— Джи Эдгару Гуверу.

— Правильно. Но Гувер умер. А поэтому можно без преувеличения сказать, что, начиная с сороковых годов, Элиот обладал самым большим влиянием на правительство. Учти, Элиот всегда помнил об опасности и предвидел появление честолюбивого соперника. В целях безопасности он собирал компромат на всех, кто мог представлять для него угрозу. На президентов, министров, директоров управлений, все равно на кого. Может, он перенял эту тактику у Гувера, а может, у Отона. Элиот собрал самую большую коллекцию компрометирующих материалов, какую можно себе представить. Секс, выпивка, наркотики… В его коллекции были все человеческие пороки: уклонение от уплаты налогов, злоупотребление служебным положением, взяточничество… Если кто-то угрожал отнять у него власть, он просто показывал папку с документами, и соперник сдавался. Эти документы и позволяют ему продолжать работать в Управлении, хотя по возрасту он давно должен уйти на пенсию.

— Где он их прячет?

— Кто знает? Может, в стальном сейфе какого-нибудь женевского банка. Может, в шкафчике местного отделения Молодых христиан. Поверь мне, их искали, его пытались выследить, но он всегда уходил от “хвоста”. Все было бесполезно.

— Ты до сих пор не рассказал мне, почему занялся этим расследованием, — сказал Сол.

— Еще одна догадка, — не сразу ответил Харди. — Ты помнишь, Элиот постоянно твердил, что, кроме Филби, Берджесса и Маклина, в правительстве на высоких постах осталось много разных агентов? Он не сомневался, что у нас в Управлении тоже есть русский шпион. С помощью этой теории он пытался объяснить инцидент с “У—2”, провал в Бухте Свиней, убийство Дж. Ф. К. Какую бы операцию мы ни проводили, создавалось впечатление, что русские знали о ней заранее. Сначала теория Элиота показалась нам безумной, но потом вполне правдоподобной. Все в Управлении занялись поисками шпионов. Мы стали такими подозрительными и на поиск врагов уходило столько времени, что Управление едва-едва функционировало. Шпиона так и не находили, но это не имело значения. Теория Элиота принесла вреда больше любого шпиона. Фактически он парализовал работу всего Управления, и это заставило меня призадуматься. Уж больно рьяно доказывал свою теорию Элиот. Может, он сам шпион и очень хитро мешает работать Управлению, утверждая, что к нам внедрился русский? Так действовал в свое время Ким Филби. Обвини кого-нибудь другого, и тогда никто не заподозрит тебя самого.

— Но ты же заподозрил.

— Ну, я ему завидовал, — Харди пожал плечами. — Мы начинали одновременно. Сначала продвигались вверх с одинаковой скоростью, но с годами он обогнал меня. Элиот поднимался по служебной лестнице, а я топтался на месте. Если бы обстоятельства сложились по-другому, возможно, я мог бы сравняться с ним. — Он поднял стакан. — Наверное, мне хотелось сбросить Элиота с вершины и самому занять его место. Я до сих пор помню свой первый большой успех. Я котел повторить его. Я тебе рассказывал, что во время войны Элиот ездил в Англию на подготовку. Мы тогда мало знали о шпионаже, а британцы были специалистами в этом деле. Его готовил человек из МИ—6. Ты никогда не догадаешься, кто это был.

Сол с жадным интересом смотрел на Харди. — Ким Филби, — сообщил Харди и допил свой вермут.

У Сола перехватило дыхание.

— Элиот — вражеский агент? — недоверчиво спросил он.

— Я этого не говорил.

— Тогда какого черта ты трепался о Филби?

— У меня нет никаких фактов. Предполагать можно все что угодно, но без доказательств предположения ничего не значат.

— И у тебя нет доказательств.

— Я же тебе говорил, что так и не добрался до них. Когда Элиот уволил меня, мой кабинет опечатали, квартиру, машину, сейф обыскали. Забрали все документы, которые имели хоть какое-то отношение к Управлению.

— Включая и результаты твоего расследования?

— Слава Богу, я никогда не записывал их. Если бы Элиот увидел досье на себя, если бы посчитал меня опасным, у меня бы случился внезапный сердечный приступ, или я сорвался бы с крыши.

— Ты помнишь то, что выяснил?

— Конечно. — Харди обиженно выпрямился. — Я не… Послушай, он человек привычек, поэтому, когда я нашел изменения в распорядке его дня, то у меня возникли подозрения. Его авансовые командировочные отчеты за пятьдесят четвертый год сообщили мне много интересного. Он совершил несколько незапланированных поездок в Европу, а в августе вообще целую неделю пропадал неизвестно где.

— Отпуск?

— Он не оставил ни адреса, ни даже номера телефона, по которому с ним можно связаться в экстренном случае.

— Понимаю.

— Я сумел проследить его след до Бельгии. После этого… — Харди закурил и выпустил струю дыма.

— И никто не заинтересовался его исчезновением?

— Оно не только не вызвало никаких вопросов, но на следующий год его даже повысили в должности. Насколько я знаю, он провел тогда успешную операцию и в награду получил повышение. И все же та неделя…

— Если он вражеский агент, он мог встречаться со своим начальником из КГБ.

— Эта мысль тоже приходила мне в голову, но все это слишком неубедительно. Существует множество менее опасных способов для КГБ войти с ним в контакт. Зачем привлекать к себе внимание столь странным исчезновением? Но, судя по всему, на то была очень важная причина.

Кондиционер продолжал дребезжать, но не от холода.

— За этим стоит что-то еще, — сказал Харди. — В семьдесят третьем он опять исчез. На этот раз на три дня — двадцать восьмое, двадцать девятое и тридцатое июня.

— Опять был в Бельгии?

— В Японии.

— Очень странно.

— Понятия не имею, чем он занимался во время этих поездок. — Харди пожал плечами. — Давай вернемся к моей первой теории. Предположим, во время войны в Англии его завербовали Филби, Берджесс и Маклин и он стал советским двойным агентом.

— Или даже тройным.

— Возможно. — Харди почесал подбородок. — Никогда не думал об этом. Он мог притвориться, что сотрудничает с Филби, а сам собирался подсовывать Советам дезинформацию. Он всегда обожал сложности, а быть тройным агентом — самая сложная роль. Ладно, не важно, был он двойным или тройным, но он вступил в контакт с КГБ. Кто-то должен был передавать ему приказы. Эти встречи должны были стать регулярными и не вызывать ни у кого подозрений. Курьер должен иметь возможность свободно передвигаться и обладать большими связями в Европе.

— И ты нашел этого человека?

— Розы.

— Что?..

— Больше всего на свете Элиот любит розы. Он может днями возиться с ними, переписывается с другими страстными поклонниками роз, обменивается редкими видами.

— И ездит на выставки роз? — В голосе Сола послышалось волнение.

— В Европу. Каждый год в июле Элиот участвует в лондонской выставке роз. Первая прошла сразу после войны в сорок шестом году, и с тех пор он не пропустил ни одной. Отличное место для встреч. Он всегда останавливался у своего друга около Лондона. Персиваль Лэндиш-младший.

— Сол резко выдохнул.

— Что, тебе знакомо это имя? — поинтересовался Харди.

— Его отец представлял английскую разведку в тридцать восьмом, когда была выработана система убежищ Абеляра.

— Интересная связь, ты не находишь? Отон тоже участвовал в работе того совещания и подружился с Лэндишем-старшим. Элиот, приемный сын Отона, дружит с сыном Лэндиша. Кстати, старик Лэндиш был начальником Филби.

— Господи! — вырвалось у Сола.

— И тут у меня возник вопрос, — продолжил Харди, — а не являлся ли Лэндиш-старший тоже вражеским агентом? Стоит убедить себя в существовании заговора, и по прошествии какого-то времени начинает казаться, будто вое подтверждает твою теорию. А может, у меня слишком развито воображение? Давай предположим следующее. Если Элиот работал на Советы, тогда Лэндиш-младший должен быть его связником. Лэидиш превосходно подходит на эту роль. Он занимает в Ми-6 такое же положение, какое Элиот в ЦРУ. Как и Элиот, он твердил, что в Ми-6 внедрился вражеский агент. Если Лэндиш-старший работал на Советы, то, может, Лэндиш-младший продолжил дело отца после его смерти.