– И что же привело достопочтенную Честити Дункан в такую непрезентабельную часть Лондона?

– Я заходила к нашей старой служанке, бойко солгала она. – Она живет в Кенсингтоне, на Хай-стрит... над булочной. Мы с сестрами по очереди навещаем ее раз в месяц. Бедная старушка страдает от одиночества. Я как раз выходила от нее, когда увидела вас, и решила воспользоваться случаем, чтобы получить ответ на свои вопросы.

Дуглас недоверчиво воззрился на нее:

– И ради каких-то вопросов вы рискнули забраться так далеко?

– А что такого? – наивно осведомилась Честити. – По-моему, вполне естественно, увидев на улице человека, с которым хочешь поговорить, последовать за ним и постараться привлечь его внимание.

Дуглас нетерпеливо тряхнул головой.

– В таком случае почему вы не окликнули меня? – опять спросил он. – Как только увидели.

Хороший вопрос. Честити медлила, чувствуя, что правдивый ответ не встретит у пего понимания. Доктор не походил на человека, способного извинить простое человеческое любопытство.

– Я окликала, – опять солгала она. – Но вы шли очень быстро и, видимо, не слышали. А когда я сообразила, что заблудилась, мне ничего не оставалось, как следовать за вами. Кстати, что это за место?

Дуглас сжал губы при виде отвращения в ее глазах. Он словно услышал голос Марианны, задавшей ему тот же вопрос и тем же тоном.

– Боюсь, здесь не самое привычное для вас окружение, – произнес он с нескрываемым презрением.

Честити слегка покраснела.

– Думаю, и для вас тоже, – заметила она. – Оно совсем не похоже на Харли-стрит.

С минуту он молча смотрел на нее, словно на какую-то букашку под микроскопом, затем сухо ответил:

– Да. Но если вы постараетесь ничего не трогать и не слишком глубоко дышать, то, будем надеяться, не подхватите здесь какую-нибудь заразу.

Румянец на щеках Честити стал гуще. Может, она и явилась сюда без приглашения, но ничем не заслужила презрительной отповеди.

– Пожалуй, мне лучше нанять экипаж, – процедила она, пытаясь сохранить достоинство.

– Не будьте смешной, – оборвал ее Дуглас. – Не думаете же вы в самом деле, что в таком районе города можно встретить извозчика.

Честити сделала глубокий вдох и без всякого выражения произнесла:

– Если вы объясните мне, как выбраться отсюда и добраться до сколько-нибудь знакомых мест, я оставлю вас в покое. И. вы сможете заняться своими пациентами.

Дуглас не сразу ответил, но сердитая морщинка над его густыми бровями стала глубже. Ему только не хватало, чтобы дамочка из высшего общества совала нос в его дела! Если она начнет трепать языком, слухи разойдутся по всему городу. Интересно, много ли найдется богатых пациентов, которые пожелают иметь дело с врачом, который ведет прием в лондонских трущобах? Да они будут обходить его за версту! Но ущерб уже нанесен, и он не может с чистой совестью отпустить ее одну.

– Сомневаюсь, что вы сумеете выбраться отсюда, – заявил он наконец. – К тому же вы обязательно привлечете к себе нежелательное внимание. Я понимаю, что здесь не самое приятное место, но вам придется подождать, пока я смогу проводить вас домой. Сядьте вон туда. – Он указал на стул у окна.

Честити могла бы ответить, что находит подобное место не неприятным, а удручающим. То, что она увидела, вызвало у нее ужас и сострадание. Но если доктор Фаррел считает нужным разговаривать с ней таким саркастическим тоном, будь она проклята, если признается в том, что чувствует на самом деле.

– Я посижу в приемной, – повернулась она к двери.

– Я бы вам не советовал, – бросил Дуглас. – Там полно всякой заразы, которая только и ждет, чтобы наброситься на такой редкостный цветок, как вы.

– А как же вы? – Честити начала злиться. Она не могла понять, чем вызвана подобная враждебность. Конечно, у него есть основания для недовольства, но он заходит слишком далеко, и она не намерена терпеть его грубость. – Вам не кажется, что вы можете перенести инфекцию на людей, с которыми общаетесь в своей другой жизни, доктор Фаррел?

– Уверяю вас, мисс Дункан, что я принимаю все меры, чтобы не стать переносчиком заразы, – заверил он ее все тем же презрительным тоном.

Честити вышла в приемную и села на свободное место. Дети хныкали и вертелись, а их апатичные матери чередовали шлепки с объятиями. Все дрожали от холода. Честити раздала остатки леденцов, сожалея, что не захватила больше и считая такое угощение слабым утешением перед лицом общего несчастья. По крайней мере оно создавало у нее ощущение, что она оказалась не совсем бесполезна. Кутаясь в пальто, Честити сидела в своем углу, наблюдая за Дугласом, когда он выходил из своего кабинета и тихо переговаривался с очередным пациентом, прежде чем пригласить его войти.

Доктор разительно отличался от элегантного врача, обитавшего на Уимпол-стрит и Харли-стрит, и от человека, который обожал скрипку и мог быть обаятельным и остроумным собеседником, не говоря уже о вольностях, которые он себе позволил, подсаживая ее в карету. Определенно в лице Дугласа Фаррела она встретила доктора Джекилла и мистера Хайда (** Персонажи романа Роберта Льюиса Стивенсона.). Но почему он работает здесь? Может, все дело в том, что он не решается отказаться отданной практики, пока не обзавелся другой, более прибыльной, на Харли-стрит? Но разве здешние пациенты в состоянии платить за его услуги? Вряд ли.

«А что, если он сознательно сделал такой выбор?» – вдруг подумала Честити, глядя, как Дуглас опустился на колени перед пожилой женщиной с обмотанными тряпьем ногами. Придерживая ладонью бесформенную ступню, он размотал полоски ткани и осторожно ощупал распухшие лодыжки. Да ведь он относится к несчастным больным беднякам с любовью! А они ловят каждое его слово, не отрывая от него глаз и следя за каждым его движением. Но как совместить такую, почти библейскую сцену с доходной практикой на Харли-стрит? И почему он отнесся к ней с таким презрением, с такой враждебностью, если любит свое дело? Если гордится тем, что делает? Зачем вести себя так, будто его поймали за каким-то постыдным занятием?

Почти два часа Честити просидела у стены, стараясь казаться невидимой. Что ж, по крайней мере она разгадала загадку леденцов, решила она, заметив, что большинство взрослых выходят из кабинета доктора с лекарствами, а все дети без исключения – с горстями конфет. Наконец Дуглас пригласил последнего пациента, и Честити осталась в приемной одна. Продрогнув от долгого сидения на месте, она поднялась с обшарпанного стула и, подойдя к очагу, протянула руки к скудному пламени.

Дверь кабинета открылась, и она услышала голос Дугласа:

– Приведите Мэдди через пару дней, миссис Гарт. Очень важно, чтобы я еще раз осмотрел ее. Постарайтесь не забыть.

Повернувшись, Честити увидела доктора, провожавшего к выходу изможденную женщину и щупленькую девочку.

– Вот бедняги, – беспомощно пожалела она их.

– Вот именно. Бедняки. – Дуглас прошел мимо нее и нагнулся к очагу, чтобы присыпать угли, потом погасил лампы. – Полагаю, сегодняшний день показался вам интересным? Возможно, даже познавательным? – Он говорил все тем же враждебным тоном, словно бросал ей вызов.

– Скорее удручающим, – уточнила она. – Я понимаю, почему вы хотите перебраться на Харли-стрит.

– Вот как? – издал он короткий смешок. – Понимаете? – Распахнув дверь, он пропустил ее вперед, затем вышел сам и притворил за собой дверь.

– Разве вы не запираете помещение? – спросила Честити, обматывая шею шарфом.

– Здесь нечего красть, и потом, вдруг какому-то бедолаге захочется погреться, – коротко разъяснил Дуглас, глядя на нее все с той же хмурой гримасой. – Могу я надеться, что мой маленький секрет останется между нами? – добавил он с таким видом, словно слова вытягивают из него клещами.

– У меня нет привычки сплетничать, – холодно обещала Честити. – И вообще, ваши дела меня не касаются.

Дуглас не выглядел убежденным, однако коротко кивнул.

– Пойдемте, я до смерти замерз.