Оглядев стол, я натыкаюсь на широкую улыбку Гриза, настолько забавляющегося, насколько это возможно. Эйс подпирает рукой подбородок, вероятно, пытаясь понять, во что он вляпался, или злясь, что я не могу просто оставить вопросы при себе. На лице Линкольна все еще застыло ошеломленное выражение. Лили рисует на своем iPad, а Ларк, должно быть, вышла из-за стола.
— У меня есть вакансия в дегустационном баре, и я думаю, он станет для тебя отличным местом, чтобы узнать немного больше о нашем бренде. Мои бармены — кладезь знаний не только о «Фокс Бурбон», но и обо всех правилах, которые существуют для бурбона, и о том, что мы делаем, чтобы им следовать.
Краем глаза я вижу, как она улыбается. Однако мое внимание сосредоточено на брате и на том, почему он считает это резюме приемлемым.
Он переводит взгляд на меня, потом на Линкольна, прежде чем добавить:
— Я бы также хотел, чтобы ты помогла с нашими мероприятиями. На следующей неделе у нас будет ужин «Женщины и виски» на винокурне, который заказали в последнюю минуту, если ты не против.
Звук телефона заставляет ее встать из-за стола.
— Конечно. Я буду очень рада.
Она снова опускает взгляд на телефон, прежде чем сказать:
— Простите, моя тетя только что попросила меня позвонить ей. — Звук отодвигаемого стула привлекает общее внимание. — Эйс, ты не против, если я зайду в дом?
Он кивает ей, чтобы она шла.
— Я слушаю, — говорит она, закрывая за собой раздвижную дверь.
— И что, черт возьми, это было? — спрашивает Линкольн, отвлекая мое внимание от Лейни и возвращая к столу.
Я откусываю кусочек бекона, оставшийся на моей тарелке. —
Что это было?
Гриз снова разражается смехом.
— Ты снова превратился в офицера Фокса, вот что.
Я пожимаю плечами.
— Хочешь держать меня в неведении — хорошо. Но тогда я буду сам получать ответы на вопросы, — я смотрю на нее, вышагивающую внутри, — от людей, которые меня беспокоят.
Я смотрю на Эйса на другом конце стола.
— Тебе нечего добавить?
— Давненько я не видел тебя таким возбужденным.
Я поднимаюсь со своего места.
— Тебе нравится шоу?
Он улыбается. Придурок. Но, прежде чем я успеваю сказать что-то еще, я замечаю, как Лейни прекращает ходить и опускается на диван, словно ей выдали огромную порцию дерьмовых новостей. Я не собираюсь задумываться о том, почему меня это беспокоит, но я иду в дом, прежде чем до меня доходит, насколько противоречиво я себя веду. Проверяю, все ли с ней в порядке, хотя я только что допрашивал ее за блинчиками.
Она так погружена в себя, что не замечает меня. Вот почему, когда я протягиваю ей бокал с бурбоном на два пальца, она шумно втягивает воздух.
Когда она берет бокал из моих рук, мои пальцы соприкасаются с ее, и я наблюдаю, как она давит эмоции, вызванные этим разговором.
Она бормочет:
— Мне действительно нравилась та квартира. — А потом, прочистив горло, добавляет: — Вещи из моей кладовки. Они…
— Еще раз спасибо, — говорит она более спокойным тоном. — Спасибо, что предупредила.
Положив трубку, она засовывает телефон в свой задний карман, а затем делает еще один глоток бурбона. Я жду, пока бокал не опустеет.
Она поднимает его.
— Спасибо.
Я не знаю, что еще сказать, поэтому ограничиваюсь кивком и натянутой улыбкой. Раздражение, вызванное ужином, прошло, но мое любопытство разгорается, когда я смотрю в эти голубые глаза. Если я буду пялиться на нее и дальше, это начнет выглядеть странно, поэтому я отталкиваюсь от подлокотника дивана, на который опирался, как раз в тот момент, когда Хэдли и Эйс входят в дом.
— Ты пытаешься отпугнуть мою новую подругу, Грант?
— Ты немного поспешно добавляешь незнакомок в список друзей, Хэдс.
Она останавливается рядом со мной, сверля меня взглядом, и я уже знаю, что сейчас услышу.
— Так же быстро, как ты добавил ее в свой список подозреваемых, — шепчет она.
Я игнорирую ее, но каждый раз, когда я пытаюсь вернуться на улицу, к нам присоединяется все больше членов моей семьи. Я молчу, слушая, как Эйс обсуждает с ней, во сколько она должна приехать на винокурню в воскресенье. Я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на то, как мои племянницы соперничают за внимание Лейни. Наконец она благодарит всех и прощается, а затем поворачивается ко мне и говорит:
— Не волнуйся, Грант, я не буду тебе мешать.
Не стоит. Это было первое, что пришло мне на ум, когда она это сказала. Но я оставил это при себе.
Эйс пристально смотрит на меня, когда я наконец отворачиваюсь, проводив ее взглядом. Я прочищаю горло.
— Ты планируешь рассказать мне, почему девушка, которая явно что-то скрывает, с которой ты переспал на прошлой неделе, теперь приглашена на ужин с нами в пятницу вечером? — Я не даю ему ответить. — И живет в нашем гостевом доме по соседству со мной?
Мой брат искоса смотрит на меня без тени улыбки на лице.
— Разве это не ты пригласил ее на ужин?
— Это были девочки. — Я потираю затылок.
— Грант, я не хочу показаться грубым, но это действительно не твое дело, что она здесь делает. У нас есть соглашение, братишка. Я не рассказываю лишнего. Ты не задаешь слишком много вопросов. Это всегда работало. — Он сосредоточен на своем телефоне, когда продолжает: — Она здесь. Смирись с этим. На ужине ты вел себя как придурок по отношению к ней, в этом не было необходимости.
Я знаю, когда кто-то лжет. Мы не приветственный комитет Фиаско. Если бы у Фиаско он в принципе был. Большинство местных жителей едва терпят туристов. Не говоря уже о неожиданных приживалках с красивым лицом и упругой задницей. Пока она рассказывала свою историю, давала расплывчатые ответы, за которыми следовало нервное бормотание, она прочищала горло больше раз, чем я мог сосчитать. Ей было не по себе, и, тем не менее, она каким-то образом влилась в нашу жизнь без каких-либо вопросов.
— С каких это пор ты не против того, чтобы женщины, с которыми ты спишь, оставались рядом?
Я в бешенстве. Эйс это знает. Я всегда ненавидел, когда он самостоятельно принимал важные решения, касающиеся жизни всей семьи.
Он поднимает глаза и бросает на меня этот гребаный родительский взгляд. Он всегда так делает, когда я веду себя как придурок. Между прочим, он часто ведет себя так же, но на него некому так посмотреть. Гриз, кажется, всегда подбадривает его.
— Как я уже сказал, это не твое дело. — Наконец-то он откладывает этот чертов телефон. — Почему ты давишь? Это Линк обычно задает слишком много вопросов.
Он прав. Это не похоже для меня — так интересоваться кем-то. Меня расстраивает мое влечение к этой женщине.
— Она безобидная.
Мы оба знаем, что безобидных женщин не бывает. И уж точно безобидной не может быть женщина, которая говорит с акцентом янки22. Или она просто очаровала всю мою семью. Безобидные так не выглядят. Безобидные не появляются ниоткуда.
Я подбираю лепестки белых и фиолетовых цветов, которые, должно быть, выпали из ее волос, и кручу их в пальцах.
— Ты знаешь, что она сегодня делала короны из цветов с Ларк и Лили?
Он смеется.
— Это… креативно.
— Без присмотра.
Он смотрит на меня так, будто мои слова наводят на него скуку.
— Если у Линкольна не было с этим проблем, то я не понимаю, почему они есть у тебя.
— Эйс. Да ладно. Это чертовски странная, блядь, ситуация. Если только ты не пробирался к ней втихаря от меня, девушка не покидала этот однокомнатный коттедж всю неделю. И не похоже, чтобы вы двое были увлечены друг другом. — Я упираюсь одной рукой в бедро, а другой провожу по щетине на челюсти. — Если только я не теряю самообладания и не истолковываю все превратно…
— Она тебе нравится.
— Я ее не знаю. И дело в том, что, если не считать, что ты ее трахнул, ты тоже ее не знаешь.
— И что?
Я серьезно смотрю на него.
— И я ее не трахал, между прочим. — Он прочищает горло. — Между нами ничего не было, если тебя это так бесит.