Она начала любимую песню Флоримона, длинную балладу о Зеленой мельнице. Мельницу называли Зеленой, потому что она была украшена изумрудами, черт отнимал ее у хозяина, упорно сопротивлявшегося. Стычек было много… Не переставая петь, Анжелика отходила от моря. Надо было пересечь ланды и выбраться на проезжую дорогу, ведущую к маленькому порту Ла-Паллис, строения которого едва виднелись вдали.

— Смотри, — вдруг сказала Онорина, — вон там черт с Зеленой мельницы.

Анжелика повернулась туда, куда указывал пальчик дочки, и у нее перехватило дыхание.

На горной тропинке, там, где она стояла бы сейчас, если бы не свернула в сторону, на фоне моря возникла мужская фигура. Разглядеть ее в подробностях издали было невозможно, видно было только, что это высокий человек в темной одежде и огромном черном плаще, раздуваемом ветром. Прямо Мефистофель!

Вдруг море всколыхнулось и налетел туман, покрывший все кругом. Анжелика оказалась в каком-то безвоздушном пространстве, где ничего и никого не было, только она одна да мелькавший край черного плаща. Она словно перестала жить или душа ее выскользнула из тела и унеслась туда, где мечты обретают ощутимые формы, а реальность исчезает. Так, наверное, сходят с ума. Ведь она столько раз повторяла про себя шутливый возглас господина Роша «Хорошо бы Рескатор привел свое судно в Ла-Рошель», что теперь он привиделся ей. Как-то она оказалась внутри этого облака фантасмагорий и видела его. Ей показалось, что она теряет рассудок, и стало страшно.

Потом влажный туман рассеялся. Стали отчетливо видны все краски моря, все очертания и линии, и белая Ла-Рошель с зубцами стен вдали, словно в серебряной короне. Стоявший на скале мужчина поднял руки и поднес к глазам подзорную трубу, направив ее на город. Теперь его фигура обрела плотность и, хотя по-прежнему выделялась чернильным пятном на фоне светлой скалы, уже утратила призрачность, да и дьявольского в ней ничего не было. Он стоял твердо, слегка раздвинув ноги в кожаных сапогах, и упорно смотрел на город. Потом опустил трубу и сделал знак, словно подзывая людей, которых из-за горы не было видно.

Анжелика быстро размышляла. Сейчас этот человек обернется, увидит, что на ландах стоит женщина. Она поняла почему-то, что он и его спутники не хотят, чтобы их заметили. Она огляделась; рядом был тамарисковый куст; она спряталась с дочкой за этим кустом. Сидя на песке, она напряженно следила за тем, что делалось у скалы. К первому человеку подошли еще двое. Они о чем-то переговорили и скрылись из виду. Можно было думать, что все это ей приснилось, но, приложив ухо к земле, она услышала отдаленный звук человеческой речи и неравномерный стук, вроде ударов плотницкого молотка. Потом порыв ветра донес резкий и характерный запах горячей смолы. Из-за скалы, закрывавшей собой небольшую бухту, поднимался дымок.

— Не шевелись! — велела она Онорине.

Онорина и не собиралась шевелиться. Она сидела тихо, как спрятавшийся кролик. Такое поведение было свойственно ее дикой натуре, а может быть, сказывались дни раннего детства, проведенные в лесу. Анжелика же осторожно поползла по сухой траве в сторону скалы.

Она увидела в бухте трехмачтовое судно без флага. Оно сидело довольно глубоко в воде и было сравнительно широким, значит, могло быть голландским или английским но никак не французским и, уж конечно, не ларошельской рыболовной шхуной. У тех водоизмещение было не больше 180 тонн, а у этого судна по крайней мере 250. Почему же торговый корабль оказался в миле от Ла-Рошели в этой бухте, неудобной для стоянки плохо защищенной от ветра невысокими скалами, неглубокой, с илистым дном? Обычно в таких бухтах находили приют рыбачьи лодки.

А торговое ли это судно? Глаз Анжелики, наметанный в Средиземном море, научился замечать маскировку. Она уже убедилась, что тут должен быть второй мостик с пушечной батареей, а почти невидимые даже вблизи, врезанные в доски люки были орудийными портиками и, когда нужно, открывались, а за ними чернели дула полутора десятков орудий. На мостике возле необычно высокой рубки были навалены кучей вроде бы обыкновенные мешки, но можно было догадаться, что под ними скрывались небольшие пушки — кулеврины. На эту мысль наводил и часовой, стоявший возле мешков. Под покрышками прятались и длинные багры, шесты и лестницы, употребляемые в морских боях, чтобы оттолкнуть нападающий корабль либо.., чтобы притянуть его к себе.

От судна отошел каик, направляясь к берегу. Анжелике не было видно, где он пристал. Она проползла еще немного вперед и осторожно подняла голову. До нее донесся гул голосов, но нельзя было разобрать, на каком языке говорят. Зато она увидела горевший на прибрежных камнях костер, над которым в огромном котле кипела шведская смола, то есть гудрон — то, чем обмазывают бока кораблей. Возле стояли бочонки. Матросы — видны были только их макушки, непокрытые, либо в шерстяных колпаках, — окунали в гудрон пуки пакли и складывали их в корзины, которые относили на каик.

Экипаж каика состоял из четырех человек, они все принадлежали к разным расам, словно должны были на празднике Нептуна представлять четыре страны света. У одного, поджарого и подвижного, кожа была смуглой, а глаза большими, как у жителей Средиземноморья, — кто он был, сицилиец, грек или, может быть, мальтиец? Другой, коренастый, в лохматой меховой шапке, грузный, как медведь, казалось, едва двигался в негнущихся сапогах и балахоне из тюленьих шкур. У третьего узкие глазки поблескивали на пряничном лице, а мышцы могучих голых рук вздулись, когда он легко поднял над головой бочку солидных размеров с кусками смолы, — это был, конечно, турок. Четвертый, рослый и величественный мавр, не помогал товарищам в черной работе, а держался в стороне, оглядывая окрестности, с мушкетом в руках.

«Пираты!»

Значит, начальник полицейского управления имел основания держать городские ворота на запоре. Он не лгал. Пираты, которых кто-то заметил, существовали на самом деле, они были здесь! Их дерзость превосходила всякое воображение: всего в нескольких кабельтовых от них находился ларошельский форт Св. Людовика, а чуть дальше была база королевского флота в гавани Сен-Мартен на острове Ре!

Оснастка корабля была такой, что паруса можно поднять очень быстро; он всегда, видимо, держался настороже в готов был тронуться с места при первой тревоге. Странно только, почему пираты конопатили свой корабль в таких условиях. Конечно, это могло ввести в заблуждение небрежного наблюдателя, все равно, был он на море или на суше.

Она крепче прижалась к земле, услышав, как неподалеку свалился камень, потом послышался топот ног и ужасный визг, издаваемый — слава Богу! — всего лишь парой свиней, которых тащили на берег их владельцы, жители Сен-Мориса. Матрос в меховой шапке подошел к ним и стал торговаться. Видимо, местные крестьяне были в хороших отношениях с пиратами, устроившимися по соседству. Но все же это были разбойники, авантюристы, готовые на все. Она видела и слышала этих пиратов. Это были живые люди. Но человек в плаще не мог быть реальностью. Не мог же он явиться сюда во плоти и поставить свой корабль на якорь возле Ла-Рошели!.. Именно он? Почему он? Это ей просто померещилось. Да его нигде не было видно. Корабль казался совсем пустым, на нем не было никого, кроме пары часовых. Он слегка покачивался на волнах, и на солнце блестела позолота украшений на корме. Корма была так нарядно и роскошно отделана, что в пору хоть королевскому кораблю. Анжелике удалось разобрать золотую надпись: «Голдсборо».

Ее привело в себя прикосновение детской ручонки. Онорина соскучилась и потихоньку, как котенок, подползла к ней. Тут Анжелика поняла, что оставаться им здесь больше нельзя. Если пираты обнаружат их, что с ними станет? Морские разбойники, как известно, жалостливостью не отличались. Они были неумолимы, когда дело шло об их безопасности. А если их вождь действительно тот Рескатор, которого она как будто увидела сейчас, то что с ней будет, попади она в его руки?..

С бесконечными предосторожностями, переползая с дюны на дюну, она выбралась наконец в глубину ланд. Выйдя на дорогу, она посадила Онорину себе на закорки и торопливо зашагала к Ла-Паллис. Двери таверны, куда заходили рыбаки опрокинуть стаканчик, вытащив сети, были открыты. Она быстро вошла туда и села за стол.