Короче говоря, России очень и очень повезло. Нельзя было не понимать, что даже сейчас - сыщись в мире достаточно мощная сила - и огромная территория СССР, населённая поредевшим населением, со здорово разрушенной инфраструктурой, с трудом восстанавливающаяся - стала бы её добычей.

Но судьба как всегда пощадила Россию за мужество её народа.

- За прошлый год - три миллиона чистого прироста населения, - сказал Ларионов. Верещагин хмыкнул:

- Общая цифра?

- Цифра прироста русского народа, - ответил Ларионов с улыбкой. - Вообще ещё больше.

- Ты там, в кругах, вращаешься, - лениво начал Верещагин, - а сколько всего сейчас людей в СССР? Или не знаешь?

- Да ради бога, - так же лениво сказал Ларионов (в глазах плясали бесенята). - Всего славян - сто пятьдесят два с половиной миллиона. Русских 137 миллионов, из них - 97 миллионов великороссов, 32 миллиона украинцев, 8 миллионов белорусов. Ещё пятнадцать с половиной миллионов югославов - 9 миллионов сербов, 4,5 миллиона хорватов, полмиллиона черногорцев, полтора миллиона македонцев. Плюс 8 миллионов болгар, 5,5 миллионов словаков. И неславянских народностей - 47 миллионов. В СССР живут итого примерно 200 миллионов человек. Второе место в мире после того, что сейчас называется Китаем. Если у них там пойдёт так дальше - скоро будем на первом.

- Силё-он… - протянул Верещагин. - Наизусть шпаришь! - и добавил уже печально. - Половина. Ополовинили славян…

- Чернуха, но не так уж страшно, - возразил Ларионов неожиданно жёстко. Две трети погибших - население мегаполисов. А среди северян, казаков и сибиряков уцелело большинство. Генофонд цел. Кстати, и на планете попросторней стало.

- Насколько? - с непонятной интонацией уточнил Верещагин.

- На три миллиарда, - с такой же интонацией ответил Ларионов. - За пять лет - вовсе неплохо… Правда, через пару лет ожидаем пандемию чумы на всём юге. Но учёные говорят, что теперь справимся легко. Через границы не пустим.

- А ты вообще где? - спохватился Верещагин. - В отставке, это понятно. А так?

- А так - я глава комиссии по реституции, - сказал Ларионов. И, увидев недоумённый взгляд Верещагина, пояснил с улыбкой: - Да нет. это не разные там склянки-картинки делить. Это возвращение нашей главное ценности - русских детей.

- Ещё не все?.. - Верещагин помрачнел.

- Не все, - кивнул Ларионов. - Кто просто не может выехать. Кого не выпускают. А кто уже и забыл, что русский… Я ведь всего три дня назад был на пропускнике в Уэлене… Бррр! - он передёрнулся. - Из Аляски толпы ломятся… "бывжиг". Сперва от нас удрали в Штаты, а теперь оттуда бегут сюда. На Аляске-то относительный порядок, вот они туда и ползут. Жуть. С детьми, вопят, деньги тычут… - лицо Ларионова стало недобрым. - Ну, я тишину установил, - он показал, как стреляют в потолок, - и говорю: "Никого из взрослых я не пущу. Вы курвы - так и сказал - курвами и останетесь. Родину бросили, когда было плохо. И Америку так же бросаете. Проходить будут только дети до шестнадцати." Так что ты думаешь? Две трети просто повернулись, детей бросили и обратно ломанулись. Я потом расспрашивал - это в основном и не их дети были, откуда у их б…дей дети? В детдомах, в клиниках русских детишек покупали - там же сейчас жуть что творится, власти никакой - и за своих выдавали - на жалость бить собирались. А как увидели, что их так и так не пустят - дёрнули обратно…

- И не пустил? - спросил Верещагин.

- Не пустил, - жёстко ответил Ларионов. - Кто предал раз - предаст и два. Детей собрали и увезли. А эти пусть подыхают в Америке. Тем более, что американцам они тоже не нужны. Мне майор-штатовец с КПП сказал, что даже обратно в Уэллс, в город их не выпустит, пусть в пропускнике хоть дохнут, хоть вешаются. Мол, Америке нужны матери и солдаты, а не шлюхи обоего пола. А какие знаменитые рожи я там видел! - Ларионов подмигнул. - Сатирики-юмористы, певички-актриски, исследователи-последователи… Аж душа запела!

- Смотри, мы почти до Чернавского моста дошли, - кивнул Верещагин. - А это там что? Памятник?

- Памятник, - тихо ответил Ларионов. - Пошли. Посмотришь.

- Здравствуй, Димка, - тихо сказал Верещагин. Так тихо, что не услышали, кажется, даже стоявшие по обе стороны от небольшой кирпичной пирамидки пионеры почётного караула. А ветер с водохранилища, рвавший, словно языки пламени - казалось, что горит всё вокруг - тысячи пионерских галстуков на металлических распорках, похожих на дуги колючей проволоки - и вовсе сделал слова неслышными.

На фоне изогнувшегося гигантским полукольцом Мемориала, его полированного чёрного камня, белокаменных фигур в вечном карауле памятник Димке Медведеву казался особенно крохотным. Но… но странно. Пирамидка не терялась, не казалась жалкой. Возникало странное ощущение. Как будто гигантские сильные руки - Мемориал - с обеих сторон обнимают младшего товарища, стремясь защитить того, кто вышел вперёд, кто уже шагнул навстречу врагу…

- Здравствуй, Димка, - повторил Верещагин.

- Вот так, - сказал, подходя следом Ларионов.

- Иногда я думаю… - спокойным, но странным голосом сказал Верещагин. - Иногда я думаю - если бы не он - мы бы не победили. Я знаю, что это смешно, но я так думаю иногда. Что с него всё и началось.

- Кто знает? - задумчиво ответил Ларионов.

- У меня был друг, - сказал Верещагин. - Офицер моей дружины, Игорь Басаргин… Вот мы с ним как-то - за неделю, что ли, до того, как я с Димкой познакомился - сидели и говорили. Я его спросил - не пробовал ли он молиться. А он помолчал и вдруг говорит зло: "Бог не поможет сволочам, которые продали свою страну!" Как ударил, я даже отшатнулся… А теперь думаю ещё… - Верещагин усмехнулся. - Может быть, бог всё-таки есть. И он нас всех пожалел ради одного мальчишки, у которого было большое и чистое сердце. Понимаешь, не ради наших танков и наших автоматов, не ради лозунгов и дружин РНВ. Просто ради мальчишки, который оставался мужественным до конца.

- Кто знает? - серьёзно повторил Ларионов. - Знаешь, сколько было споров? Строить или нет… Людям жить негде… А Ромашов тогда сказал: "Без жилья люди выживут. А без памяти они так - стадо…"