Художник слушал и молчал, не решаясь спросить о судьбе чудесного острова. Тогда Тот Капитан сам рассказал о нем:

– Ровно через сорок дней, как я и предполагал, мы увидели его на горизонте. Однако же причалить к острову нам не пришлось. Он то исчезал, то вновь появлялся: справа, слева по курсу, иногда даже сзади. В подзорную трубу я отчетливо видел и второе солнце над ним, и диковинные плоды на деревьях, и даже золотых рыбок у берега. Но приблизиться к земле мы не могли. Видимо, этот остров действительно Остров Твоей Жены.

Художник промолчал, и Тот Капитан стал рассказывать дальше:

– Много месяцев мы гонялись за ним, и всё без толку. Кончились съестные припасы, кончилась питьевая вода, кончилось терпение. Матросы подняли бунт, я едва усмирил их ценой гибели двух кораблей. А через неделю, в бурю, я потерял и третий, а с ним и всю команду. Самому же мне удалось спастись, меня выбросило на берег. Нет, это, конечно, был берег не чудесного острова, и все же…

Тот Капитан достал табакерку, раскрыл ее – табакерка была полна воды, а в воде плавала маленькая золотая рыбка. Однако не из тех, которых называют золотыми, а действительно из чистого золота м в то же время умевшая плавать.

– Возьми, – сказал Тот Капитан. – Я привез эту рыбку в подарок твоей жене… Так позови ее, чего сидишь?!

Художник долго молчал, а потом рассказал моряку обо всем, что произошло за время его отсутствия.

– Прости, – сказал Тот Капитан, сунул табакерку в карман, встал и направился к двери. Там он остановился, сказал еще одно слово: – Жди! – и ушел.

Вскоре Тот Капитан прибыл в столицу и вновь предстал пред государем. Государь сперва долго попрекал Того Капитана за гибель экспедиции, а затем строго потребовал ответа. Тот Капитан был немногословен: он раскрыл табакерку и объявил собравшимся, что привезенная им рыбка – золотая, то есть из чистого золота, и в то же время живая. Государь усомнился, Тот Капитан пожал плечами. И пока он пожимал плечами, советники государя подхватили рыбку за жабры и бросили на раскаленную жаровню.

Золотая рыбка стала быстро и молча плавиться – рыбы, как известно, молчат, – но зато невоздержанный Тот Капитан вскочил и стал в присутствии государя выкрикивать нелицеприятные речи. Однако рыбку это не спасло, а Того Капитана связали и, уже будучи связанным, он молча наблюдал за тем, как маленький золотой слиток был с почетом отправлен в казну. Тот Капитан и потом еще некоторое время отказывался говорить и упорствовал до тех пор, пока, по его требованию, не была сожжена и копия злополучной карты. Лишь только после того, как пепел от карты был развеян по ветру, Тот Капитан изволил поведать о своем плавании. Пощелкивая пальцами по крышке опустевшей табакерки, он сказал, что чудесный остров действительно существует, и тот, кому посчастливится пристать к заветному берегу, станет несметно богат. И будь у того счастливца хоть сотня кораблей, то и тогда ни одному из них не придется возвращаться порожним. Однако остров сей непостижим по той причине, что он не имеет твердого стояния на морском дне, а потому свободно уклоняется от всякого посягательства мореплавателей.

Советники государя на сей раз совещались недолго и предложили следующее: снарядить эскадру в сто кораблей, окружить чудесный остров со всех сторон, а затем взять его на абордаж.

Государь, дождавшись, когда утихнет всеобщее ликование, встал и спросил у Того Капитана, всё так ли в силе остается его просьба: звание Великого Адмирала и десятая доля добычи с новооткрытых земель. Но Тот Капитан, сославшись на слабость здоровья, преклонные лета и сомнительность предприятия, отказался от почестей равно как и от оказанного ему высочайшего доверия – возглавить эскадру в сто лучших кораблей. В награду за свою многолетнюю службу он просил лишь о снисхождении к судьбе несчастного художника, автора карты. Государь изволил обещать, и на этом аудиенция была закончена.

На следующее утро Тот Капитан был уволен от службы и к вечеру скоропостижно – довольно-таки странным образом скончался. А художник был незамедлительно призван в столицу, где ему посулили звание Главного Картографа Государя и пожизненный пенсион, равного которому не имел даже Главный Советник Государя. И за все это он должен был лишь восстановить карту, уничтоженную злой волей Того Капитана.

Памятуя о судьбе золотой рыбки, художник согласился. Он выбрал самое холодное, самое темное место на карте и поместил туда чудесный остров. Карту отдали Придворному Капитану, а художника, чтобы всегда был под рукой, посадили в высокую башню без окон.

Однако же сидеть ему пришлось недолго. Придворный Капитан вскоре вернулся из плавания, трюмы и палубы его кораблей были полны добычи. Правда, над тем островом, где он побывал, не светило второе солнце, а у берегов не было золотых рыбок. Да и сам тот остров не умел плавать, а смирно стоял на месте. Но это пустяки! Главное, что новооткрытая земля была полна золота, серебра и драгоценных камней, а тамошние жители, защищавшие сокровища, были немногочисленны и пугливы. Казна государя значительно пополнилась, а художник, как и было обещано, получил звание Главного Картографа и завидный пожизненный пенсион.

С тех пор художник ни в чем не знал нужды и от зари до зари, по приказу государя, чертил карты Бескрайнего Океана. Дабы карты эти были нетленны и в целости и сохранности дошли до потомков, художник чертил их на золотых листах. Отчаявшись, он рисовал десять, сто, тысячу островов и разбрасывал их по картам как попало. Но никто не обращал на это никакого внимания; с золотых листов снимали копии на бумажные и рассылали капитанам. Капитаны незамедлительно уходили в Бескрайний Океан и везде, где бы ни была указана земля, они находили ее. А порою земля оказывалась даже там, где было указано море.

Держава богатела, и слава Главного Картографа росла из года в год. Художник имел все, что хотел, все, кроме одного – ему не позволяли писать картины. Во-первых, не только картины, но даже и иконы никому уже не были нужны – море отнимало слишком много времени и сил. А во-вторых, не к лицу великому человеку заниматься пустяками. И поэтому когда художник, весьма уважаемый при дворе, просил дать ему хоть немного времени для занятий живописью, государь только лукаво улыбался и приказывал увеличить и без того огромный пенсион Главного Картографа.

И тогда, убедившись, что все просьбы его бесполезны, художник, как и прежде, от зари до зари чертил карты, а ночью, таясь, стал писать портреты своей жены. По памяти.

Но вскоре его стало угнетать одиночество, и тогда он взял себе с улицы бездомного мальчишку, чтоб тот помогал ему стирать пыль с золотых материков. Когда мальчик подрос, он стал учить его писать картины, но чертить карты – никогда.

Да и сам он, садясь к столу, на каждой карте не дорисовывал всегда один и тот же остров – Остров Жены Художника.

Это случилось давно, еще за четыре династии до славных лет Великого Нашествия. Среди зеленых долин Редколесья, на самой границе со страной Говорящих Болот, на очень красивом и в то же время неприступном холме возвышался трехбашенный замок. В том замке жили знаменитый, некогда непобедимый лэйн и его жена, в былые времена первая красавица в округе. Супруги не держали слуг, так как из дальних походов отважный лэйн не привез ничего, кроме славы, подагры и долгов. Обычно – за исключением Поминовения, Трех Страждущих и дня св. Микла – хозяин замка ел похлебку из бобов, приготовленную его супругой и госпожой, а в праздники к бобам подавалась кружка доброго шипучего с перцем. Дни обычно проходили в заботах о хлебе насущном – при замке имелся огород в три нареза пахотной земли, – а по вечерам супруги грелись у камина в зале для приемов, где с закопченных стен на них смотрели портреты мужественных предков. Госпожа, как водится, вязала, а бывший, но по-прежнему доблестный лэйн либо чистил доспехи, либо молча предавался боевым воспоминаниям. Так было заведено давно и так всегда бывало весной, летом и осенью. Ну а холодными зимними вечерами, когда ветер по-разбойничьи свистел в дымоходах и призраки, таясь и улыбаясь, выходили на винтовые лестницы замка…