Я все ждал, когда он заберет золото – с этого момента сделку можно было бы, вероятно, считать состоявшейся – но, так и не дотронувшись до монет, Рейнольдс потянулся к чернильному прибору на столе. Взяв лист бумаги, наскоро набросал несколько слов и протянул написанное мне.

В отличие от меня, «ятями» англичанин не пренебрегал. «Откажется!» – с ужасом успел подумать я, разбирая его убористый почерк.

Но нет, из записки лишь явствовало, что юрист просит у меня какой-нибудь официальный документ – для составления сделки. Не сдержав облегченного вздоха, я достал из кармана состряпанное легионером офицерское Удостоверение на мое имя.

Внимательно его изучив – разве что на зуб не попробовав – сэр Уильям что-то пробормотал себе под нос по-английски – ни я, ни, надеюсь, «Хозяин» ничего не расслышали, но очередную порцию холодного пота на спине я заработал – и принялся собственноручно составлять договор.

Признаться, соглашение я подписал, почти не глядя: спеша, пока юрист не передумал – проверил только ключевые даты. После этого, наконец, Рейнольдс стряхнул монеты в ящик стола и забрал конверт с письмом.

Получив экземпляр договора и обменявшись на прощание крепким рукопожатием с сэром Уильямом, не чуя под собой ног, я покинул кабинет.

Полина ждала меня на полпути между почтамтом и конторой Рейнольдса – то ли не решаясь приблизиться, то ли не желая зря маячить под окнами у англичан.

– Ну? – нетерпеливо спросила она у меня.

Я молча продемонстрировал ей подписанный сторонами договор. На глазах расслабившись – только теперь стало понятно, сколь напряженной была ее поза до этого – в ответ напарница небрежно помахала перед моим носом блоком из четырех почтовых марок.

Не придумав ничего лучше, я лишь одобрительно кивнул.

Подгоняемые нетерпением, до точки эвакуации мы дошли очень быстро – последние метры едва сдерживались, чтобы не перейти на бег. Вот и заветный пятачок у пристани – как, кстати, «Хозяин» его только отыскал, если, типа, в прошлом слеп как крот? Не на слух же… Или это у него только за миссией воочию следить не получается?

Ладно, Уроборос с ним…

Среди дня место было не таким уж и тихим – на пирсе неподалеку вовсю толпился народ – но нас с напарницей это уже не волновало. Я с наслаждением разматывал до смерти мне надоевшие слюнявые бинты, Полина же, достав откуда-то – чуть ли не из рукава платья – сбереженную в XIX веке гранату, с размаху швырнула пузырек на камни под нашими ногами и крикнула:

– Эй, у Машины! Забирай нас!

«Синдром переноса» не заставил себя ждать… В отличие от самого переноса.

– Не поняла… – нахмурившись, проговорила моя напарница.

– Прям, как тогда, в 1837-м… – пробормотал я, удивленно озираясь.

– То есть у нас получилось… – я так и не понял, вопрос это был или утверждение. – Легионер начал нас возвращать, произошел Скачок… И Машина у него пропала, так? Ну а мы, соответственно, застряли?

– Тс-с! – «на автомате» приложил я палец к губам: если догадка напарницы не верна, «Хозяин» сейчас нас слышал.

– Эй, ты там! – подняв взор к ясному летнему небу, прокричала Полина. – Я пошутила! Давай, продолжай эвакуацию!

Несколько человек на пристани удивленно обернулись на ее звонкий голос, кто-то, кажется, и вовсе двинулся в нашем направлении – случайно так совпало или нет – Уроборос разберет!

– Пошли-ка отсюда, – предложил я, беря напарницу за руку. – Может, дóма в этой точке какая-то помеха. Перейдем на резервную – благо их у нас тут целых три!

– Ну, давай попробуем… – неуверенно кивнула девушка.

– Мы уходим из основной точки! – четко проговорил я для легионера. – Направляемся к запасной. Как дойдем – дадим знать…

Добраться до места нам, однако, было не суждено: «синдром переноса» накатом застал нас прямо посреди городской улицы.

– Ты тоже это чувствуешь? – впившись пальцами в мою ладонь, выдохнула Полина.

– Прыгаем вверх! – крикнул я вместо ответа. – На случай, если в нашем времени мостовая…

«Мостовая пролегает выше», – хотел сказать я. Окажись перепад высот небольшим, сантиметров так в десять-двадцать, это и в самом деле могло бы нам помочь… В любом случае, договорить я не успел – нас с Полиной уже вовсю несло между потоками.

Кажется, в последний момент подошвы моих сапог все же оторвались от брусчатки. Среагировала ли напарница, и если да – хватит ли нам силы прыжка, узнать мне предстояло лишь на выходе из свирепо кружившего нас вне времени вихря.

г.Ярославль, 20 июля 1918 года

Произвольное вмешательство в поток времени (сбой)

Что-то пронзительно свистнуло совсем рядом и сухо ткнулось в только что проявившуюся из небытия стену – чуть повыше тульи моей фуражки – выбив фонтан кирпичной крошки. Один из осколков болезненно чиркнул мне по скуле. Невольно схватившись за нее ладонью, я исступленно завертел головой, озираясь – и сразу же увидел Полину.

Напарница поднималась с мостовой, на которую, должно быть, упала, выпав из вихря переноса. Вернее, пока только пыталась подняться – правая нога девушки плясала, ища опору, а вот левая словно приклеилась к брусчатке.

– Что с тобой? – бросился я к спутнице. – Тебя… впечатало в камни? – осенила меня пугающая догадка.

– Похоже, только каблук, – пробормотала Полина, отрывая наконец от дороги левую ногу. Кожаный ботиночек остался на мостовой – и в самом деле вросший подошвой в серый камень.

– Уф-ф… – облегченно выдохнул я, подхватывая косолапо балансирующую на одной ноге напарницу под руку.

– Нужно второй тоже снять, – заявила девушка, пробуя встать прямо – и вместо этого заметно скособочась.

– И что, босиком пойдешь?

– А есть выбор?

Пока, повиснув на мне, напарница возилась с уцелевшим ботинком, я сумел осмотреться по сторонам. Без сомнения, это была все та же ярославская улица. Разве что совсем пустая – нигде ни души. И стекла в некоторых окнах выбиты. Даже во многих. Да почти во всех, если приглядеться! Что тут у них произошло?

Некое подобие ответа на мой вопрос пришло в виде приглушенного расстоянием звука не то раскочегаривавшейся где-то на соседней улице паровой молотилки, не то газующего мотоцикла – и еще одного свиста. В десятке метров от нас с Полиной жалобно зазвенело очередное стекло. Тут же откуда-то издалека донесся похожий на гром раскат, почти сразу за ним – второй. Я машинально задрал голову: на небе не было ни облачка, не говоря уже о грозовых тучах.

Судя по солнцу, время близилось к полудню. Судя по знойной погоде, стояло лето. Интересно, а год какой?

Мои размышления были прерваны тем, что с головы у меня внезапно слетела фуражка. Разумеется, не сама по себе слетела – что-то с силой в нее ударило. Камень? Или… пуля?

– Крутись Уроборос, да тут у них постреливают, – первой сообразила Полина. Голос ее звучал спокойно, словно речь шла о чем-то, не имевшем к нам никакого отношения. Что ж, все мы слегка притормаживаем после переноса…

Опомнившись, я схватил напарницу за плечи и повалил на мостовую. Сам тоже упал – рядом. Кажется, вовремя: сверху снова характерно тренькнуло. Возобновилась и отдаленная канонада.

– Куда же это нас занесло? – силясь вжаться в запыленную брусчатку, растерянно пробормотал я.

– Точно не домой, – заметила слева девушка. – Я помню эту улицу – мы шли по ней на пристань с вокзала. В наше время тут асфальт.

– Идет какая-то война, – продолжил рассуждать я. – Вряд ли Великая отечественная – тогда немцы до Ярославля не дошли…

– У нас почти наверняка парадокс, забыл? Может, в этой версии и дошли…

Ее слова заглушил хлесткий стрекот откуда-то из поднебесья. Вывернув шею, я посмотрел туда: над крышами, едва не задевая их растопыренными стойками шасси, тарахтел самолет-биплан с красными пятиконечными звездами на крыльях. Немного не долетев до нас, он свернул в сторону, и сделалась видна эмблема у него на хвосте – также алая пентаграмма, только почему-то нарисованная лучом вниз. Впрочем, поди еще разберись, где верх, где низ у тех, что украшали крылья…