«Брось, брат, интеллигентные замашки! — посоветовал голос Фила. — Око за око, зуб за зуб — не нами придумано. Вот и действуй соответственно.».

«А как же быть с данной самому себе клятвой: не убий?»

«Спрячь на время в карман и забудь, — вмешался голос Коса. — Расправишься с убийцами и насильниками — тогда вспомнишь».

«Ох, братья, до чего же мне тяжко без вас!».

«Не греши браток, не возводи напраслину, — упрекнул его голос Пчелы. — У тебя уже есть три надёжных друга, появится и четвёртый, и пятый. Уже появились первые ростки настоящей любви… Не медли, не оглядывайся на прошлое — действуй! Дай Бог тебе удачи! До встречи, братан!».

Правы братья, медлить опасно! Нужно идти в деревню, проверить чем она дышит, узнать куда исчезли староверы. Только — без оружия, один ствол против десятка всё равно не спасёт.

Кому же отдать любимый «магнум». Док признаёт только ланцет, Федя отвергает любое насилие, Витёк — слишком возбудимая натура… Правда, он уже вооружён «калашом», но пустить его в ход побоится — слишком много грохота. Пистолет — другое дело, стреляет негромко, но достаточно «выразительно».

Остаётся Ярослава. Таёжница с мужским, волевым характером.

— Слава, возьми на временное хранение, — Белов, извинительно улыбаясь, протянул пистолет и автомат. — Только, прошу, обращайся с ними поаккуратней, стреляй только при самых критических обстоятельств, когда не будет другого выхода.

Девушка отложила автомат — с ним она уже познакомилась. А вот «магнум» осмотрела с детским любопытством. Повертела, ощупала, даже прицелилась в берёзку. И…презрительно рассмеялась. То ли дело охотничье ружьё, заряженное жаканам. Жаль, не прихватила его, собираясь идти на прииск. Разве этой «пукалкой» отбиться от бандитов?

Прежде, чем спрятать пистолет под кофту, попросила показать, как снять с предохранителя, на что нажимать? Саша охотно показал, ещё раз предупредил: без особой нужды — не стрелять. Не из пистолета, не из «калаша»!

Медленно пошёл к деревне. Не доходя до выгона , остановился и закурил. Табачком он баловался редко, курение считал отравлением организма, но нужно же попристальней приглядеться к пустующим подворьем. Спички на ветру гасли, поругиваясь, Саша чиркал ими по коробку. Одну за другой.

Встревожено заорал петух… Странно, обычно они голосят ранним утром, когда будят заспавшийся «гарем»… Будто его режут, завизжал поросёнок… Может быть, на самом деле режут?… С изгороди свалился выставленный для сушки горшок… Чья рука толкнула его?

Нет хуже — гадать и прикидывать! Намного лучше посмотреть, проверить, убедиться. Выбросив так и не зажёгшуюся сигарету, Белов решительно подошёл к крайней избе.

Из неё боязливо выглянул старик. Подслеповато, с опаской поглядел на приближающегося путника. Потом перевёл взгляд на соседние дома.

Ага, появилась первая живая душа. Растрёпанные волосы, всклокоченная, поредевшая борода. Опасливо поглядел на приближающегося путника, с такой же опаской «проверил» улицу и ближайшие дома.

— Дедушка, куда подевались жители? — поинтересовался Белов. — ни баб не видно, ни детишек…

— Сидят в избах, — почему-то прошептал старец. — Вчерась заявились парни с ружжами, по обличью — бандиты. Велели носа на улицу не высовывать. Забили две коровёнки, нажрались самогона и… Вон они, злыдни!

Дед ловко прыгнул в сени, захлопнул дверь. Заскрежетал засов.

Из слухового окошка соседней избы высунулось дуло ружья, из-за кедра — второе.

— Лапы на башку, фрайер, — приказал пропитый бас третьего «стража», стоящего за изгородью. — Пошевелишься — такую дыру в тебе сделаю — лошадь с санями проедет.

Белов послушно положил ладони на затылок. Сколько раз ему приходилось это делать — вошло в привычку.

— Молоток, фрайер! — выглянув из-за дерева, похвалил писклявый парень… Нет, не парень — малец! Ему бы в куклы играть или размахивать деревянным мечом, а он целится в неповинного человека.

Под конвоем поддатого мужика и малолетка, Саша вошёл в избу. На пороге, будто случайно, поднял обе руки. Знак опасности. Глазастый Витёк обязательно увидит и предупредит остальных.

Интересно, как они поступят: спрячутся в таёжных зарослях или, не дай Бог, бросятся в деревню выручать попавшего в западню «Серого»? Не бросятся — не позволит рассудительная таёжница…

Обстановка в горнице, будто срисована с хорошо знакомыми Белову разгульными пьянками. Стол завален объедками, заставлен пустыми и полными бутылками самогона. Однажды они с Косом вели переговоры с солнцевской группировкой, там тоже был такой же кутёж.

У стены, в обнимку с берданами, храпят два братка. Возле печи греется здоровенный мужик. Судя по утопленным маленьким глазам и узкому лбу, в башке — максимум две, потраченные алкоголем, извилины. Тоже знакомый персонаж.

Опусти лапы. Всё одно не сбежишь — пуля догонит, — разрешил он, многозначительно кивнув «конвоирам». — Побазарим за жизнь, сявка?

Саша сбросил с табурета картофельную шелуху, брезгливо смахнул с края стола рассыпанный винегрет. Отодвинул направленный на него ствол.

Можно и поговорить.

Моя кликуха — Базан. «Президент» братков, — с гордостью представился вожак волчьей стаи. — А какое твоё погоняло? Ежели из ментов или нехристей — базара не будет.

Еще бы, какие могут быть переговоры между братками и боевиками, изгнавшими их из Первомайского. А уж о ментах и вспоминать тошно — сколько бабок приходится им отстёгивать за безопасный грабёж старателей, какую дань платить!

Базан поморщился и с угрозой потребовал немедленного признания.

Белов ни за что не согласился бы вести переговоры с этой мразью, если не загнанные за колючку жители посёлка. В ушах стоит детский и женский плач, будто на яву, он видит покорно согнутые спины их отцов и мужей. Умелых охотников и трудолюбивых старателей, превращённых в бесправных рабов.

— Моё погоняло известно в России, — с такой же дурацкой гордостью признался он. — О Белом слыхал?

Базан отодвинулся от печки, встал на ноги. С трудом превозмог желание вытянуться по стойке смирно. Кличка всемогущего авторитета, пробравшегося в Госдуму, владельца Фонда реставрации было известно не только в Центре — она достигло таёжной глубинки. Перед ним стоят на задних лапах вожаки банд, главари криминальных группировок, рядовые менты и высокопоставленные сыскари.

А вдруг — подстава? Распустишь сопли — мигом напялят «браслеты».

— Чем докажешь? Я, к примеру, могу нарисоваться братом Ельцина. Или праправнуком Мамая.

Хитёр бобёр! В хитрости ему не откажешь!

Саша выложил на стол паспорт. Базан изучил каждую страничку, даже обнюхал фотокарточку, сравнил снимок с оригиналом. Убедившись, что перед ним не двойник и не призрак, он велел браткам выйти из горницы.

Слушаю, братан? Какие проблемы?

Стараясь говорить по фене, Белов рассказал о созданном ваххабитами концлагере, о переселении в него всех жителей Первомайского. Говорить о страданиях фактических рабов он не стал. Бесполезно, бандиты признают только свои муки. Зато сделан упор на, якобы, хранящиеся на прииске мешки с рассыпным золотом и самородками.

К страданиям первомайцев Базан отнесся равнодушно, а вот услышав о золоте и самородках, ожил, будто в него вкололи сильно действующее лекарство. Не отводя алчного взгляда от рассказчика, он нащупал непочатую бутылку и присосался к её горлышку, как младенец к пустышке.

Уже опробованный во время бегства из огороженного прииска расчёт на жадность, и сейчас оправдал себя. У пьяного главаря банды замаслились глаза, задолжали пальцы рук. Будто он уже перебирал драгоценные самородки.

— … перебить ваххобитов и завладеть их богатствами — проще простого, — продолжал соблазнять тупоголового пропойцу Белов. — Спят они в балагане, охраняют прииск не больше пяти боевиков. Справиться с ними — плёвое дело. Спящие проснуться не успеют, как вы отправите их к любимому Аллаху…