Ах, черт…

***

Следующие несколько кабинетов Лэйд, сцепив зубы, миновал быстрым шагом, едва осветив фонарем. Человек-еж мог быть не единственной дьявольской шуткой демона, неизвестно, как он обошелся с прочими, оказавшимися в его власти.

Пусты. Благословение Господу — пусты.

Но уже в следующем он сделал еще одну отвратительную находку. Эта была лишена шипов, но оттого выглядела не менее жутко.

Лэйд едва не вздрогнул, когда луч фонаря внезапно разбрызгал вокруг себя целый сноп искр, ослепив его на миг. Осколки, сообразил он мгновением позже, немного проморгавшись. Целая груда чертовых стеклянных осколков прямо на полу посреди кабинета. Какой-то разиня, какой-нибудь проклятый деловод, попросту разбил вазу для цветов и поленился убрать. Или ему уже было не до того. Но…

Не бывает ваз для цветов таких размеров, мрачно известил его голос, идущий от тех сырых низовьев души, где располагается все самое дурное и мрачное. Посмотри сам. В этой вазе должно быть по меньшей мере пять галлонов! Даже существуй подобные, едва ли мистер Крамби позволил своим служащим украшать такими свои кабинеты!

Осколков и верно удивительно много. Нет, здесь разбили не цветочную вазу, здесь расколотили до черта посуды. Целую посудную лавку, быть может. Вон и у стены виднеются тончайшие слюдяные пластины, и дальше, дальше…

В этот раз Лэйд не собирался заходить в кабинет, лишь направил внутрь луч света.

Ох, черт.

Осколков в самом деле было огромное количество. Они усеяли почти весь пол кабинета, в некоторых местах образовав целые груды. Не бутылочное стекло, мгновенно определил Лэйд, куда более тонкое, вроде того, что бывает на хваленых венецианских фужерах. Вот только вперемешку со стеклом кабинет был усеян мелкой серой пылью, который он сперва не разглядел. Судя по размеру фракций и вкраплениям, это было что-то вроде песка. Да и хрустел он под ногами точно обычный речной песок.

Ваза с песком?..

Нет, Чабб, садовая ты голова, никакая это не ваза.

Куда интереснее.

У дальней стены он разглядел более массивные осколки. Точнее, целый стеклянный остов какой-то хитрой и сложной конструкции, восседавшей за письменным столом. Конструкции, удивительно похожей на…

Шлюхино отродье!

Человек. Это была стеклянная статуя, изображавшая человека и выполненная в натуральный, один к одному, размер. Ни один стеклодув, получи он хоть все существующие в мире призы за свое искусство, никогда бы не смог выдуть из пузыря раскаленной стекольной массы ничего подобного. Это был не примитивный истукан вроде тех, что иногда водружают возле своих алтарей полли, имеющий лишь условные черты лица, и даже не какой-нибудь пучеглазый матрос работы Бенеса[6], привычно украшающий собой корабельную пристань, служащий трибуной для многочисленной и охочей до публичных диспутов чаячьей гвардии.

Это было настоящее произведение искусства. Лэйд отчетливо, даже без помощи фонаря, мог различить мельчайшие черты лица — ушные раковины, изящно очерченный нос, плотно сжатые губы. Удивительное дело, даже бакенбарды, украшавшие щеки статуи, были изваяны в стекле столь тщательно, что можно было, казалось, различить даже отдельные волоски. Немыслимое по своей сложности произведение. Вот только поза статуе была придана весьма странная. Восседая за столом, она обхватила ладонями голову, и даже стеклянная ее спина замерла в позе, выдающей крайнее напряжение.

Статуя была пустотелая, машинально отметил Лэйд, пустая в середке. В некоторых ее местах, однако, что-то серело и это что-то к его удивлению оказалось тем самым серым порошком, который хрустел у него под ногами вперемешку с осколками.

Песком.

Только тогда Лэйд догадался посветить на статую сбоку и почти сразу обнаружил то, что и предполагал. Статуя была почти совершенной по своему устройству, но все же не идеальной. У нее были дефекты, сокрытые от постороннего взгляда столом, а именно — отсутствие обеих ног. Едва ли таинственный стеклодув забыл их сделать. Ниже колен они заканчивались острыми оскольчатыми культями.

Неудивительно.

Стекло — чертовски хрупкий материал, это знает всякий, кому доводилось ронять вазу.

Лэйд еще раз осветил фонарем лицо статуи. Кажется, только теперь он понял смысл застывшего в его прозрачной толще выражения — смертельного отчаянья. Ладони, обхватившие голову, выпученные невидящие глаза, плотно стиснутые губы.

Это был человек. Пока чья-то воля не превратила его покровы в прозрачное стекло, а его внутренности в серый песок. Этакая нелепая пародия на песочные часы. Сложный механизм для подсчета времени в хрупкой и недолговечной оболочке.

Лэйд не знал, сопровождалась ли трансформация страданиями или прошла безболезненно. Не знал, длилась она часами или свершилась в считанные секунды. Но, видя выражение, навеки замершее в стеклянных глазах, понял — последние минуты жизни этого человека были наполнены отнюдь не христианским смирением и покорностью судьбе. А болью и ужасом.

Вот и осколки на полу, вот и следы серого песка на застывших руках…

Осознав, что происходит, несчастный, должно быть, принялся метаться по кабинету, тщетно взывая о помощи и медленно стекленея. Как будто где-то в мире существовала сила, способная избавить его от столь страшной участи. А потом… Лэйд не имел желания строить догадки на счет того, что именно здесь случилось. Возможно, он просто споткнулся. Или неловко повернулся. Или ударил ногой по столу, как много раз делал прежде, выражая досаду и злость.

Позабыв о том, что стекло — очень капризный и хрупкий материал.

Когда его ноги разбились вдребезги, он еще какое-то время жил. В отчаянье черпал стеклянными ладонями высыпающийся из него песок, как раненные, охваченные предсмертным ужасом, черпают собственную, еще горячую, кровь. Слишком медленно. Песок вместе с жизнью покидал его тело слишком стремительно.

Тогда он сел за стол, стиснул голову руками, да так и умер, как только последняя песчинка покинула его. Остался совершенным могильным изваянием самому себе. Жуткая участь, едва ли более завидная, чем у его соседа, того, что превратился в живую подушечку для булавок.

Паршивое дело.

Ни Левиафан, истинный владыка острова, ни его слуги не наделены человеческим рассудком, в высшей мере неверно приписывать им те мотивы, которыми руководствуется человеческое существо в своей сложно устроенной и подчиненной многим механизмам жизни. Но в одном они сходны с человеком. Ни Он, ни его присные никогда не усложняют себе работы. Если они хотят вычеркнуть кого-то из жизни, они делают это легко и элегантно, точно взмахивая невидимым пером. Или жутко и кровожадно, если к тому расположены.

Но это… Лэйд сделал глубокий вздох, несмотря на то, что зловонный воздух, наполнивший помещение, вызывал у него тошноту вперемешку с изжогой.

Слишком изощренный способ для казни. Слишком каверзный. Слишком… сложный, пожалуй. Как будто сила, захватившая власть в «Биржевой компании Крамби», намеревалась не просто уничтожить свои новые игрушки, но и разыграть перед этим какую-то сложную пьесу с их участием. Жаль только, у него не было никакого представления о том, в каком порядке будут идти друг за другом акты и сцены…

Дальше он уже не заглядывал в кабинеты. Боялся сделать очередную находку столь же жуткого свойства, как предыдущие.

— Мисс ван Хольц! Да где же вы?

Тоже мертва, наверно. К примеру, превратилась в облачко моли и унеслась к потолку. Или сделалась рисунком на обоях. А может, рассыпалась порохом? Даже когда на протяжении многих лет имеешь дело с Ним и его отродьями, никогда нельзя похвастаться тем, будто в силах понять глубину их фантазии…

— Мисс ван Хольц!

Кое-что он, впрочем, все же увидел, как ни спешил.

***

Жуткое существо, похожее одновременно на человека и на птицу, сидевшее за неплотно запертыми дверьми одного из кабинетов. Судя по потекам на его коленях и на полу, оно вскрыло себе вены ножом для бумаг. Все волосы этого человека превратились в птичьи перья, а очки, которые он носил при жизни, глубоко вросли в лицо, превратившись в жуткий нарост из стекла и меди.