— «Биржевая компания Олдридж и Крамби» — уважаемое предприятие, сэр. Мы торгуем на бирже Нового Бангора уже без малого двадцать лет. Это не очень большой срок для компаний такого рода, но смею заверить, у нас превосходная репутация на рынке. И вполне заслуженная.

— Надеюсь, торгуете не сушеными яблоками, медом и зубным порошком, — пробормотал Лэйд, — Мне бы не хотелось отбивать у вас покупателей…

Крамби слабо улыбнулся. Как человек, понявший шутку, но слишком воспитанный, чтобы рассмеяться. Или слишком уставший.

— Мы торгуем не товаром как таковым, сэр. Мы торгуем фьючерсами и ценными бумагами. Эмитенты, инвесторы, брокеры…

— Звучит как названия патентованных пилюль от изжоги, — проворчал Лэйд, — И толку от них, наверно, столько же. Как по мне, все эти биржевые делишки отдают мошенничеством и не имеют ничего общего с уважаемой торговлей. Даже продавцу дегтя я пожму руку с большим уважением, чем биржевому дельцу!

Крамби вяло кивнул.

— Вы целиком в своем праве, сэр. Но, смею заметить, я пришел к вам не для того, чтобы продать выгодный пакет фьючерсов или посоветовать хорошую сделку. Мне нужна помощь, а вас мне порекомендовали как хорошего специалиста, непревзойденного в своем роде.

Он уже не казался таким смущенным, как поначалу, отметил Лэйд. Резкое вступление порядком выбило его из седла, но он быстро приходил в себя, на ходу втягиваясь в разговор и быстро уясняя правила беседы. Не заискивал, не спорил, не пытался использовать свой мнимый авторитет, тем паче, не хватался за чековую книжку. И, пожалуй, одно это выгодно отличало его от многих прочих господ, с которыми Лэйду приходилось беседовать в этом кабинете.

Некоторые выскакивали отсюда в слезах, подумал Лэйд, другие хватались за оружие или вознаграждали меня таким набором изысканных проклятий, что если бы я расходовал по пяти штук в день для общения с бродягами, коммивояжерами и уличными мальчишками, мог бы растянуть этот запас лет на семь. Были такие, что лишались чувств, такие, что подымали меня на смех или в глаза называли шарлатаном. Были…

За последние годы в этом кабинете перебывало не так мало посетителей. Этот тип, пожалуй, был не лучше и не хуже многих из них. Да, франт, и это заметно. Но кто в его возрасте им не был? Биржевой делец — тоже не лучшая рекомендация из всех возможных, Лэйд никогда не доверял публике из Майринка, но и не приговор, если на то пошло. Этот, по крайней мере, выглядит сообразительным и воспитанным. В достаточной степени, чтобы терпеливо ждать, когда Лэйд истощит свой запас острот, а ведь обладатели платиновых цепочек не славятся ни кроткостью, ни смирением. Видно, дело, приведшее его в логово Бангорского Тигра, в самом деле серьезного толка. Ну или он так считает.

— Итак, правильно ли я понял, что меня порекомендовал вам ваш компаньон, мистер Олдридж?

— Совершенно верно, сэр.

Лэйд похлопал его по плечу, с удовлетворением ощутив под дорогой тканью не рыхлый жир, как это бывает у праздных бездельников, а вполне крепкую мускулатуру. Возможно, в перерывах между торговлей ценными бумагами мистер Крамби занимается не карточной игрой, а гребным спортом или боксом — пусть и небольшой, но плюс в его балансе.

— Так и думал, что это он, старый негодник. Буду рад, если вы передадите мистеру Олдриджу мои наилучшие пожелания. Скажите, что мистер Лайвстоун желает ему отменного здоровья, спрашивает, не ноет ли спина в дождливую погоду и интересуется, не передать ли еще виргинского табаку, который ему так понравился. А еще… А еще желает знать, кто этот сукин сын такой, откуда меня знает и отчего считает возможным направлять ко мне своих приятелей!

Наверно, он переборщил с резкостью — Крамби дернулся от неожиданности. Дернулся, но не отвел взгляда. Крепкий, удовлетворенно подумал Лэйд. Может, из него был бы толк, если бы, скажем, пошел работать не в контору, тасовать векселя и чеки, а в королевскую морскую пехоту или в погонщики скота или…

— Вы не знаете мистера Олдриджа, сэр?

— Нет, черт подери! В этом городе я знаю нескольких Олдманов, целый выводок Олдричей и даже, вообразите, даже одного Олдингтона, но ни единого, черт его побери, Олдриджа! Ни единого!

Смущение, которое овладело Крамби, не было наигранным. Лэйд не считал себя большим знатоком человеческих душ, но отчетливо видел легкую дрожь его пальцев и прыгающий взгляд — следы, которые выдают душевную растерянность даже вернее, чем румяная корочка на пироге — готовность теста.

— Это очень… странно, сэр, — пробормотал он, — Дело в том, что… По правде сказать, у меня возникло ощущение, будто мистер Олдридж был с вами знаком.

— Да ну?

Крамби запустил руку в карман и мучительно долго копался там, перебирая какие-то бумаги. Лэйд с ужасом подумал, что сейчас тот вытащит на свет Божий какую-нибудь толстенную банковскую тетрадь, исписанную тысячами записей и испещренную штампами. Но нет. Бумажка, которую достал Крамби, была совсем невелика и представляла собой вырванный из блокнота листок, исписанный с одной стороны.

— Это письмо мистера Олдриджа, — пояснил гость, осторожно кладя листок на угол письменного стола Лэйда, — Датировано еще августом, но попало ко мне только сейчас. Вы в нем упомянуты.

Лэйд заворчал. Он терпеть не мог читать корреспонденцию и всегда старался переложить эту обязанность на Сэнди, однако в этот раз ситуация была слишком щекотливой для привлечения мисс Прайс.

Возможно, это какая-то шутка Левиафана, подумал Лэйд, неохотно берясь за письмо. Одна из бесконечных и бессмысленных его шуток, имеющих целью не столько навредить мне, сколько сбить с толку, запутать, заставить увязнуть в бесконечном нагромождении парадоксов и казусов, чтобы в конечном счете свести с ума и погубить. Да, это вполне в его духе…

Против опасений, ему не потребовалось много времени на чтение, несмотря на то, что лист был исписан весьма густо. Почерк был ровный, почти каллиграфический, с идеально выверенным наклоном, совершенно лишенным легкомысленных завитушек и кокетливых хвостов, которыми любит украшать свое письмо молодое поколение. Пожалуй, он был даже старомоден — судя по некоторым элементам, человек, водивший пером по бумаге, осваивал грамоту много лет назад, еще во времена короля Вильгельма[7].

Это писал не какой-нибудь банковский клерк, думающий лишь о том, как бы побыстрее разделаться с работой и отправиться на обед в паб, и не вечно спешащая секретарша. Это писал обстоятельный и уверенный в себе джентльмен, наделенный терпением, тактом и большим жизненным опытом — последнее сквозило не столько в почерке, сколько в оборотах, тоже немного старомодных.

Дорогой Энджамин!

Благодарю тебя за хорошее вино, которым ты по доброй памяти меня обеспечиваешь, за твою заботу и сердечное участие. Мы, старики, умеем ценить и то и другое. Отдельно хочу поблагодарить тебя за то, что ты делаешь для нашей компании последние два года. Я знаю, сколько сил и труда ты в нее вложил, как она важна для тебя и с какой самоотверженностью ты стоишь за ее штурвалом, замещая сбежавшего капитана. Уверен, тебе воздастся сторицей за все, мой дорогой Энджамин, и за это в том числе. Знаешь, сейчас мне стыдно признать, что когда-то я не в полной мере доверял тебе. Считал молодым, легкомысленным и честолюбивым parvenu[8], озабоченным лишь тем, как преумножить родительский капитал и весьма неразборчивым в средствах, но время позволило мне осознать свою ошибку. Видит Бог, за последние годы ты много сделал — для Конторы и для меня лично. Я глубоко убежден, что к тому времени, как ты сделаешься единовластным владельцем Конторы, вас обоих ждет блестящее будущее, уже не сдерживаемое старыми корягами вроде меня.

Извини, я раскис и потерял ход мысли. Напиши мне, как поживает мой славный корабль, как обстоят дела на борту и в каком состоянии такелаж. Розенберг все еще тот же самодовольный негодяй? Цени его и оберегай, я все еще убежден, что он гениальный аналитик и лучшего человека тебе в Новом Бангоре не сыскать. Лейтон все так же интригует? Приструни его, если необходимо, иной раз он берет лишку. Мисс ван Хольц все так же хороша собой?