Я тянусь вниз и нащупываю свои боксеры, чтобы вытереть беспорядок, который я устроил на ее груди, пока она расслабленно лежит на кровати. Прижимаясь к ней своим удовлетворенным телом, я целую ее в губы, ненадолго останавливаясь, чтобы улыбнуться ей. Она улыбается в ответ. Тогда я наклоняюсь еще раз, прежде чем сказать ей:

— Солги мне, если придется, но, пожалуйста, скажи мне, что мы собираемся сделать это снова.

— Не нужно, — говорит она, проводя пальцем по моей спине, когда я ложусь на нее сверху. — Я тоже еще не закончила с тобой.

Она закрывает глаза и лениво улыбается, приходя в себя после всего, что мы только что сделали. Такая красивая. Я провожу пальцами по ее рукам и плечам, погрузившись в свои мысли.

В тот момент, когда она поцеловала меня, я понял, что больше никогда не захочу никого другого. Я не планировал, что в моей жизни кто-то будет. Но я хочу попробовать. С ее обнаженным телом, прижавшимся ко мне, я чувствую, что наконец-то обрел свое место.

Глава 30

Бурбон и ложь (ЛП) - img_4

Лейни

Грант Фокс грязный. Даже после того, как мы вместе приняли душ, когда мы засыпали, он шептал мне на ухо самые непристойные обещания.

— Я не могу перестать представлять, как мой член погружается в твою красивую киску. И она, — его пальцы проводят по моим губам, — такая чертовски красивая.

Он разбудил меня, когда устроился между моих ног. Не сводя с меня глаз, он медленно ласкал меня языком, пока я не кончила.

— Ты становишься еще слаще, как кончаешь. — Обнимая меня, он провел губами по моему плечу. — Не думаю, что я когда-то пробовал что-то настолько вкусное.

На этот раз я просыпаюсь от того, что он обнимает меня, его рука лежит у меня между ног, и лишь один палец слегка касается моей киски. Я почти решаю, что он спит, лаская меня во сне, но когда я оглядываюсь через плечо, то вижу, что он ухмыляется с закрытыми глазами.

— Все еще голоден?

Я вижу, как его губы подрагивают. Он красивый мужчина. Даже вблизи, с растрепанными волосами и припухшими от усталости веками, он невероятно сексуален.

— Не уверен, что когда-нибудь перестану хотеть тебя.

Его рука движется вверх, притягивая меня ближе. Я не сдерживаю улыбку, которую вызывают эти слова. Вот что я должна чувствовать. Хотеть, чтобы кто-то не прекращал обнимать тебя. Прижимал к себе еще крепче и теснее. Невозможно не думать о том, что он сказал: «Как же мне теперь не влюбиться в тебя?»

В животе у меня урчит так громко, что он поднимает голову, чтобы заглянуть мне в лицо.

— Твой желудок согласен со мной.

Он целует меня в плечо, а затем одним быстрым движением встает с кровати. Не думаю, что сейчас мое тело могло бы двигаться так быстро, даже если бы меня заставили.

Он шагает по комнате, в которой царит полумрак, тот серый утренний оттенок, который появляется незадолго до того, как солнце решит показаться над горизонтом. Из панорамных окон открывается прекрасный вид, но меня это не волнует. Я слишком занята тем, что любуюсь этим обнаженным мужчиной, рассматриваю его тело от широкой спины до симпатичной упругой задницы. Ее хочется укусить.

Впервые я могу по-настоящему рассмотреть татуировку в стиле каллиграфии, которая проходит чуть выше V-образных мышц тянется вдоль его бока к спине.

— Мне любопытно узнать об этом…

Он смотрит вниз, туда, куда устремлены мои глаза, и улыбается мне.

— Мы с братьями сделали ее, когда были моложе. Думали, что это хороший способ помнить о маме. Она так называла нас и нашего отца. Ее бурбонные мальчики. Он проводит большим пальцем по чернилам, до которых может дотянуться. — Я мало что помню о ней, но это я помню.

Бурбонные мальчики.

— Как давно…

Он натягивает пару спортивных штанов.

— Мне было девять, когда мы их потеряли.

О боже. Он вырос без обоих родителей. А я и не знала.

— Автокатастрофа. Они мало что делали друг без друга. Отец говорил нам, что на этой земле нет никого, с кем бы он хотел быть, кроме моей мамы. Любил ее очень сильно.

Он улыбается, глядя на свои руки.

— Это было тяжело. Всем нам, потерять их обоих вот так. Но я не думаю, что мой отец прожил бы долго, если бы умерла только моя мама. Потребовалось много лет, чтобы понять, что так и должно было случиться.

— Значит, Гриз растила тебя с девяти лет?

Он кивает.

— И моя бабушка. Гриз женился во второй раз, когда мой отец был еще молод. А потом мы потеряли ее, когда я заканчивал среднюю школу.

У меня на глаза наворачиваются слезы, когда я думаю о том, сколько потерь он пережил. И я знаю, что это еще не все. Он садится на кровать напротив меня, мгновенно смахивая единственную слезинку, которая начала скатываться по моей щеке. Я тоже хочу рассказать ему о себе.

— Я никогда не знала свою маму. Она ушла от моего отца, когда я была маленькой.

Я с трудом сдерживаю эмоции, которые всегда возникают, когда я думаю о том, каким замечательным человеком был мой отец.

— Мой отец вырастил меня. Мы с ним стали лучшими друзьями, когда мне было около восьми лет. И у меня было много замечательных лет с ним. Именно так я стараюсь думать об этом. Когда я слишком сильно скучаю по отцу, я напоминаю себе о том, как много лет у нас было. А не о том, как мне его не хватает.

Я целую его ладонь, которая задержалась на моей шее.

— Расскажешь мне о нем как-нибудь?

Я киваю, сглатывая эмоции.

— Как-нибудь.

Подняв мой подбородок, он прижимается ко мне губами. Это самый простой поцелуй, который он когда-либо дарил мне, но по какой-то причине он означает что-то другое. Что-то похожее на обещание.

— Я собираюсь выйти с Джулеп на быструю прогулку. Думаю, она забыла, что ты здесь, потому что я уже некоторое время не слышу, как она скулит у двери.

— Она действительно меня любит, — смеюсь я.

Он останавливается как раз в тот момент, когда собирается открыть дверь, и смотрит на меня так, будто хочет сказать что-то еще. Это серьезный взгляд. От которого мне кажется, что атмосфера в комнате только что изменилась.

Я нервно улыбаюсь.

— Что?

Он качает головой.

— Да, это так. Я думаю, она сильно в тебя влюблена.

Мне нужно рассказать ему все. Что, возможно, мне снова придется уехать. Что я бы связала себя обязательствами перед ним, а он передо мной, рассказав ему, кто я такая.

Я сглатываю комок в горле, когда он закрывает за собой дверь, и обдумываю все, что он только что сказал, слушая, как он мило болтает с Джулеп, пока они не выходят за дверь.

У меня уходит всего двадцать минут на то, чтобы найти одну из его футболок, почистить зубы и расчесать спутанные волосы. Когда я бросаю последний взгляд в зеркало в его ванной, в отражении я словно свечусь от счастья. Когда я прохожу по коридору, мне кажется, что в его доме даже теплее, чем в моем маленьком коттедже. Стиль и светильники почти такие же, но у него повсюду фотографии племянниц и братьев. В прихожей к двери прислонены рыболовные удочки, в разных комнатах стоят огромные собачьи лежанки, повсюду развешаны картины в рамках, посвященные бурбону. Это мужской дом, но Грант имеет вкус, не слишком далекий от моего собственного — это дом, наполненный жизнью.

Когда он возвращается в дом с Джулеп за спиной, я уже взбиваю яйца на смазанной маслом и разогретой чугунной сковороде.

— Ты готовишь мне завтрак?

Я улыбаюсь, услышав это. Джулеп лает и несется ко мне, но вместо того, чтобы вскочить, она садится передо мной, виляя попой и ожидая, когда я обращу на нее внимание.

— Почти готово, Джулеп. Еще секунда, и я вся твоя.

Сунув противень в духовку, я устанавливаю таймер.

— Привет, красотка, — ласково говорю я, приседая перед очень взволнованной собакой. Я глажу ее за ушами и по коричневой шерсти, которая заканчивается на шее. Когда я поднимаю глаза на Гранта, он ставит на стойку две кофейные чашки.