– За тобой «Боевой листок», Коровка, – выдал поручение. – О сегодняшних событиях.
– Есть, товарищ старший лейтенант! – вымолвил Борис.
– Не тянись, – улыбнулся офицер. – Это не приказ, а поручение секретаря партийной организации комсомольскому вожаку. Разряди оружие, пообедай и займись.
Да, Борис возглавил комсомольскую организацию заставы. Вышло это так. В январе ушел на дембель прежний секретарь. Стрельников собрал комсомольцев и предложил избрать Коровку. К удивлению Бориса, все проголосовали «за». Но не потому, что начальство приказало, здесь пока царила демократия. На собрании рядовой солдат мог покритиковать порядки на заставе и – чудо! – без последствий для себя. Если он был прав, начальство соглашалось. Удивительное дело.
С листком Борис закончил до обеда. Изобразил две сцены. На первой пограничники молотили прикладами китайцев. Во все стороны летели брызги крови и зубы нарушителей. На второй китайцы убегали с острова, и их черная цепочка постепенно превращалась в ворон. Почесав в затылке, Боря выдал и стишок:
Налетели вороны на землю советскую.
Испытали на себе силу молодецкую.
Улетай быстрей к себе, вороненок щипанный,
А вернешься к нам опять – будешь крепко битый ты.
Стих, конечно, был так себе, но ничего лучшего Борис сочинить не смог – не поэт. Но солдатам текст понравился. «Боевой листок» Борис вывесил перед входом в столовую. Пограничники толпились у него и ржали от души – даже те, кому досталось от китайцев.
– Молодец! – одобрил Стрельников, оценив творчество комсомольского секретаря перед тем, как Борис вывесил «Листок» на общее обозрение. – Правильно изобразил. Пусть сегодня повисит, завтра при оказии отошлю в политотдел отряда. Пусть посмотрят, как мы тут воюем.
– Про патроны в стволах китайцев сообщили? – не удержался от вопроса Борис.
– Разумеется, – кивнул Стрельников, не удивившись. С комсомольским вожаком у него были особые отношения.
– Что сказали?
– Да все тоже, – сморщился офицер. – Оружия не применять. Командир отряда все, конечно, понимает, но над ним – начальство округа. Запретили строго-настрого. Даже БТР велели отправлять на вытеснение без боекомплекта. Дескать, провоцировать Китай нельзя. Ладно, собирай наряд, в два часа пойдешь в дозор.
И Борис собрал. Подрались с китайцами – это так, для развлечения, службу же никто не отменял. Выслушав приказ начальника заставы, два солдата и сержант отправились в дозор. Перед тем, как выйти на тропу, заглянули на стрельбище, где постреляли по мишеням. Такой порядок завели на заставах возле острова Даманского. Патронов не жалели, и Борису это нравилось. Все пограничники стреляли метко, что и сказалось на результатах боя 2 марта.
Шли легко – дозорную тропу на заставе сделали хорошую и тоже сами. Утоптанный снег скрипел под подошвами сапог. Воротившись на заставу после драки, Борис с солдатами переоделись. К Даманскому они выезжали в валенках и полушубках. Буза с китайцами могла и затянуться, а они – замерзнуть. В бушлате, сапогах и рукавицах шагать гораздо легче.
Скользя взглядом по нетронутому снежному покрову обочь тропы, Борис продолжил размышлять. Тихоокеанский пограничный округ возглавляют долбодятлы. С застав сигналят, что китайцы обнаглели – с заряженным оружием полезли на Даманский. Что в ответ? Не провоцировать соседа. Совсем, как в июне 41-го. Все это выльется в большую кровь. Потом, конечно, спохватятся, но люди-то погибнут. Дебилы, бля… Боекомплект для БТР не брать велели. А чем стрелять? Боеприпасов у пограничников на короткий бой. Хорошо, Стрельников на этот их приказ положил с прибором, и БТР выходит на разгон китайцев с двойным боекомплектом. Нет, мало этого. Штаб округа, несмотря на обстановку, накануне событий отправит мотоманевренную группу из Имана на армейские учения. А кто поможет пограничникам в бою с китайцами? Ведь их будет батальон против трех десятков русских…
Усилием воли Борис заставил себя отрешиться от тоскливых мыслей. Время еще есть – на дворе февраль, что-нибудь сообразит. Стал думать о приятном. Вчера пришло письмо от Алексеевны. Сообщает, что с его квартирой все в порядке. Жильцы ведут себя прилично, не гадят, не ломают. В январе их сынишке исполнился год, замечательный малыш растет. Плату за жилье исправно кладут на сберкнижку Бориса – он дал ее квартирантам перед призывом. Пригодилась. Там уже скопилась приличная сумма – будет на что купить одежду по возвращению в Минск. Правильное, к слову, замечание. В армии Борис стал расти, и за год прибавил десяток с лишним сантиметров. Великаном он не стал, конечно, но теперь уже не мелкий прыщ, как говорила Клава. Еще директор написала, что прораб поставил его матери памятник, и прислала его фотографию. Не роскошный, не «габбро» с портретом, выбитом иголками, а из мраморной крошки с медальоном. Но смотрелся хорошо. Наверху – православный крест, под доской с датами рождения и смерти покойной надпись: «Упокой, Господи, душу рабы Твоей в Царствии Своем». Веру в Бога в СССР не поощряли, но на кладбищах христианские символы разрешались. С мертвыми не воюют… Памятник обошелся в 150 рублей – меньше, чем Борис рассчитывал. На сберкнижке у него скопилось 600 рублей, к дембелю соберется свыше тысячи. Это на одной. Есть еще на предъявителя. Бывший опекун не успел с ним рассчитаться до призыва и, по предложению Бориса, возвращал свой долг, кладя деньги на сберкнижку. Не спешил, но за полгода набралось 250 рублей. Книжку дядя выслал на заставу, написав в письме, что более не должен. В ответ Борис выслал его же заявление в милицию, которое привез с собой. С опекуном разобрались, страница перевернута. Теперь Борис богат – по местным меркам, разумеется. С собой наличными почти две сотни – привез с гражданки, плюс сберкнижка. Тратить на заставе деньги негде – так и лежат в вещмешке под койкой. Ему еще и денежное содержание выдают – немного, но прибыток. Приедет раз в месяц на заставу автолавка военторга, накупят пограничники сластей и сигарет – считай, что погуляли. Борис не курит, выходит экономия.
Размышляя, Боря не заметил, как они дошли до стыка с флангом соседей. Достав из сумки телефонную трубку с проводом, он воткнул штекер в гнездо и доложил на заставу, что признаков нарушения границы не обнаружено. Получив в ответ указание возвращаться, повел подчиненных обратно. На заставу они пришли затемно. Разрядив и почистив автоматы, составили их в шкаф. Разрядили магазины, сдав патроны дежурному по заставе. В журнале Борис отметил, сколько расстреляли, заверив это подписью. После чего отправился в столовую. Сегодня повар расстарался – на ужин приготовил плов с лосятиной. Кормили пограничников от пуза. К положенному по норме довольствию добавляли дичь, добытую в прилегавших к заставе лесах. И никакого браконьерства! У офицеров есть охотничьи билеты, периодически любой из них вооружался карабином и шел за дичью. Валили кабанов, лосей, другую живность. Добыча шла в котел для офицеров и солдат. В отряде это знали и негласно поощряли. Там тоже поохотиться любили…
Набив живот, Борис пошел в казарму, где застал концерт. Сергей восседал на табуретке в проходе между койками и развлекал собравшихся пограничников игрою на гитаре. И песнями, конечно. Борис присел на койку и присоединился к слушателям. Сергей сегодня был в ударе. На драку с китайцами в этот день он не попал – ходил в наряд, наверное, поэтому старался. Голос друга наполнял тесное помещение, заставленное двухэтажными койками.
Как всегда, мы до ночи стояли с тобой,
Как всегда, было этого мало,
Как всегда, позвала тебя мама домой,
Я метнулся к вокзалу…[87]
Припев пограничники подхватили дружно:
Опять от меня сбежала последняя электричка.
И я по шпалам, опять по шпалам
Иду домой по привычке…
Репертуар Сергея на заставе знали наизусть, потому постоянно подпевали. Наконец, солист смолк и приставил инструмент к койке.