— Потому что вы — праведник, — сказала Мелисандра.

— Хорош праведник. — Станнис дотронулся до крышки серебряного блюда. — С пиявками.

— Я повторяю вам: этот способ не годится.

— Ты клялась, что он приведет нас к успеху, — рассердился король.

— И да, и нет.

— О чем ты говоришь?

— О том и о другом.

— Говори вразумительно, женщина.

— Когда пламя выскажется яснее, выскажусь и я. Пламя показывает правду, но разглядеть ее непросто. — Рубин у нее на шее вбирал в себя огонь жаровни. — Отдайте мне мальчика, ваше величество. Это более верный путь. Самый лучший. Отдайте мне мальчика, и я разбужу каменного дракона.

— Я уже сказал тебе: нет.

— Один незаконнорожденный ребенок против всех мальчиков и девочек Вестероса. Против детей всего света, которым еще предстоит родиться.

— Он не виноват, что родился вне брака.

— Он осквернил ваше брачное ложе. Если бы не он, у вас были бы свои сыновья.

— Это сделал Роберт. Мальчик тут ни при чем. Моя дочь привязалась к нему, и в нем течет моя кровь.

— Кровь вашего брата. Королевская кровь. Только королевская кровь способна пробудить каменного дракона.

Станнис скрипнул зубами.

— Я не желаю больше слышать об этом. Драконов больше нет. Таргариены с полдюжины раз пытались оживить их и в итоге становились либо дураками, либо трупами. Нам на этой проклятой скале, кроме Пестряка, дураков не надо. У тебя есть пиявки — довольствуйся ими.

— Как будет угодно моему королю. — Мелисандра чопорно склонила голову, достала из левого рукава горсть какого-то порошка и бросила его на жаровню. Над углями заплясало бледное пламя, и женщина, поднеся королю серебряное блюдо, сняла с него крышку. На блюде лежали три большие, черные, напитанные кровью пиявки.

Кровь мальчика, понял Давос. Королевская кровь.

Станнис взял в руку одну из пиявок.

— Назовите имя, — велела ему Мелисандра.

Пиявка извивалась, пытаясь присосаться к пальцам Станниса.

— Узурпатор Джоффри Баратеон, — произнес король и бросил пиявку в огонь. Она скорчилась на углях, как осенний лист, и тут же сгорела.

Станнис взял вторую и произнес чуть погромче:

— Узурпатор Бейлон Грейджой. — Пиявка, упав на жаровню, лопнула, и кровь зашипела на углях.

Станнис взял третью. Посмотрев на нее некоторое время, он сказал:

— Узурпатор Робб Старк. — И бросил ее в огонь.

В бане Харренхолла, полутемной, с низким потолком, клубился пар и стояли большие каменные ванны. Когда туда привели Джейме, Бриенна сидела в одной из них и почти со злостью терла себе руку.

— Полегче, женщина, — сказал Джейме. — Кожу сдерешь. — Она бросила щетку и прикрыла груди своими ручищами, здоровенными, как у Григора Клигана. Бутончики, которые она так старалась спрятать, казались бы уместнее на хрупкой фигурке девочки-подростка, чем на ее плотном мускулистом теле.

— Ты что здесь делаешь? — спросила она.

— Лорд Болтон пригласил меня на ужин, но позабыл пригласить моих блох. — Джейме ткнул левой рукой сопровождавшего его стражника. — Помоги мне снять это вонючее тряпье. — Одной рукой он даже штаны не мог развязать. — Стражник, хоть и с неохотой, повиновался. — А теперь оставь нас, — приказал Джейме. — Миледи Тарт не желает, чтобы такие, как ты, глазели на ее грудь. — Он указал своей культей на остролицую женщину, прислуживавшую Бриенне. — Ты тоже подожди снаружи. Дверь тут только одна, а в трубу эта дама не пролезет.

Привычка повиноваться укоренилась в служанке слишком глубоко, и она последовала за стражником. В здешних ваннах могли мыться сразу шесть или семь человек, по обычаю Вольных Городов, поэтому Джейме залез к женщине. Он смотрел теперь двумя глазами, хотя опухоль на правом не совсем еще сошла, несмотря на пиявки Квиберна. Джейме, хотя он и чувствовал себя стодевятилетним старцем, стало намного лучше по сравнению с днем его прибытия в Харренхолл.

Бриенна отшатнулась от него.

— Здесь есть другие ванны.

— Мне и эта подойдет. — Джейме осторожно погрузился до подбородка в горячую воду. — Не бойся, женщина. Ляжки у тебя все в синяках, а то, что между ними, меня не волнует. — Правую руку он положил на край ванны: Квиберн не велел ему мочить повязку. Мускулы ног блаженно расслабились, зато закружилась голова. — Коли мне станет дурно, вытащи меня. Ни один Ланнистер еще не тонул в ванне, и я не собираюсь быть первым.

— Какое мне дело до того, как ты умрешь?

— Ты давала клятву. — Он улыбнулся, видя, как ползет краска по ее толстой шее. Она повернулась к нему спиной. — О, девичья стыдливость! Ты думаешь, я раньше ничего этого не видел? — Он взял брошенную ею щетку и стал себя тереть Даже это давалось ему с трудом. Левая рука ни на что не годна.

Но грязь все-таки сходила с него, судя по тому, как темнела вода Женщина так и сидела спиной к нему, и он видел, как напряжены мускулы ее широких плеч.

— Не можешь выносить вида моей культи? — спросил он. — Это зрелище должно быть тебе приятно. Ведь я лишился руки, которой убил короля. Которая сбросила с башни маленького Старка. Которой я ласкал свою сестру между ног. — Джейме сунул обрубок ей в лицо. — Неудивительно, что Ренли погиб, раз его охраняла ты.

Она вскочила на ноги, как будто он ее ударил, и по ванне прокатилась горячая волна. Пока она вылезала, Джейме успел заметить густую светлую поросль у нее на лобке. У нее там гораздо больше волос, чем у Серсеи. Его член слегка шевельнулся под водой — верный признак того, что он слишком долго пробыл в разлуке с сестрой. Джейме отвел глаза, смущенный поведением своего тела, и пробормотал:

— Это было недостойно. Я калека и потому зол. Прости меня, женщина. Ты защищала меня не хуже любого мужчины и даже получше многих.

Она завернулась в полотенце.

— Ты смеешься надо мной?

Это рассердило его заново.

— Неужели ты настолько тупа? Это извинение. Мне надоело с тобой драться. Может, заключим перемирие?

— Перемирия строятся на доверии. Ты хочешь, чтобы я доверилась...

— Цареубийце, о да. Клятвопреступнику, убившему бедного Эйериса Таргариена. — Джейме фыркнул. — Я скорблю не по Эйерису, а по Роберту. «Я слыхал, тебя прозвали Цареубийцей, — сказал он мне на пиру в честь своей коронации. — Смотри, чтобы это не вошло у тебя в привычку». И засмеялся. Почему Роберта никто не называет клятвопреступником? Он разодрал страну на части, а дерьмо вместо чести почему-то у меня.

— Роберт все это сделал ради любви. — По ногам Бриенны стекала вода, образуя лужицу на полу.

— Роберт все это сделал ради гордыни, похоти и смазливого личика. — Джейме сжал бы кулак, будь у него рука. Боль прострелила его до плеча, жестокая, как смех.

— Он начал войну, чтобы спасти государство, — настаивала Бриенна.

Государство...

— Ты знаешь, что мой брат поджег реку? Дикий огонь горит и на воде. Эйерис купался бы в нем, если б у него достало смелости. Все Таргариены были помешаны на огне. — У Джейме кружилась голова — от жары, от яда в крови, от остаточной лихорадки. Он был сам не свой. Опустившись еще глубже в воду, он сказал:

— Я замарал свой белый плащ. В тот день я был в своих золотых доспехах, но...

— В золотых доспехах? — донесся, как-будто издалека, ее голос.

Он плавал в горячей памяти.

— Когда пляшущие грифоны проиграли Колокольную битву, Эйерис изгнал их носителя — Зачем он рассказывает все это такой дурище? — Он убедился наконец, что Роберт не какой-нибудь разбойничий атаман, которого можно раздавить одним пальцем, а самая большая угроза, с которой сталкивался дом Таргариенов со времен Дейемона Черное Пламя. Король без церемоний напомнил Ливену Мартеллу, что Элия находится в его, Эйериса, руках, и отправил его во главе десяти тысяч дорнийцев по Королевскому тракту. Джон Дарри и Барристан Селми отправились в Каменную Септу собирать остатки разбитого войска лорда грифонов. Принц Рейегар, вернувшись с юга, убедил своего отца спрятать гордость в карман и призвать на помощь моего отца. Но ни один ворон, посланный в Бобровый Утес, обратно не прилетел, и король перепугался еще сильнее. Ему повсюду виделись изменники, а Варис усердно указывал ему на тех, кого он пропустил. Поэтому его величество приказал своим алхимикам устроить тайные хранилища дикого огня по всей Королевской Гавани. Под септой Бейелора, в трущобах Блошиного Конца, под конюшнями и кладовыми, у всех семи ворот и даже в подвалах самого Красного Замка.