Анна-Луиза и Ганс постучались в дом Фосса вскоре после того, как их посетил Герд Белль. Старый Фосс разыскал большую связку ключей, открыл дверь в подвал и проводил девушку и мальчика по ступенькам лестницы вниз. Семейное бомбоубежище превратилось в хранилище сокровищ. В нем стояли набитый серебром застекленный сервант и ящик с множеством стеклянных и фарфоровых изделий, тщательно обернутых газетами. Между разложенных повсюду старомодных ценных вещей, коробок и ящиков было втиснуто четыре старинных удобных кресла. Здесь же находился параллельный телефонный аппарат. Фосс зажег керосиновую лампу, хотя электрическая лампочка светила достаточно ярко и нужды в дополнительном освещении не было.

Анна-Луиза уложила Ганса в кресло. Он был в полусне, и она накрыла его голову одеялом, чтобы доносившийся извне шум не мешал ему спать.

Двухтысячефунтовая фугасная бомба упала всего за квартал от дома Фосса. В подвале от ее взрыва взлетела пыль с полок. Старый Фосс закашлялся. Снаружи взрывом этой бомбы снесло большую часть жилого массива, как будто кто-то отрезал кусок торта. На плоскости среза виднелись оклеенные яркими обоями стены комнат. Коегде можно было наблюдать странные капризы судьбы: например, уцелевшее на стене зеркало, неповрежденные картины, совершенно нагая и не получившая ни одной царапины горничная в саду. Взрыв застал ее спящей на верхнем этаже.

Взрыв этой бомбы заставил герра Фосса подняться из убежища наверх. Взрывом разорвало девятидюймовую чугунную водопроводную трубу, проходившую рядом с его домом. Свинцовые уплотнительные прокладки на стыках трубы треснули, и через них начали бить фонтаны воды. Затем вода стала стекать в подвал Фосса. Сначала ручеек был не больше, чем из кухонного крана, но через некоторое время трещины в трубе под давлением воды увеличились и ручеек стал шире. Вода залила в подвале весь пол. Осушительного насоса в подвале не было, и Фосс понял, что, если в ближайшее время не прибудут ремонтные рабочие и не заделают трещину, весь подвал затопит. Поэтому-то он и поспешил наверх.

Взрывы бомб к этому моменту до самого основания сотрясали дом Фосса. Ганс проснулся и начал тихо всхлипывать. Анна-Луиза подошла к лестнице наверх и позвала герра Фосса, но ей никто не ответил.

Его безжизненное тело лежало в сточной канаве в нескольких ярдах от дома.

Род Мунро вел свое происхождение от скандинавов. Многие из его рода на острове Никьюиш были свирепыми богобоязненными вояками. Начиная с 1704 года в английской армии всегда был один или несколько человек из семьи Мунро. Сейчас Джон и его младший брат Йэн служили в королевских военно-воздушных силах. «На этом, пожалуй, может кончиться фамильная военная традиция», — думал Джон Мунро.

Никогда раньше его не охватывало такое предчувствие близости смерти. Сегодня был его последний вылет на бомбардировку, и он старался внушить себе, что все это и влияет на его настроение. Тем не менее накануне вылета вечером он выписал чеки своему портному, дантисту II для оплаты котлового довольствия. Затем написал письмо жене и ребенку, положил его на подушку и еще раз просмотрел свое завещание. Все было сделано.

Слегка отклонив руль направления, он подправил курс самолета.

Мунро спокойно смотрел вниз на медленно меняющийся темный ландшафт под самолетом. Хотя для молодых летчиков лучи прожекторов и огненные вспышки стреляющих зенитных орудий являлись сбивающим их с толку опасным лабиринтом, для такого ветерана, как Мунро, вспышки зенитных орудий были не чем иным, как зловещей серией навигационных ориентиров. Впереди по курсу, там, где должна была находиться цель, не было никаких признаков прожекторов или зенитного огня.

— Джок, у вас есть картинка на экране радиолокатора? — спросил он штурмана.

— Да, и не такая уж плохая.

— Вы видите реку Маас?

— Да, сэр.

Лофти, стрелок на самолете Мунро, проводил поиск целей с помощью радиолокационной станции, не забывая осматривать время от времени пространство над собой визуально. Неожиданно он заметил тень. Небольшое темное пятно с пугающей медлительностью отделилось от ночного неба и устремилось к ним, как бы намереваясь схватить их в свои черные объятия. Человеку в кислородной маске кричать нельзя, но, не зная этого, стрелок закричал. Он почти задохнулся, хватая воздух с такой силой, что заныла грудь. Включив затем переговорное устройство, чтобы доложить о случившемся Мунро, он с большим трудом выговорил:

— «Ланкастер» чуть не содрал с меня волосы, сэр.

— Направление? — спросил Мунро.

— Тот же курс, что и у нас, сэр, но только на несколько футов выше. Я просто удивляюсь, как мы не врезались в него.

— Пока бомбардировщики летят одним курсом, — сказал Мунро довольным тоном. Джок улыбнулся. Это было характерно для Мунро: даже в момент, когда они только что избежали столкновения в воздухе, его больше беспокоил вопрос о том, выдерживают ли самолеты курс.

Никто на борту летевшего выше «ланкастера» не заметил, что самолет Мунро находился совсем близко от их самолета. Единственный член экипажа, который мог бы увидеть это, был Джамми Джайлз, бомбардир, но он в этот момент не лежал в носу и не смотрел вниз, а сидел на месте летчика и сжимал рукоятки управления. Он никогда до этого не управлял самолетом в боевом полете. Джамми отказывался брать на себя эту функцию и сейчас, но летчик, старший лейтенант канадских ВВС Питерсон, известный своим друзьям как Родди, заявил, что это не просьба, а приказ. Джамми был старше Родди по званию, но Родди был командиром экипажа, и его приказы следовало выполнять.

— Хорошо, пьяная канадская свинья, — сказал Джамми, — только знай: я сейчас должен лежать на пузе и наблюдать.

Заменить летчика на «ланкастере» оказалось не так-то просто, как они оба думали. Чья-то нога в тяжелом ботинке ударила по штурвальной колонке, и в течение какого-то времени на педали управления рулем направления не было ничьей ноги: эти два обстоятельства привели к тому, что самолет занял в воздухе какое-то уму непостижимое положение.

Сначала они пробовали шутить. Джамми сочувствовал Родди, у которого начался понос.

— Родди, а ты знаешь, у кого коэффициент умственного развития равен одной сотне?

— Нет. У кого?

— У десяти канадцев! Ну ладно, выходи из этого богоугодного заведения, садись на свое место и веди самолет.

— Я больной.

— Канадский шут!

— Английский дурак!

— Я говорю серьезно! Давай иди!

— Я серьезно болен. На цель самолет поведешь ты, Джамми.

— А кто будет лежать на пузе? Ты, что ли, трансатлантический шут?

— Пусть бомбы сбросит Эл. У него это всегда получалось лучше, чем у тебя.

Джамми вздохнул:

— Ну ладно. Элун, брось этот радиолокатор, иди к бомбовому прицелу, слышишь?

— Есть, сэр, — ответил Элун. Он собрал в пачку лежавшие под лампочкой карты и направился с ними вперед. Когда он пробирался мимо сиденья летчика, Джамми протянул руку и ободряюще похлопал его по спине.

— Не забудь поставить бомбы на «взрыв», Эл.

— Хорошо, сэр.

В этот момент Джамми увидел со своего места необыкновенно сильный, как ему показалось, луч прожектора, который двигался по небу прямо на них. Луч прожектора казался синим-синим, каким, как ему говорили, он и должен был быть. Джамми торопливо нажал на педали руля направления.

Гиммель тоже увидел этот луч прожектора. Когда он двигался по гряде облаков, они светились, как покрытое инеем стекло. Хорошо видимый на фоне светлых облаков, как таракан на белой скатерти, двигался силуэт самолета.

— Сообщение: литавры, литавры! — произнес Гиммель в микрофон. Он ввел «юнкерс» в крутое пикирование и развернул его на тот же курс, которым следовал противник. Однако он шел слишком быстро и поэтому был вынужден направить нос своего самолета вверх. Этот маневр на какой-то момент поднимет его глаза выше обнаруженного противника, но так лучше, чем показать ему выхлопное пламя своей машины.