– Что за проект? – спрашиваю я.
– Нужно было сделать своими руками какую-нибудь игрушку или модель, которая имела бы отношение к путешествиям, – она кивком показывает на свой контейнер. – Мы делали самолет, но… – она виновато улыбается. – Вышло не слишком удачно. Главное, у нас совершенно не было времени, поэтому мы просто купили в магазине игрушечный самолет и обклеили фольгой. Конечно, это не совсем самоделка, но, как я сказала Чарли, откуда миссис Хокинс знать, что там, внутри, готовая игрушка.
– Что за проект? – повторяю я. – Ты так и не сказала…
– Я же говорю: детям задали смастерить на каникулах какую-нибудь модель – машину, самолет, пароход… Потом их будут показывать на специальной выставке. Чарли, идем скорее! Звонок только что был!
Какой-то проект… Я так ничего и не поняла, поэтому просто пожимаю плечами.
Когда я подхожу к миссис Хокинс, то замечаю другую маму из нашего класса. Ее зовут Джейн Лэнгридж, и она держит в руках модель круизного лайнера из бальсового дерева и бумаги. У лайнера три дымовых трубы и несколько рядов иллюминаторов, аккуратно прорезанных в бортах. На верхней палубе я различаю вылепленные из пластилина крохотные фигурки людей, которые загорают вокруг выкрашенного голубой краской бассейна, и на несколько мгновений лишаюсь дара речи.
– Простите, миссис Хокинс, – говорит Джейн. – Краска еще не совсем высохла. Зато мы получили огромное удовольствие, пока собирали эту модель. Правда, Джошуа?
– Здравствуйте, миссис Фиппс, – приветливо кивает мне учительница. – Как отдохнули?
Миссис Фиппс… Каждый раз, когда ко мне обращаются подобным образом, у меня начинают ныть зубы. О моем разводе классная руководительница Ноя знает, но школьная администрация пока не в курсе, что я решила взять прежнюю фамилию и снова стать мисс Грейвени. И сообщать об этом я не спешу. Это может породить ненужные проблемы, к тому же мне не хочется расстраивать Ноя. Наверное, не очень хорошо, когда такому малышу приходится отказываться от отцовской фамилии, к которой он привык, и которой, возможно, гордится. С другой стороны, я считаю, что у меня и у моего сына должна быть одна фамилия. Это означало бы, что мы с ним по-прежнему семья…
Надо было дать Ною свою фамилию, когда он родился, думаю я. Специально на случай развода… Увы, тогда я, конечно, об этом не думала. Как говорится, и в мыслях не держала.
– Мама, а ты привезла мой воздушный шар? – с беспокойством спрашивает Ной. – Он у тебя в машине, да?..
Я смотрю на него и ничего не понимаю. Какой еще шар?
– Ной сказал, что будет делать воздушный шар, – поясняет миссис Хокинс. – Превосходная идея… – Она с улыбкой поворачивается к нам. Ей уже за шестьдесят, и она ходит только в строгом брючном костюме. Неторопливая, спокойная, рассудительная, мисс Хокинс мне очень нравится, хотя рядом с ней я порой чувствую себя суетливой, что-то бессвязно бормочущей пациенткой клиники для больных с острыми нервными расстройствами.
– Вы, конечно, его привезли?
Я неопределенно пожимаю плечами. Разве я похожа на человека, который держит в руках воздушный шар?
– Он сейчас не у меня, – слышу я свой собственный голос. – То есть…
– А-а… – улыбка миссис Хокинс меркнет. – Но я надеюсь, вы успеете привезти его сегодня, миссис Фиппс? Дело в том, что мы планируем выставку детских работ, и нам нужно правильно разместить все экспонаты.
– Безусловно, – я киваю и одаряю миссис Хокинс ослепительной улыбкой. – Мне нужно только… подправить кое-какие мелочи. Но сначала я хотела бы посоветоваться с Ноем. Вы позволите?.. – Я оттаскиваю сына в сторону и наклоняюсь к самому его уху.
– О каком воздушном шарике речь, дорогой?
– Не о шарике. О шаре. Это мой проект, – объясняет Ной с таким видом, словно я спрашиваю его о совершенно очевидных вещах. – Шар, который наполняют горячим воздухом, чтобы путешествовать. А внизу корзина… Мы должны были принести наши проекты сегодня.
– Понятно! – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал весело и беззаботно, но мне это нелегко дается. Очень нелегко. – Я просто не знала, что ты должен сделать… проект. Ты мне ничего не говорил.
– Я забыл, – улыбается. – Но про это было написано в записке.
– В какой записке? И где она теперь?
– Папа положил ее в вазу, где апельсины.
Я испытываю острый приступ бешенства. Твою мать!.. Я так и знала!
– Все понятно, – повторяю я, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не зарычать. – Папа ничего мне не сказал про проект. Очень жаль!
– Мы обсуждали, что нам лучше сделать, и папа сказал – давай сделаем много… многольфер, – в глазах Ноя вспыхивают оживленные огоньки. – Он сказал: мы возьмем воздушный шарик, покроем его папье-маше и раскрасим, потом сделаем корзинку и посадим в нее фигурки людей. И привяжем к шару веревками. А вместо пассажиров можно посадить в корзину Бэтмена – это я придумал! – Его щечки покрываются взволнованным румянцем. – Сам придумал, мама!.. Папа обещал, что все сделает. Ты привезла мой многольфер? Он в машине?
– Я сейчас… проверю. – Улыбка не сходит с моего лица, но скулы сводит от ярости. – Поиграй немного на горке, а я посмотрю… – Я подталкиваю сына к игровой площадке, а сама выхватываю телефон и нажимаю кнопку быстрого набора номера Дэниела.
– Дэниел Фиппс слу…
– Это Флисс, – перебиваю я. – Хочешь, я угадаю, где ты? Ты сейчас, наверное, мчишься в школу, чтобы успеть привезти сыну шар из папье-маше с Бэтменом в корзинке, правда?
Следует долгая пауза, во время которой я мысленно обзываю Дэниела самыми страшными словами, какие только знаю.
– О, черт! – говорит он наконец. – Извини. Я совершенно забыл.
Но в его голосе я не слышу ни озабоченности, ни раскаяния, и мне хочется его убить.
– «Извини» – это все, что ты можешь сказать? Как ты мог поступить так с собственным сыном?! Это нечестно, несправедливо и безответственно по отношению к нему, да и ко мне тоже…
– Флисс, успокойся! Ну, подумаешь, какой-то школьный проект!..
– Он не «какой-то». Для Ноя он значит очень много, а ты… ты… – Я не нахожу слов и умолкаю. Бесполезно, Дэниел все равно не поймет. Никогда не поймет. Бессмысленно что-то ему объяснять, лучше поберечь силы, коль скоро я оказалась предоставлена самой себе.
– Ладно, Дэниел. Пока. Я как-нибудь разберусь.
Я даю отбой, прежде чем мой бывший успевает что-то сказать. На смену бессильной ярости приходит решимость сделать все, чтобы не подвести Ноя. Чтобы он получил свой воздушный шар. Я могу. Я сделаю это, чего бы мне это ни стоило.
Я бросаюсь к машине, отпираю дверцы и лезу в свой кейс. Там среди рабочих бумаг у меня завалялся плотный подарочный пакет, оставшийся от какого-то званого обеда. Это будет корзина… цвет как раз подходящий. Шнурки из кроссовок, в которых я хожу на фитнес, сойдут вместо веревок. Я хватаю ручку, лист бумаги и машу Ною рукой.
– Я сейчас закончу наш воздушный шар, – говорю я, – а ты пока нарисуй Бэтмена, чтобы посадить в корзину, хорошо?
Ной садится на переднее сиденье и, высунув язык, принимается сосредоточенно рисовать, а я выдергиваю из кроссовок шнурки. От грязи они давно стали коричневыми, как самые настоящие манильские канаты, но меня это не смущает. Напротив, я только рада, что они уже не похожи на шнурки для обуви. В перчаточнице у меня есть моток липкой ленты – то, что надо, чтобы прикрепить веревки к корзине. Что касается самого шара…
Интересно, что тут можно придумать? Я, черт возьми, не разъезжаю по городу с полным багажником воздушных шаров! А что, если?..
Нет. Ни в коем случае. Это будет…
Но какие у меня варианты?
Минут пять спустя я уже иду к учительнице, держа в руках готовый проект. Другие матери, которые стоят вокруг миссис Хокинс, замолкают одна за другой. У меня такое ощущение, что не только они, но и все, кто собрался в школьном дворе, смотрят сейчас на меня.
– Вот Бэтмен! – с гордостью говорит Ной, показывая на фигурку в корзине. – Я сам его нарисовал.