— А ты симпатичная, не так ли? — Его взгляд словно ощупывает мое тело.

— Не могу сказать того же самого о тебе.

Я улыбаюсь. Сарказм наконец-то доходит, и он понимает, что я отшиваю его.

— Ну-ну, новенькая, я не против занять место Эйса. В таком виде… — Он облизывает нижнюю губу, и это вызывает во мне волну отвращения.

Если бы я не увидела полицейскую машину, припаркованную в конце квартала, я бы, наверное, повернула обратно, но я полагаюсь на то, что офицер находится всего лишь на расстоянии крика.

Поэтому мне не страшно и я не сдерживаюсь. Я поднимаю подбородок и расправляю плечи.

— Это действительно работает? Образ сексуального маньяка-насильника? Потому что мне интересно узнать о твоих успехах. — Я поднимаю палец. — Случаи принуждения не в счет.

Сзади меня раздается смех.

— Ваз, если тебе это до сих пор не очевидно, она тебе не по зубам, — говорит Хэдли, хватая меня за руку и увлекая меня к своей машине, стоящей в нескольких футах.

Его улыбка не похожа на улыбку старого друга, скорее, раздраженная.

— Хэдли, тебе нужно напоминание о том, что мы когда-то шалили вместе?

Она имитирует звук рвоты.

— Мы никогда этого не делали, Ваз. Ты пытался трахнуть меня, и мы оба знаем, чем это закончилось.

Она наклоняет голову набок. Невербальное противостояние, которое гласит — продолжай говорить, ублюдок. Посмотрим, кто уйдет с непострадавшим самолюбием.

Его губы слегка растягиваются, словно он хочет сказать что-то смешное, и он переводит взгляд между мной и Хэдли.

— Ты теперь играешь за другую команду?

— Всегда была в команде девочек, Ваз.

Он игнорирует ее.

— Твой отец искал тебя сегодня, — говорит он, в то время как его друг просто молча стоит рядом с ним, наблюдая за происходящим. Не могу решить, кто из них больше похож на стереотипного мерзавца.

— Такой хороший сторожевой пес. Я прослежу, чтобы он узнал, что ты нашел меня. И оскорбил женщину, до которой тебе не должно быть никакого дела.

С этими словами она захлопывает дверь машины.

Двигатель ревет, и она выезжает со стоянки. Я не совсем понимаю, она специально это делает или просто так водит.

— Хотя мне и нравится, как ты послала его, но он опасен, Лейни.

Я откидываю голову назад.

— Бывший?

— Он хотел бы.

Она опускает стекла, и теплый воздух врывается с таким шумом, что ей приходится кричать.

— У моего отца куча парней, работающих на него. Ваз управляет значительной частью бизнеса. Он — говнюк. Простой и понятный.

Я ковыряю кутикулы на ногтях, глядя на то, как она ведет машину, как будто не знает о существовании тормозов.

— Спасибо, что спасла меня.

Она улыбается, бросая на меня взгляд с водительского сидения.

— Лейни, тебя не нужно было спасать. Жаль, что я не запомнила все, что ты сказала, потому что нет ничего прекраснее, чем наблюдать, как такому придурку словесно надирают задницу.

Это еще один момент за последние несколько дней, когда я чувствую себя сильной. Меньше похожей на девушку, во всем угождающей окружающим, или на ту, что привыкла подчиняться, и больше на человека, которого я могу снова начать уважать.

Глава 14

Грант

Моя нога становится все теплее и мокрее. Моя рука, держащая ее за спину, насквозь пропиталась черным. Кровь хлещет с такой силой, что не успевает покраснеть.

— Нет. Нет. Нет.

Я резко просыпаюсь в своем гамаке. Должно быть, я задремал всего на несколько минут, потому что костер все еще пылает передо мной.

Тяжело вздохнув, я провожу руками по волосам. Сейчас та ночь снится мне не так часто. Редко это полноценные воспоминания, но иногда, как сейчас, я получаю небольшое напоминание о том, что я потерял. Фиона истекла кровью благодаря почти идеальному разрезу, который вскрыл ее сонную артерию. Он казался слишком аккуратным для убийцы, который был под завязку накачан метамфетамином. И это, и разорванная кожа на боку, — все было сделано тщательно.

Когда я оборачиваюсь, Джулеп лежит, растянувшись на своем участке травы, животом кверху, высунув язык. Я смотрю на гостевой домик. Свет не горит, но там кто-то живет. Воспоминания о той ночи всплывают всякий раз, когда я начинаю думать, как начать жить дальше. Может быть, это мое наказание за то, что я не смог добраться до нее вовремя. Я подвел женщину, которую любил, и у меня не было возможности ни исправить что-то, ни извиниться. Я не успел, и я не могу это изменить. В самом начале мне потребовалась терапия и обучение тактике преодоления трудностей. Сейчас моя терапия — это утренние прогулки и приготовление бурбона.

Мне не нужно было ничего другого. Никого другого.

Когда я в последний раз видел Лейни, я не смог остаться в стороне. Я наблюдал за тем, как она, насквозь мокрая, осматривает помещение, ее рубашка прилипла к телу. Я спокойно занимался своими делами, когда она шла по главному проходу. Пока не сверкнула молния. То, как она закричала, взбудоражило лошадей больше, чем погода.

А потом я оказался рядом с ней, мои ноги сами понесли меня туда, а желание помочь ей было непреодолимым. Находясь так близко, разделяя с ней момент уязвимости, я был в нескольких секундах от того, чтобы поцеловать ее. Только что у девушки была паническая атака, а в следующую секунду я уже пялился на нее, как чертов придурок.

Назойливый «Camaro» Хэдли с ревом несется по нашей частной дороге. Я до сих пор не понимаю, откуда у нее права. У нее только одна скорость — слишком высокая. С заднего двора мне открывается нежелательный вид на то, как Лейни, спотыкаясь, выходит из машины и пританцовывает на ступеньках перед домом. Я должен уйти.

Но я застываю на месте. От моей соседки невозможно отвести глаз. Особенно в маленьком черном платье, которое словно нарисовано краской на ее теле. Я провожу рукой по лицу. Что в ней такого? Мой член толкается мне в ногу, предлагая очевидный ответ.

После конюшни я испытал слишком много эмоций. За эти годы я справился с множеством приступов паники. Мне было все равно, что она там делала и кем была в тот момент, я не хотел видеть страх и слезы в этих красивых глазах. Я открылся перед ней на секунду. Прикоснулся к ее коже и подержал ее за руку достаточно долго, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. А потом я сказал слишком много.

Лейни машет Хэдли с крыльца, а потом ищет в сумке ключи. Она возится с ними несколько минут, прежде чем запрокидывает голову и начинает смеяться. Подняв высоко вверх средние пальцы, она говорит в небо:

— Пошла ты, Вселенная. Серьезно. Иди. Нахуй.

Это заставляет меня улыбнуться.

— Не открывается? — кричу я из своего гамака.

— Черт возьми! — Она подпрыгивает, прижимая руку к груди, и оборачивается. Теперь я чувствую себя придурком из-за того, что напугал ее. Она оглядывается по сторонам, замечает костер в моем дворе, а потом, наконец, и меня.

Я поднимаю пиво в знак приветствия. Может, мне стоило промолчать.

Она секунду смотрит на меня, а потом начинает спускаться по ступенькам крыльца.

— Есть шанс, что ты мне поможешь? — кричит она в ответ.

Ее длинные волосы волнистые и немного растрепанные. Она хорошо выглядит даже с такого расстояния. Мое молчание заставляет ее подойти поближе. Ее каблуки, должно быть, доставляют ей массу хлопот, застревая в траве через каждые несколько футов, потому что на полпути она наконец сдается, снимает их и просто оставляет там, не потрудившись поднять.

Я слышу, как она разговаривает сама с собой, когда подходит ближе.

— Взрослая женщина может постоять за себя, но не может найти ключ…

Она вдыхает, как будто сердится, и это заставляет меня сдерживать улыбку. Почему я нахожу это забавным?

— Ты выглядишь немного раздраженной.

— Я хочу пить. Я хочу выбраться из этого платья. Я бы не отказалась от чего-нибудь жирного, но, поскольку я не ходила за продуктами, этого не произойдет. — Посмотрев вниз на свои босые ноги, а затем снова на меня с самым побежденным видом, она говорит: — И теперь у меня болят ноги.