В следующую среду Честити шагала через Трафальгарскую площадь, на ходу разбрасывая зерна голубям. Холодный воздух радовал чистотой и свежестью. Несмотря на холод, светило солнце. И настроение у Честити было приподнятое, хотя она знала, что, как только сгустятся сумерки, предвещающие долгую ночь, ставшая уже привычной депрессия нахлынет на нее с новой силой.

Она снова надела свободное пальто, лицо скрыла под непрозрачной вуалью, французский акцент наготове, хотя теперь даже мысль о нем внушала ей отвращение. Быстро поднявшись по ступенькам, Честити вошла в огромный вестибюль музея и направилась к лестнице, которая вела на второй этаж, с экземпляром «Леди Мейфэра» в руке.

Оказавшись в зале Рубенса, она села на круглую скамью в центре и развернула газету так, чтобы титульная страница оставалась на виду.

Войдя в зал, Дуглас сразу заметил закутанную в плащ и вуаль фигуру и направился к ней.

– Какая приятная встреча, мадам, – слегка улыбнулся он. Честити подняла глаза и недоверчиво посмотрела на него:

– Дуглас?

– Он самый. Могу я присесть?

Не дожидаясь ответа, он сел рядом с ней. Затем протянул руку, поднял ее вуаль и аккуратно сложил ее на полях шляпы.

– В данной ситуации прятаться излишне, ты не находишь? – Дуглас поднял брови, но глаза его продолжали улыбаться. – Ведь у нас нет секретов друг от друга.

Его поведение настолько ошеломило Честити, что ей понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя. Первой ее мыслью было, что встреча случайная, а второй – что, конечно же, нет. Переполненная ощущением его близости, его запахом и улыбкой, крохотными морщинками в уголках глаз и большими руками, снимавшими в данный момент перчатки, она еле переводила дыхание от волнения. Его глубоко посаженные темные глаза казались бездонными, решительно сжатая челюсть напряжена, словно он настроился на что-то и не намерен отступать.

– Ты написал объявление в брачное агентство? – задала она вопрос.

– Я сделал ставку на то, что им займешься ты, а не одна из твоих сестер, – проговорил Дуглас. – Мне нужно, чтобы ты пошла со мной. – Он взял ее за руку и встал, подняв вместе с собой.

– Куда? – спросила Честити, не находя в себе ни сил, ни желания противиться его воле.

– Увидишь, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты посмотрела на последствия своих действий. – Он крепче сжал ее руку и направился к выходу из зала, увлекая за собой.

Честити не издала ни звука протеста, пока они шли по коридору, затем вниз по широкой лестнице и через просторный вестибюль, прежде чем выбраться на солнечный свет. От одного ощущения его сильных пальцев все ее чувства пришли в смятение. Если бы она хотела, то могла бы легко вырваться, но такая мысль даже не пришла ей в голову. Она не имела понятия, что происходит, но он здесь рядом, с ней, и она не чувствовала в нем и следа той холодности и отчуждения, которые отравили их расставание.

Дуглас подозвал кеб и, когда тот подъехал, бесцеремонно подсадил в него Честити и забрался следом. Она открыла рот, чтобы по привычке выразить недовольство, затем неосознанно покачала головой, отметая подобную мысль. Зачем притворяться, если она совсем не против? Усевшись, Дуглас снова сжал ее руку в ладонях, но не сказал ни слова, казалось, вполне довольный тем, что они просто сидят рядом в покачивающемся экипаже.

– Куда мы едем? – спросила она наконец.

– На Харли-стрит.

– Зачем?

– Увидишь. – Он снова улыбнулся, словно посмеиваясь над какой-то очень личной шуткой, и больше ничего не сказал, пока они не вошли в дом, где находилась его приемная. – Нам наверх, – кивнул он в сторону лестницы.

Бросив на него вопросительный взгляд, Честити зашагала вверх по ступенькам, невольно сравнивая солидное здание с убогим помещением в больнице Святой Марии. Должно быть, Дугласу непросто перемещаться между двумя мирами, подумала она, остановившись перед единственной дверью на втором этаже.

Дуглас склонился через ее плечо, отпер дверь и распахнул ее настежь. Честити машинально шагнула внутрь и остановилась как вкопанная.

– Милостивый Боже, – прошептала она с дрожью в голосе и повернулась к Дугласу, который вошел следом и закрыл дверь. – Лаура, – произнесла она тем же благоговейным шепотом. – Ее работа?

– С начала и до конца. – Он сделал приглашающий жест: – Проходи. Ты еще не все увидела.

Честити прошла в комнату, озираясь по сторонам с ошалелым выражением в ореховых глазах.

– Будда тоже есть? Дуглас покачал головой:

– Нет, Бог миловал, зато есть пальма. – Он показал на вешалку.

Честити молча смотрела на нее, прижав ладонь ко рту.

– Господи, спаси и помилуй, – вымолвила она наконец.

– Ты хоть понимаешь, что ответственность за это полностью лежит на тебе? – вопрошал Дуглас, прислонившись к двери со скрещенными на груди руками и искорками смеха в темных глазах.

– На мне? – изумилась она. – Но... каким образом?

– Видишь ли, у меня сложилось впечатление, что ваше брачное агентство пыталось окрутить меня с Лаурой Делла Лука, – объяснил он.

– Да... но я никогда не думала, что она возьмется оформлять твою приемную, – запротестовала Честити.

– Я тоже, – сухо бросил Дуглас.

Честити снова огляделась, затем с опаской подошла к двери, ведущей в кабинет. В молчании постояв на пороге, она медленно повернулась к нему:

– Мне очень жаль.

Дуглас шагнул к ней и сжал ее лицо в ладонях.

– Мне тоже, милая, – покаянно улыбнулся он. – Ужасно жаль.

Честити обхватила руками его запястья.

– Я не знала, что делать, – пожала она плечами. – Не знала, как остановить ее. Казалось, все вышло из-под контроля.

– Знаю. – Он нежно поцеловал ее, затем более пылко. – Я обидел тебя. Прости меня, – произнес он у самых ее губ, лаская большими пальцами нежную кожу у нее под подбородком.

– Я обманула тебя. Представляю, как ты обиделся и оскорбился. – Честити протянула руку и погладила его по щеке.

– Да, но я сам навлек это на свою голову, – поцеловал он ее в уголок рта. – Какая непроходимая тупость вообразить, будто я смогу... – Он выпрямился и покачал головой, злясь на самого себя.

– Я люблю тебя. – Она коснулась его губ кончиками пальцев. – Дуглас, я люблю тебя.

Сердитое выражение исчезло из его глаз. Он обнял ее и поцеловал, требовательно и властно, тесно прижимая к своему возбужденному телу. Честити рассмеялась.

– Здесь? – спросила она недоверчиво и вместе с тем нетерпеливо, охваченная ответной страстью.

Вместо ответа он схватил ее за талию и посадил на краешек массивного письменного стола, украшенного затейливым письменным прибором. Честити обвила ногами его бедра и, запустив пальцы в его густые волосы, притянула его голову к своим губам. Не прерывая поцелуя, Дуглас задрал ее юбку. Она слегка приподнялась, помогая ему стянуть с нее белье, и восторженно охнула, ощутив его внутри себя. Дуглас просунул под нее ладони и, удерживая на весу, начал двигаться, глядя на ее охваченное страстью лицо.

– Честити, я люблю тебя, – выдохнул он, прежде чем волна высвобождения подхватила их и унесла с собой.

Они обессиленно обмякли и, когда мир вновь обрел устойчивость, расхохотались от пьянящего ощущения свободы и чистой, ничем не омраченной радости.

– Надеюсь, ты не ждешь пациентов. – Честити приняла с его помощью сидячее положение.

– Нет, обычно я тщательно планирую свое время. – Он заправил рубашку в брюки и застегнул их. – Сегодняшний день не является исключением.

Честити соскользнула со стола.

– Так ты спланировал нашу встречу?

– Не совсем, – отозвался он с хитрой улыбкой. – Но я питал надежды.

Честити оглянулась через плечо, застегивая пуговицы и поправляя юбки.

– Пожалуй, стол не надо менять, – выразила она желание. – Я прониклась к нему теплыми чувствами.

– И письменный прибор, – кивнул Дуглас, взяв ее за плечи и поцеловав в лоб. – Но что, черт побери, прикажете делать со всем остальным... – Он беспомощно огляделся, взъерошив волосы.