— То есть при обоих исчезновениях подмастерий у Енеки был так называемый перерыв? — уточняю я. Маргарета сосредоточенно кивает. — Но ведь Дуртай исчез совсем недавно. И сейчас у Енеки опять перерыв?

— Перенервничал, наверное, — предполагает Маргарета. — Те пей, пей, отличное же вино.

Я делаю еще пару глотков, хотя малиновая лампа перед моими глазами двигается каким-то очень странным образом. Боюсь,… я наклюкалась.

И тут звонит телефон на столе. Маргарета оживляется и хватает другой блокнот, не тот, куда она записывает свои светлые мысли.

— Служба слежения за сантехническим оборудованием. Агент Вантуз у аппарата! — достаточно бодро отвечает она в трубку. — Почему пьяная? — удивленно переспрашивает она через секунду. — Нет, что вы! Дело в том, что у нас как раз сейчас проводится выборочная профилактика систем связи, поэтому некоторые функции могут работать некорректно. Так что у вас? Ах, ну надо же, прямо эпидемия какая-то! — восклицает Маргарета и делает записи в блокноте. — Я ставлю вашу заявочку в очередь, а пока держите его в тепле и не позволяйте общаться с другими унитазами! Пока-пока!

Положив трубку, женщина удивленно смотрит на меня. Не знаю, почему удивленно, может быть удивилась собственным словам, то есть тому, как только что разговаривала с клиентом.

— А расскажи мне, когда у тебя был первый секс? — спрашивает она внезапно.

Я смело игнорирую ее вопрос, поскольку я действительно уже выпила слишком много и, похоже, нервная и угодливая мышь во мне благополучно утонула или сбежала как крыса с тонущего корабля, если б тот тонул в игристом. Вместо этого, рассказываю Маргарете, как Кейн отреагировал, когда я самовольно отрезала себе волосы. Это удовлетворяет писательницу в полной мере. Хотя если она сможет интересно подать этот неинтересный в общем-то эпизод, я восхитюсь ее талантом в полной мере. Авансом салютую ей бокалом.

— Несколько дней назад мы здесь, за железной дверью, видели какое-то существо, — начинаю я, раз наступила моя очередь задавать вопросы.

— Как вы туда попали? Она же стоит запертой, пока Енека отсутствует? — недоумевает Маргарета, одновременно заботясь о том, чтобы последние капли вина добрались до наших бокалов.

Вот бездна! Забыла, что мы туда вломились…

— А почему вы ее запираете? Там же все эти записи, инструменты лежат, трубы всякие, — иду в наступление, заедая свою внезапную наглость конфетой.

— А там выход в техническую шахту, — Маргарета сладко почесывается и тянет руку тоже за конфетой. — Енека там шкафчики поставил, чтобы удобно было лазить в шахту. Не экраны эти отворачивать дурацкие, а чтобы дверь нормальная была. Только эти шахты, они чуть ли не через весь Муравейник идут. — Обстоятельно отвечает она на мой вопрос. — Кое-где, правда, замурованы проходы, но все равно отсюда довольно далеко пройти можно. Соответственно, входов в эту шахту великое множество, в том числе со внешних частей платформ, и частенько кто-нибудь забывает их закрыть, и они остаются открытыми или плохо закрытыми на ночь. Поэтому время от времени там заводится живность. А живность эта жрет шубы с труб. Ну и к нам сюда пролезть может, так что я бы не удивилась.

Поворачиваясь вместе с креслом туда-сюда, представляю себе завернутые в меха трубы. Почему я такого никогда не видела? Наверное, потому что это бред.

— Что за шубы? — спрашиваю я с невероятным трудом. Наверное, мне хватит пить.

— Ну, такая теплоизоляция, чтобы вода в трубах не остывала, — улыбается Маргарета. — Есть первичные, а есть вторичные системы этих труб — я в этом совершенно не разбираюсь. Но вот Енека должен следить за вторичной системой на своем участке, и если проборы начнут показывать что-то странное, то нужно ему идти и искать, где сожрали шубу. Хотя она может оказаться и по каким-то другим причинам повреждена,

— Так, поняла, — я стучу пальцами по своему пустому бокалу. — А подмастерий ты посылала на такие работы, когда Енека отсутствовал?

— По-моему, да. Только предвосхищая твой вопрос, — Маргарета тыкает в меня своим когтистым пальцем, — они оттуда возвращались живые и невредимые. На самом деле предполагается, что искатели периодически проверяют шахты, так что находиться там техникам должно быть безопасно. Конечно, все бывает, но я тебе точно говорю, пропали оба мальчика то ли в конце рабочего дня, возвращаясь с последнего задания, то ли вообще уже идя домой или куда молодежь сейчас ходит развлекаться. О!

Пытаясь сообразить, кто такой О, я разворачиваюсь на кресле и вижу заглядывающего в комнату Лекса.

— Интересно как, — друг проходит к нам и останавливается возле стола. — Я на пять минут вышел, а вы уже закадычные подружки? И две бутылки усосали? — по-доброму интересуется он.

— Как это две? Одну же вроде, — я пытаюсь сконцентрироваться на так и стоящей возле монитора пустой бутылке. Она двоится в моих глазах как и все прочие предметы. Или нет? Подняв левую и правую руки, я тяну их к бутылке, обхватываю ее ладонями с двух сторон. Развожу руки в стороны и опа — либо ткань реальности порвалась, либо мы реально нажрались.

Лекс аккуратно забирает у меня обе бутылки. Надо же, я совершенно не помню, когда вторая из них появилась на сцене. По ходу действия все время была одна бутылка. Чудо какое-то.

— Я пишу книгу! — глубокомысленно произносит Маргарета. Это все объясняет. Женщина хватает блокнот и вырывает из него верхнюю страницу со своими записями, протягивает ее Лексу.

— Я обязательно прочитаю эту книгу, — обещает друг, с почтением принимая бумажку. — Но в нерабочее время, хорошо? А пока, раз топливо для ваших посиделок закончилось, я заберу Вету вниз, — он начинает катить меня к выходу. Я поспешно вцепляюсь в подлокотники кресла, опасаясь выпасть из него на разъезжающийся под ногами пол.

— Нет, это… да, — изрекает Маргарета. Она смотрит на свой блокнот, потом на другой, и понимает, что перепутала их. — Я тебе дала не тот листочек. У нас еще одна заявка на починку унитаза.

— Если ты хочешь написать еще одну книгу про унитазы, то я всеми руками за, — Лекс перестает меня катить и возвращается к столу для обмена листочками. — Та книга, что ты мне дала, устарела и частично улетела в кабинку туалета, где засел сердитый тип с геморроем. Я не рискнул лезть к нему со своими проблемами, так что нам определенно требуется новое руководство по унитазам.

— Нет, моя книга будет про любовь, — с кокетливой улыбкой провозглашает Маргарета.

— Ну, про любовь, так про любовь, — соглашается Лекс, выкатывая меня из ее кабинета. По дороге отбивает так и лежащую возле двери гайку ногой.

— Зато я все выяснила, — бормочу я и машу Маргарете — этой милой женщине — рукой. Она машет мне в ответ, а потом вздыхает и кладет голову на стол. Я вижу, как ее длинные босые ноги в черных колготах под столом принимают неофициальное расслабленное положение, перестав быть опорой для ее тела. Докатив меня до лестницы, Лекс подхватывает меня на руки, и в этот же момент кресло под Маргаретой отъезжает в сторону, роняя ее на пол.

— Я в порядке! — кричит она оттуда.

Лексу приходится возвратить меня в кресло, и пока я выполняю очень сложную задачу по удерживанию себя от скатывания вниз по лестнице (мне очень хочется, но Лекс жестко запретил), мой друг где-то укладывает Маргарету. Потом он снова подхватывает меня и уносит домой. Пока он идет туда, так плавно и равномерно, мои глаза закрываются, и я сладко засыпаю.

— Что с ней? — слышу я жесткий мужественный голос Редженса, прорывающийся сквозь сладкую дремоту. Он представляется мне с голым торсом и с длинными развивающимися волосами, как на обложке наиболее удавшейся книги Маргареты, которую та мне дала. Где она кстати? Книжка?

— Боец пал в битве за твое очередное повышение, — слышу голос Лекса, но так и не могу разлепить глаза. Возможно, я все еще сплю. Меня покачивает в теплой лодочке.

— Я все выяснила, — удается промямлить мне.

— А вспомнить сможешь? — голос Редженса проявляет немотивированный скепсис.