И в следующий момент… бух, и это уже был я. Я получил пули в лицо, в плечо, должно быть, из пулемета. Я упал как подкошенный, и больше ничего не помню. Когда я очнулся, солнце светило вовсю и было полно мух. Я попытался встать, хотя бы пошевелиться, и не смог. Я потерял слишком много крови, я был весь пропитан кровью. Как раз когда я очнулся и попытался собраться с мыслями, подошли три немца. Один ткнул меня штыком прямо в горло и сказал по-английски: «Можешь двигаться?» Я сказал: «Нет, я пытался. Не могу». Они обыскали мои карманы, забрали сигареты и тут же закурили. Тот, что говорил по-английски, спросил, не нужно ли мне чего. Я сказал, что хочу пить. Подошли две француженки, и немец велел им принести мне попить. И добавил: «Мы за тобой вернемся». Они ушли. Одна из женщин, постарше, положила мою голову себе на колени; другая принесла чашку и попыталась напоить меня. Мне снесло часть лица и нижнюю челюсть, осталась просто большая дыра. Я не мог пить. Они вернулись со стаканом и вливали мне в горло вино ложкой. Потом они меня оставили. Снова я очнулся в фургоне для перевозки скота. Вокруг были еще раненые. Должно быть, после вина я потерял сознание. Стемнело, в фургоне стонали раненые, в основном канадцы… потом я снова вырубился»[15].
Десантники из отряда коммандос № 4 продолжали наступать. Они помнили приказ: всех раненых и убитых оставлять на месте. Хотя коммандос понесли серьезные потери, в окончательном штурме участвовало еще много людей. Патрик Портьюс, временно откомандированный из другой роты, не принимавшей участие в атаке, в конце концов оказался командиром роты «F», нападавшей на батарею с тыла:
«Мы поднялись на дамбу. Большую часть пути, примерно милю, пришлось идти вброд, поскольку немцы затопили долину. Затем мы повернули налево через открытую местность позади немецких оборонительных укреплений и попали в маленькую рощу позади батареи, которую должны были атаковать. В атаку шли две роты: «В» и «F». Я был с ротой «F» слева. Нам удалось добраться туда без каких бы то ни было проблем. В районе батареи мы наткнулись на грузовик, из которого как раз начали выгружаться немецкие солдаты. Очевидно, они приехали из Сент-Маргерит или еще откуда-то в той стороне. Нам удалось напасть на них еще до того, как все выбрались из грузовика, мы многих убили из «Томми-ганов» (пистолетов-пулеметов «Томпсон»). Потом мы начали пробираться дальше: там было полно маленьких коттеджей, изгородей и тому подобного. Роджер Петтиуорд, ротный командир, был убит снайпером, а другой младший офицер, Джон Макдоналд, командир взвода, был убит брошенной в него гранатой, так что мне пришлось командовать ротой. Я шел по узкой тропинке к батарее — дамба была слева — и вдруг увидел немца, выскочившего с другой стороны. Я бросил в него гранату Миллса, а он швырнул в меня гранату с рукояткой. Как только гранаты взорвались, я выскочил оглядеться, но, к несчастью, он выскочил чуть раньше и прострелил мне левую руку, я спрятался и наложил на руку повязку. Мы двинулись дальше и потеряли еще несколько человек: кого пристрелили снайперы, кого взорвали гранатами. Мы растянулись вдоль насыпи, дававшей нам некоторое укрытие. Я связался с группой управления, приближавшейся к батарее, и мне сказали: «Вперед, пора атаковать»».
Роты «В» и «F» с примкнутыми штыками бросились к орудийным окопам. 90 метров, которые предстояло преодолеть, казались милей. Патрик Портьюс был снова ранен, на этот раз в бедро, из раны хлынула кровь. Портьюс, ковыляя, дотащился до окопа и упал, ослабев от потери крови. Тем временем штурм батареи продолжался. Происходящее очень красочно обрисовал Доналд Гилкрист:
«Наш взвод побежал вперед. Рядом с нами зашелестела изгородь. «Брен» дернулся в руках Маршалла. Краем глаза я с удивлением увидел, как оседает серый мундир. Гранаты взметнулись в воздух и разорвались в правом орудийном окопе. С примкнутыми штыками, издавая леденящие душу вопли, коммандос неслись в атаку… Острая как бритва шеффилдская сталь раздирала кишки батареи Варанжвиля. Крики, дым, запах горящего кордита. Безумные моменты скоро закончились. Стих ружейный огонь из зданий за изгородью, во дворе лежал раненый коммандос. Из мрака сарая появился ранивший его немец. Коммандос подскочил и ударил ботинками по вытянувшемуся лицу. Капрал поднял руку. Мы прекратили огонь. Капрал прицелился и нажал на курок. Немец схватился за живот, словно пытаясь вытащить пулю. Четыре пары глаз мрачно смотрели на его страдания. Стальных глаз. Ни злорадства, ни жалости к врагу, не имеющему моральных принципов, не ведающему сострадания…»
Подошла команда подрывников со сборными зарядами «пластик 808». Подрывники открыли казенные части орудий, затолкали туда заряды и закрыли казенники, поставив механизм замедленного действия на две минуты. Все орудия были заряжены 100-фунтовыми зарядами, и взорванные дула раскрылись, как банановая кожура. Пушки полностью вышли из строя. Взорвав орудия, отряд коммандос № 4 выполнил свою задачу и теперь должен был быстро отступить. По свидетельству Бернарда Дэвиса, ветерана Дюнкерка, вступившего после эвакуации в 4-й отряд, десантники убили или ранили 400 немцев. Нескольких взяли в плен, чтобы нести раненого Портьюса на носилках, наспех сделанных из выдранных из сарая досок. Пленники не знали точного расположения мин и сильно нервничали. 4-й отряд возвращался, потеряв из 265 десантников 45 убитыми или пропавшими без вести. Отряд № 3 понес еще большие потери. Их практически обескровили: 117 убитых, раненых или пропавших без вести из 420 коммандос.
Возвращающиеся коммандос 4-го отряда видели вдали контуры союзных кораблей и уже начавшуюся высадку основных сил. Портьюс вспоминал:
«Одно из десантно-высадочных судов прикрыло наш отход дымовой завесой. Наше судно из-за отлива стояло довольно далеко от берега. Меня тащили два немца; бедняги тряслись от страха, думали, что им перережут глотки или еще что. Меня перенесли сначала на паровую канонерку Питера Скотта, где санитар старательно перевязал мне ногу и руку, затем транспортировали на эсминец. Операцию прикрывали шесть эсминцев класса «охотник». Вот и все наше военно-морское обеспечение — только маленькие 4,5-дюймовые пушки, честно говоря, не очень эффективные. Эсминец, на котором был я, подошел подобрать раненых в ужасной неразберихе, царившей вокруг Дьеппа, в этой ужасающей бойне. Когда мы полностью загрузились ранеными, около нас упала бомба с немецкого самолета. Свет погас, жуткое ощущение. Мы плыли около суток и добрались до Портсмута где-то в час следующей ночи. Я провел в госпитале шесть недель и позже обнаружил, что награжден крестом Виктории. Я так и не понял за что. Думаю, мне очень повезло, чертовски повезло, что я был награжден».
Скромность Портьюса, немедленно повышенного в чине до майора, подтверждается цитатой из приказа о его награждении крестом Виктории. Там признано, что отряд, которым он командовал, достиг самых успешных результатов в катастрофической операции:
«Майор Портьюс был назначен офицером связи между двумя подразделениями, в чьи задачи входил штурм береговых батарей тяжелой артиллерии. В первой атаке майор Портьюс, находившийся в меньшем из двух подразделений, был ранен в руку с близкого расстояния. Пуля прошила ладонь и вошла в плечо. Не утратив присутствия духа, майор Портьюс бросился на противника, обезоружил, заколол штыком и тем самым спас жизнь британского сержанта, на которого немец нацелился. Тем временем больший отряд застрял, его командир был убит, а старшина тяжело ранен. Почти сразу же был убит единственный оставшийся в живых офицер. Несмотря на губительный огонь, майор Портьюс без колебаний пересек открытое пространство и принял командование этим отрядом. Сплотив солдат, он повел их в атаку на немецкие позиции и во второй раз был тяжело ранен. Хотя пуля попала в бедро, майор вместе с товарищами сражался врукопашную и потерял сознание уже после того, как орудия были уничтожены. Доблестное поведение майора Портьюса, его блестящее командование и ревностное служение долгу вдохновили весь отряд».
