и, если кто-нибудь из вас ошибется и запутает разработанную мной систему целеуказания, пусть пеняет на себя и не ждет никакой пощады. Понятно?

Авиаторы на скамейках засмеялись: Джамми всегда заканчивал свой инструктаж этими словами. Какая-нибудь новая шутка наверняка насторожила бы экипажи; в такие моменты они предпочитали слова и вещи, которые уже не раз слышали и к которым привыкли.

— Теперь еще одна вещь, — продолжал Джамми. — Аварийное сбрасывание бомб. За последние месяцы мы и янки сбросили на Великобританию намного больший бомбовый груз, чем проклятые люфтваффе. — В бараке поднялся страшный шум и свист. Джамми утихомирил аудиторию взмахом руки. — Да-да, вам легко смеяться здесь, на инструктаже, но когда нам приходится иметь дело с управлением тыла и транспортным управлением или когда мы просим обезвредить на своей территории невзорвавшиеся бомбы, то, смею вас заверить, смеяться нам не приходится. Если вам придется сбросить бомбы аварийно, дайте точное время, место по карте и данные о взрывателе немедленно после посадки. Конечно, гораздо легче промолчать об этом. — Он улыбнулся. — Именно поэтому я и настаиваю на применении дисциплинарных мер по отношению ко всему экипажу, который не донесет об аварийном сбрасывании бомб.

Настроение у всех поднялось.

— Правильно, правильно, Джамми. Дай им жару! — выкрикнул кто-то из рядов.

Когда следующим на помост поднялся офицер разведки старший лейтенант Лонгфелло, в бараке воцарилась такая тишина, что стали слышны звуки, доносившиеся из соседней деревни. За окном скрипело каштановое дерево, трещали стрижи, пел дрозд, теплый ветерок приносил запах свежескошенного сена. Трудно было поверить, что здесь, в этой пасторальной тихой заводи, разрабатываются планы уничтожения города.

Лонгфелло вставал со стула неторопливо, заручаясь уверенностью в том, что он привлек внимание аудитории. Его писарь приколол к доске схему результатов бомбометания с заголовком «Сползание назад». На схеме была обозначена длинная полоса бомбовых разрывов, упиравшаяся в стрелу с надписью: «Линия пути колонны бомбардировщиков».

То, что происходило сейчас здесь, в бараке, глубоко волновало Лонгфелло. Здесь делалась история. На прошлой неделе он посылал этих людей на бомбардировку Кельна. Это непостижимо: сидящие здесь молодые ребята за каких-нибудь неполных два часа уничтожили или превратили в руины то, что созидалось тысячелетиями!

— Вы являетесь экипажами самолетов наведения бомбардировщиков, — начал офицер разведки. — Я уже говорил об этом тысячу раз и тем не менее вынужден повторять и повторять. Когда вы видите ориентирно-сигнальные бомбы на подходе к цели, вы видите их в перспективе. Такое перспективное восприятие не что иное, как оптическая иллюзия, поэтому не сбрасывайте своих бомб преждевременно, с недолетом. На этой схеме как раз и показана такая тенденция: один самолет не доходит до точки сбрасывания, а каждый последующий увеличивает эту ошибку. Не допускайте такой ошибки! — Он сделал достаточно длинную паузу, чтобы подчеркнуть следующие свои слова и придать им важность: — Вы, друзья, знаете не хуже меня, что сползание назад происходит и еще по одной причине. Он снова сделал паузу. Это самый обыкновенный, всем нам знакомый страх, и даже трусость.

В бараке стояла благоговейная тишина. Лонгфелло полностью овладел вниманием экипажей.

— Когда вы попадаете в зону интенсивного зенитного огня, — продолжал он, — то испытываете невероятный зуд в руках. Вами овладевает непреодолимое желание избавиться от бомб и поскорее вырваться из этого ада кромешного. Это, несомненно, происходит с каждым из вас. Но поймите: если вы сбросите бомбы на картофельные поля, то за каким же чертом тогда проделывать весь этот длинный путь до Германии? Несколько сот ярдов, которые вы не долетите до цели, джентльмены, определят разницу между тем, чтобы всыпать немцам по первое число, и тем, что вы признаете себя побежденными. — Он снял очки в роговой оправе, но вновь надел их несколько театральным жестом.

У Лонгфелло были свои теории относительно методов проведения инструктажа летных экипажей. Хладнокровное обвинение в трусости, затем несколько слов, произнесенных понимающим тоном, потом несколько логических аргументов и, наконец, обнадеживающие бодрые намеки, рассчитанные на то, чтобы расшевелить и возмутить слушателей, побудить их к действию и закрепить у них решимость выполнить задачу.

— Ох уж эти кабинетные вояки! — пробормотал Дигби. — Они готовы сражаться до последней капли нашей крови.

Бэттерсби нервно усмехнулся.

Старший сержант Ламберт резким движением встал. Раньше он никогда не задавал на инструктажах ни единого вопроса.

— А что, собственно, находится в Крефельде? — спросил он. — Что является объектом нашей бомбардировки в центре этого города?

— И помахал находившейся у него в руке картой целей.

«Это никуда не годится», — подумал Лонгфелло и провел пальцами по тыльной стороне своей руки, словно примеряя пару замшевых перчаток. Нервно улыбнувшись Ламберту, он быстро припомнил стандартный ответ, приготовленный им на случай подобного рода вопросов:

— Штаб гестапо и завод по изготовлению ядовитых газов — таковы объекты бомбардировки. Вы удовлетворены?

Лонгфелло почувствовал, что настроение людей на скамейках после этих его слов заметно изменилось. Послышались приглушенные возбуждение голоса. Тот элемент гнева, который только что был так несправедливо направлен на него, теперь переключился на действительного противника — на Крефельд.

Затем инструктаж продолжили другие специалисты. Флагманский инженер-механик заявил, что «ланкастеры» продолжают возвращаться из рейдов с повреждениями, причиненными пулями калибра 0,303 дюйма, то есть английскими пулями.

— Это свидетельствует о том, — сказал он в заключение, — что наши стрелки палят без разбора — не по противнику, а по теням. Будьте внимательнее! Лучше смотрите, хорошенько следите за смазкой турелей.

Флагманский связист подробно рассказал о частотах, на которых работают радиомаяки, а метеоролог обрисовал ожидаемые погодные условия:

— Луна полная, взойдет за час до часа "Ч". Восход солнца — в ноль пять сорок шесть. Оно вам не помешает, можете не тревожиться. Над районом цели очень тонкий слой облаков среднего яруса — на высоте между тысячей и двадцатью тысячами футов. Сожалею, но дать более точную высоту я не в состоянии.

— Надо же, черт возьми! — проворчал Дигби, не понижая голоса. — Нам придется, как голенькими, лететь при полной луне, а он успокаивает нас тем, что, мол, нечего бояться восхода солнца.

Последним на помост поднялся командир эскадрильи подполковник Мунро. Сегодня был его шестидесятый и последний вылет на бомбардировку. Он начал весьма уравновешенным тоном:

— Сегодня мне говорить почти не о чем, джентльмены. Много интенсивного зенитного огня — карта говорит сама за себя. Выдерживайте место в строю, тогда опасность угодить в такие зоны сведется до минимума…

— А нельзя ли пролететь как-нибудь в обход всех этих зениток в Руре? — выкрикнул Суит.

В бараке раздался общий смех. Подполковник постарался улыбнуться как можно естественнее.

— Держитесь в общем потоке самолетов, друзья, и внимательнее выдерживайте заданную высоту. Опасность столкновения существует только над районом цели, но если вы будете точно выдерживать высоту, то и эта опасность практически исключается. После сбрасывания бомб берите обратный курс и соблюдайте временной график. Это тщательно разработанная операция, друзья. Налет будет осуществляться крупными силами — около семисот самолетов: «ланкастеры», «веллингтоны», «галифаксы» и «стирлинги».

— Ура! — воскликнули несколько человек в задних рядах.

Мунро взглянул на них и улыбнулся. Если ребят утешает тот факт, что вместе с их самолетами полетят бедные старые «стирлинги», которые в силу их невысокой скорости и очень небольшого потолка примут на себя основной огонь зенитных орудий противника, то стоит ли их разочаровывать? Мунро, однако, знал и то, что один из «стирлингов» сегодня ночью будет пилотировать его младший брат, поэтому улыбка его получилась неестественной, вымученной.