– Да, не хотела… Но мы ехали на пароходе по Волге, был такой красивый закат. Мы занимались любовью в каюте на розовых простынях. И я почувствовала, что вот оно, то самое мгновение. И он в меня кончил…

– Что-то я тебя не пойму. Так ты хочешь детей сейчас?

– Сейчас, наверное, нет.

– Погоди. Я тебя не пойму. Если ты не хочешь, зачем тогда…

– Да что ту непонятного! Буду рожать!

– Так ты рада этому событию?

– Рада. Только я еще не уверена, что точно забеременела.

– Наташ, ты меня из себя выводишь! Ты можешь мне говорить нормально – да-да, нет-нет?

– Не ори!

– Тогда говори по-человечески… Ладно, Наташ. Вот, родишь, никакие подруги тебе станут не нужны, эх…

– Не говори глупостей! У меня такого не будет!

– Будет, Натали, женщина меняется, когда у нее появляется ребенок…

– Это бред.

– Это жизнь. Даже когда с пузом будешь ходить, все станет по другому. Но я все равно очень за тебя рада. Если ты хочешь ребенка.

…Наташка опять куда-то запропастилась. К домашнему не подходит, мобильный не берет. На e-mail не отвечает. Ни слуху ни духу уже две недели. Ума не приложу, в чем дело. Как с ней связаться? А-а. кажется, я знаю как.

Помню, она мне присылала резюме своего Лешки на английском. Чтобы я промониторила на наличие ошибок. Там наверняка должен быть его мобильный. Отчаянно роюсь в папке «Мои документы» и нахожу нужный файл. Вот и его телефон. Набираю.

– Алле, Леша?

– Да. А это кто?

– Оксана, Наташина подруга. Почему она не берет трубку? С ней все в порядке?

– Да, с ней все в порядке, – слышу холодный голос.

– А почему она не отвечает на звонки? Я беспокоюсь.

– Потому что тому есть причины. Вот и не отвечает.

– Что за загадки такие. С ней точно все хорошо?

– Да.

– Ну ладно, передавай ей привет. Пока.

Я обескуражена. Может быть, я ее чем-то обидела? В любом случае, он передаст ей, что я волнуюсь.

На следующий день меня ждал сюрприз. Я получила письмо от Наташи:

«Привет! Не знаю, что и сказать. Наверно, и не нужно ничего говорить. Но тебе, конечно же, нужны объяснения. Нет, ты не обидела меня, хотя всегда очень старалась. Последние наши беседы показали мне, насколько мы разные, и как у нас не совпадают взгляды на жизнь. Вот и всё, извини, удачи тебе. С уважением, надеюсь на твоё понимание. Sorry, что из меня не получилось подруги, которую ты себе представляла, да она тебе не так уж и нужна, ты вполне самодостаточный человек».

Я тупо гляжу в монитор и не могу понять. Что это за бред? У нее совсем крыша съехала? Или я опять оказалась права? И все получилось так, как я и предполагала? Что ж… Может, так ей легче. Зачем тратить время на подруг, когда у тебя появился муж. И, возможно, скоро появится ребенок…

«Очень жаль, что ты так легко перечеркиваешь дружбу. Очень жаль, что тебе казалось, что моя манера общения – это желание тебя обидеть. Очень жаль, потому что я тебя люблю. Если честно, я в шоке… Наверное, для тебя наше общение было тестом – подойдет Ксанка на роль подруги или не подойдет. Очень жаль, что я сразу стала считать тебя подругой…»

Мне обидно.

25 лет, август

Приближается дэдлайн. У меня уже нет никаких сил терпеть. Наркоманы называют это ломкой. Я веду себя как домашняя кошка. У нее течка, а на улицу ее не выпускают. За последнюю неделю мы ссорились с Вовой раза три. Видимо, он понял, что меня надо спасать. Заявил, что готов сегодня предоставить свое тело в мое распоряжение. Не знаю, как дожила на работе до вечера…

И вот мы сидим на диване у меня дома.

– Вов… У тебя такое выражение лица, как у приговоренного к смерти.

– Нет, солнышко, неправда. Это выражение обожания.

– Я же вижу, что это для тебя жертва, Вова, ну что ж такое? Ты хотя бы не так ярко это показывал! Мол, вот на что я ради тебя иду!

– Что ты опять начинаешь истерить, радость моя! Да, боль не приносит мне никакого удовольствия. Что ж я могу с этим поделать!

– Но нужно же как-то развиваться! Я ради тебя терплю футфетиш. Я приучила себя получать от него кайф.

– Да ты просто героиня, Оксан.

– Между прочим, для меня это геройство. И нечего иронизировать!

– Оксан, я же тебе сказал: я готов терпеть определенные воздействия.

– Вот именно. А я не готова к определенным воздействиям! Я не могу получать наслаждения от работы по сценарию. Вот это можно, а остальное нельзя!

– Можно не так уж и мало, солнышко!

У меня опять начинается истерика. Тихая, злая.

– Вов… Давай вот что решим. Если СМ для тебя невыносимая жертва, то о нем вообще не будем вспоминать. Я тебя люблю. Я смогу какое-то время жить без него… Не знаю как долго, но постараюсь. Лишь бы тебе было комфортно.

Чувствую, как комок подступает к горлу. Не могу удержать слезы. Глупо. Вскакиваю и убегаю в кухню. Облокачиваюсь локтями о подоконник. Смотрю в открытое окно. Вова подходит, становится рядом.

– Оксаночка, я тоже хочу, чтоб тебе было комфортно. Думаю, что максимализм неконструктивен. Компромиссы не так уж плохи… На самом деле я очень сильно тебя люблю и надеюсь постепенно осуществить все твои фантазии. Только дай мне время. Ладно?

Тяжело вздыхаю. Но фраза «осуществлю все твои фантазии со временем» меня порадовала. Очень.

Мы возвращаемся в комнату. Включаю радио. Там играет какая-то арабская песня.

Заводная.

Вова снимает футболку и остается в одних джинсах. Мне нравится его тело. Ни грамма жира. Хочется прикоснуться.

Говорю ему лечь на живот и согнуть ноги в коленях. Связываю руки за спиной, пропускаю веревку между лодыжек, обматываю их, закрепляю. Теперь он не сможет встать, даже если захочет. Снимаю с него носки.

– Буду тебя футворшипить. У тебя такие ножки, просто прелесть.

Беру жесткий резиновый стек и бью его по пяткам.

– Больно?

– Нет.

– Ишь ты какой. А так?

На этот раз удар приходится аккурат на середину стопы. Очень чувствительное место.

Вова не ожидал такой боли и не смог подавить стон. Песня! Даю себе волю. Замахиваюсь. Стек впивается в беззащитную розовую кожу стоп. Оставляет на ней красные пятна. Не сдерживаюсь и бью со всей силы. Любимый сжимает кулаки и вздрагивает всем телом. Я учащенно дышу от возбуждения. Даю ему небольшую передышку и целую его в ухо, в щеку, в глаза. Шепчу какой-то пошлый бред:

– Милый мой, покажи, как ты умеешь терпеть.

Тут же снова резко шлепаю его. И еще, еще. В этом месте он должен почти сорваться на крик. Но он молчит и не двигается. Он трогательно сжал мысочки. Наверное, так легче переносить удары. Хочется поцеловать его в согнутые пальчики. Бью снова. Раз, два, три, четыре, пять! Приподнимаю его за волосы.

– Что с тобой? Ты жив? Что ты молчишь?

Он смотрит на меня влажными глазами:

– Показываю… Как я умею терпеть…

Горячая волна нежности и желания поднимается от живота к груди и горлу. Я просто захлебываюсь от любви. Как же я его люблю. Мне хочется измучить его до полуобморочного состояния. Освобождаю его ноги, ставлю перед собой на колени. Тяну за веревку, подтягивая руки к себе. Ему это не нравится, я знаю. Закрепляю в таком положении за ножку дивана.

Он дышит часто и глубоко. И от этого ему еще больнее. Каждый вздох отдается в напряженных плечах. Посмотрим, как ты теперь справишься. Подбираю с пола стек. Со всего размаха опускаю его на середину стопы. Как он дернулся! Ради такого стоит жить. Что, милый, методика концентрации не работает на два болевых фронта? То-то же. Нужно повторить.

Внимательно смотрю на Вову. Похоже, он держится из последних сил. Развязываю, обнимаю. Глажу по волосам, целую в губы.

– Как же я люблю тебя, милый мой, милый…

Он отвечает на мой поцелуй, опускается на колени. Обхватывает мои бедра руками. Глядит на меня снизу вверх. Такая преданность во взгляде…