Я спустился вниз и налил себе виски. Проглотив третий стакан, я вернулся в ее комнату и вышел на террасу. Снег начал идти сильнее. Я не обратил на это особого внимания, не с тем, как я себя чувствовал. Я оперся руками о перила и посмотрел на Центральный парк. Я не знаю точно, сколько времени я простоял здесь, как идиот, но в следующий момент я уже выходил из нашей квартиры и ловил такси.

Если Рэймонд счел нужным упомянуть ее кафе, то велика вероятность, что он уже проверил и знал, что она все еще там. Таксист высадил меня недалёко от ее кафе, и я шел, пока не оказался прямо перед большим окном рядом с входной дверью, прямо под венком, который я повесил, пока она улыбалась мне счастливыми глазами. Я стоял на пустом, холодном, мокром тротуаре, один, если не считать нескольких громких людей, проходящих мимо время от времени, и видел свет, идущий из кухни.

Мое черное сердце разрывалось на части от осознания того, что она собирается провести ночь в одиночестве и вдали от меня, да еще и в своем кафе, но я знал, что с того момента, как вышел из квартиры, я буду стоять здесь до тех пор, пока рано утром не появится Оуэн, и она больше не будет одна. Прислонившись спиной к стене здания, я откинул голову назад и с наслаждением ощутил мягкий холод снега на лице.

Я заслуживал гораздо худшего, а она заслуживала гораздо лучшего.

Но... я был по уши влюблен в эту женщину, больше, чем мог себе представить, когда впервые придумал самую нелепую «деловую сделку», которую только мог себе представить. Она держала мое сердце в своих руках. Она была единственной для меня; это было так просто. Я мог быть без Роуз. Я мог бы провести всю жизнь, никогда больше не разговаривая с ней, и я бы жил — жалко, но я бы жил, пока знал, что она счастлива. Жизнь всегда идет вперед, независимо от того, хочешь ли ты двигаться вместе с ней или оставаться на месте и позволять ей происходить вокруг тебя, но я не хотел делать этого без нее.

Это был мой выбор. Я не хотел провести остаток жизни без нее, просто глядя на нее со стороны. Мне нужно было и хотелось быть рядом с ней, держать ее за руку, шептать, как сильно я ее люблю, в ее кожу, пока моя любовь не стала частью ее, необходимостью, без которой она не могла обойтись.

Я хотел быть ее воздухом, ее сердцем. Я хотел иметь все, чего не заслуживал.

Но было ли это лучшим для нее?

Был ли я лучшим?

К сожалению, я знал, что нет, но это не меняло того факта, что я буду стараться быть лучшим.

ГЛАВА 26

РОУЗ

Было около двух часов ночи, когда я осторожно вышла из кухни, чтобы взять книгу в библиотеке. Я все еще думала, что если бы я могла остановить свой разум на минуту, возможно, я смогла бы заснуть и забыть обо всем, что произошло за последние пятнадцать или около того часов. Сначала я просто выглядывала из двери на кухню, чтобы убедиться, что на улице нет никого, кто мог бы меня заметить. Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы заметить его.

Джек Хоторн.

Он прислонился к фонарному столбу, стоявшему на углу, скрестив руки на груди. Я оглянулась, чтобы посмотреть, не ждет ли его поблизости Рэймонд, но не увидела ни знакомых лиц, ни машин; похоже, он был один. Смущенная, рассерженная, взволнованная и немного удивленная, мое сердце мгновенно выпрыгнуло из груди, я не знала, что делать, пока мои эмоции вели войну в моем сердце. Я продолжала смотреть на него, не зная, что мне делать.

Признать его присутствие?

Выйти и потребовать сказать, что он там делает?

Однако никакой ответ, который он мог бы мне дать, ничего не изменил бы.

Он смотрел на свои ботинки, и хотя я злилась на него, я все еще думала, что в лунном свете он выглядит просто идеально. Когда он поднял голову и заметил меня, стоящую в дверях, мое дыхание замерло в груди. Мы уставились друг на друга, ни один из нас не сделал ни шагу вперед. Тогда я поняла, что он не придет. Он не будет давить, пытаться объяснить или извиниться. Нет, Джек Хоторн не стал бы делать ничего подобного. Он говорил чистую правду, когда сказал, что не сожалеет о содеянном.

Я проглотила свои эмоции, не зная, что я должна чувствовать, и этот маленький голосок, который кричал мне, чтобы я вышла на улицу и встретилась с ним лицом к лицу, не выдержал. Избегая смотреть на него и игнорируя его преследующие меня глаза, я быстро направилась в библиотеку. Я не могла схватить случайную книгу и исчезнуть из виду; я даже не знала, что мне делать с книгой, не говоря уже о том, чтобы попытаться выбрать ее. Я боролась со слезами, потому что у меня не было причин плакать. Все было кончено.

Все было хорошо, но я не была в порядке. Я позволила слезам упасть и просто выбрала чертову книгу, которая была в пределах досягаемости, а затем, так спокойно, как только могла, пошла обратно на кухню. Как только я скрылась из виду, я прислонилась спиной к стене и вытерла слезы.

Я все еще была очень зла и обижена. Это было спор между нами двумя, на кого я злилась больше — на него или на себя. Мое сердце было разбито, в груди постоянно болело. Я была такой чертовой дурой, думая, что он был честен со мной на каждом шагу. Я думала, что он слишком серьезен, чтобы не быть таким. Мои слова, мои последние слова, сказанные ему, эхом отдавались в моей голове, вместе с удивленным и обиженным выражением его лица, когда я их произнесла. Я знала, что в конце все испортила, но я хотела сделать ему больно. Я хотела, чтобы ему было так же больно, как и мне, потому что несчастье всегда любит компанию.

Я бросила еще один взгляд и увидела, что он все еще стоит на том же месте. Он не сдвинулся ни на дюйм. Он должен был чувствовать себя преследователем, стоя на улице, в черном пальто, прислонившись к фонарному столбу, но этого не произошло. Мне стало еще больнее на сердце, когда я увидела, как он стоит там один на снегу.

Он не был счастлив.

Я не была счастлива.

Я хотела бы, чтобы мы были несчастны вместе, под одной крышей, но я не могла этого сделать. Я не могла смотреть на его лицо и игнорировать то, что он так чудовищно мне лгал. Что если бы я возненавидела его, возненавидела все в нем?

Брак для одного, пожалуйста! Сейчас будет!

Но тогда...

Но тогда... вот тогда-то и начались сложности. Как бы мне ни было неприятно это признавать, если он сейчас не лгал и то, что он сказал о Джошуа, было правдой, то, похоже, он спас меня от него. Он подарил мне мою мечту, причем на серебряном блюдечке. Не кофейню, а семью. Кого-то, на кого я могла бы опереться. Он сделал все это только ради возможности попробовать со мной, ради меня. Он был влюблен в меня, и это знание грозило вырвать ковер из-под моих ног.

Он был влюблен в меня.

Но опять же, я уже знала это. Я видела это в его прекрасных голубых глазах день за днем. Я знала точный момент, когда впервые увидела это, увидела возможность того, что мы можем быть вместе: в той темной больничной палате, когда он забрался ко мне в постель. Это была первая ночь, когда я подумала: «Знаешь что, Роуз, может быть, ты ему действительно нравишься. Несмотря на всю его колючесть и, порой, высокомерие, несмотря на все его хмурые взгляды, может быть, ты ему действительно небезразлична».

Чувствуя головокружение, я сползла по стене и прислонилась к ней головой. Я не знаю, сколько прошло минут, но когда я почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы снова двигаться, я выглянула из-за угла, убедившись, что меня не видно, на случай, если он все еще стоит там.

Он стоял.

Мы закончили так же, как и начали.

Я наблюдала за ним из безопасного дверного проема кухни, а книгу, которую я взяла, забыла на полу рядом с собой. Должно быть, я заснула где-то после четырех утра и вскочила в панике, когда в дверь вошел Оуэн с растерянным выражением лица.

— Какого черта ты делаешь на полу?

У меня пересохло во рту, глаза горели, а голос звучал с трудом, когда я пыталась говорить. — И тебе доброе утро, солнышко. Как видишь, я просто немного поспала.