Они хотят меня напугать. Дурак скакал, хихикая, у Джейме на спине, а дотракиец неспешно приближался. Козел хочет, чтобы я намочил штаны и молил его о пощаде, но этого удовольствия я ему не доставлю. Он Ланнистер из Бобрового Утеса, лорд-командующий Королевской Гвардией, и ни один наемник не исторгнет у него крика.

Аракх, сверкнув серебром на солнце, опустился так быстро, что глаз не мог уследить, и Джейме закричал.

Маленький прямоугольный замок наполовину разрушился, и жил в нем только один большой седой рыцарь. Он был так стар, что не понимал, о чем его спрашивают. Что бы ему ни говорили, он только улыбался и бормотал:

— Я стойко держал мост против сира Мейнарда. Волосы у него были рыжие, а нрав черный, но поколебать меня он не смог. Шесть ран я получил, прежде чем убил его. Шесть!

Мейстер, который заботился о нем, был, к счастью, молод. Когда старый рыцарь уснул в своем кресле, он отвел их в сторону и сказал:

— Боюсь, что вы гоняетесь за призраком. К нам давно уже, с полгода назад, прилетала птица. Ланнистеры поймали лорда Берика у Божьего Ока и повесили.

— Верно, повесили, да Торос вовремя перерубил веревку. — Сломанный нос Лима, уже не столь красный и распухший, стал каким-то кривым, и все лицо из-за него казалось скособоченным. — Его милость так просто не убьешь.

— И не найдешь, как видно, — заметил мейстер. — Вы уже спрашивали Лиственную Леди?

— Спросим непременно, — сказал Зеленая Борода.

На следующее утро, проезжая через каменный мостик около замка, Джендри полюбопытствовал, не этот ли мост оборонял старый рыцарь, но никто этого не знал.

— Скорее всего этот, — сказал Джек-Счастливчик. — Других мостов тут вроде не видать.

— Мы бы знали наверняка, если б об этом сложили песню, — сказал Том Семиструнный. — Будь такая песня, мы бы знали, кто такой был сир Мейнард и зачем ему так приспичило перейти через этот мост. Бедный старина Лайчестер прославился бы не хуже Рыцаря-Дракона, если б у него хватило ума нанять себе певца.

— Сыновья лорда Лайчестера погибли во время Робертова мятежа, — проворчал Лим, — кто на нашей стороне, кто на другой. С той поры он умом и повредился, и никакая дурацкая песня этого не исправит.

— Что это за Лиственная Леди, о которой говорил мейстер? — спросила Арья у Энги.

— Погоди, сама увидишь, — улыбнулся он.

Три дня спустя, когда они ехали через желтый лес, Джек-Счастливчик взял свой рог и протрубил сигнал — не такой, как прежде. Не успели звуки рога утихнуть, с верхушек деревьев упали веревочные лестницы.

— Стреноживаем лошадей и лезем наверх, — пропел Том. И они поднялись в древесную деревню, где крытые мхом шалаши, спрятанные в золотой и красной листве, соединялись веревочными переходами. Их проводили к Лиственной Леди, хрупкой, как веточка, белоголовой старушке в домотканом платье.

— Настала осень, и долго мы здесь не проживем, — сказала она. — По Хейфордской дороге девять дней назад проехала дюжина волков — они охотились. Если б они посмотрели наверх, то могли бы нас увидеть.

— А лорда Берика вы не видели? — спросил Том.

— Он умер, — горестно ответила женщина. — Гора поймал его и вонзил ему в глаз кинжал. Нам рассказал об этом нищенствующий брат, а ему сказал человек, который видел это своими глазами.

— Это старая история и притом лживая, — сказал Лим. — Лорда-молнию убить не так просто. Может, сир Григор и в самом деле выколол ему глаз, но от этого еще не умирают — спросите Джека.

— Я, во всяком разе, не умер, — подтвердил одноглазый Джек-Счастливчик. — Вот родне моей не так посчастливилось. Отца повесил бейлиф лорда Пайпера, брата Уота послали на Стену, других братьев поубивали Ланнистеры. Глаз — это пустяки.

— Ты можешь поклясться, что он не умер? — Лиственная Леди стиснула руку Лима. — Да благословят тебя боги, Лим, — это лучшая новость, которую мы слышали за полгода. Да хранит его Воин, и красного жреца тоже.

На следующую ночь они нашли приют в сожженной септе сожженной деревни под названием Веселушка. В окнах не осталось стекол, и пожилой септон, встретивший их, сказал, что грабители сняли с Матери ее дорогие одежды, забрали золотой фонарь Старицы и серебряную корону Отца.

— И отрубили Деве груди, хотя они-то были из простого дерева. Ну и глаза, конечно, выковырнули, янтарь, ляпис-лазурь и перламутр. Да смилуется над ними Матерь.

— Кто это был, Скоморохи? — спросил Лим.

— Нет, северяне. Дикари, которые поклоняются деревьям. Они сказали, что ищут Цареубийцу.

Арья прикусила губу. Она чувствовала, что Джендри смотрит на нее, и это вызывало в ней гнев и стыд.

В подвале септы, среди паутины, древесных корней и разбитых винных бочонков, жили с дюжину человек, но и они давно уже не слышали о лорде Берике — даже их вожак в зачерненных сажей доспехах и грубо измалеванной молнией на плаще. Зеленая Борода, поймав на себе взгляд Арьи, засмеялся и сказал:

— Лорд-молния везде и в то же время нигде, так-то, белочка.

— Никакая я не белочка. Я почти взрослая, мне скоро будет одиннадцать.

— Тогда смотри, как бы я на тебе не женился! — Он хотел пощекотать ей подбородок, но Арья хлопнула его по руке.

Ночью Лим и Джендри сели играть с местными жителями в плашки, а Том завел дурацкую песню о Пузатом Бене и гусыне верховного септона. Энги дал Арье свой лук, но она, как ни старалась, не смогла его натянуть.

— Тебе нужен лук полегче, миледи, — сказал конопатый лучник. — Если в Риверране найдется мореное дерево, я смогу такой сделать.

Том, услышав его, прервал пение.

— Дурак ты, Лучник. Если мы и завернем в Риверран, то ненадолго, чтобы выкуп за нее получить, и тебе некогда будет делать луки. Скажи спасибо, если цел оттуда уйдешь. Лорд Хостер вешал разбойников еще до того, как ты бриться начал. А уж сынок его... я всегда говорил, что человеку, который не любит музыку, доверять нельзя.

— Он ненавидит не музыку, а тебя, дурака, — сказал Лим.

— Без всякой причины. Если он так напился, что ничего не сумел сделать со своей первой женщиной, я-то тут при чем?

— А песню кто про это сочинил — ты или другая задница, влюбленная в собственный голос?

— Я всего-то один раз ее спел, — защищался Том, — и кто сказал, что эта песня про него? Она про рыбу.

— Про дохлую рыбку, — засмеялся Энги.

Арье было все равно, о чем говорится в дурацких песнях Тома, и она спросила у Харвина:

— О каком это выкупе он говорит?

— Мы нуждаемся в лошадях, миледи, и в оружии тоже. Нам нужны доспехи, мечи, щиты, копья, а еще семена. Зима близко — помните? — Он тронул Арью за подбородок. — Вы не первая знатная пленница, за которую мы берем выкуп, и, надеюсь, не последняя.

Это Арья понимала. Рыцарей постоянно берут в плен, а потом выкупают, и женщин иногда тоже. Но что, если Робб не захочет за нее платить? Она не какой-нибудь прославленный рыцарь, а для короля, интересы государства должны быть дороже сестер. И что скажет ее леди-мать? Хочет ли она, чтобы Арья вернулась, после всего, что ее дочка натворила? Арья прикусила губу и задумалась.

На другой день они приехали в место под названием Высокое Сердце. Это был холм, такой высокий, что Арье показалось, что с его вершины видно полмира. Там, наверху, она увидела кольцо огромных белых пней — все, что осталось от могучих некогда чардрев. Арья с Джендри, обойдя вокруг, насчитали тридцать один пень, и некоторые были так велики, что она могла бы спать на них.

Том сказал ей, что раньше Высокое Сердце было святыней Детей Леса и что остатки их волшебства еще сохранились здесь.

— С теми, кто здесь ночует, ничего дурного случиться не может, — сказал он, и Арья подумала, что это, пожалуй, правда: холм очень высок, место вокруг открытое, и ни один враг не подберется сюда незамеченным.

Том сказал еще, что окрестные жители сторонятся этого места: говорят, будто здесь являются призраки Детей Леса, погибших здесь, когда андалский король Эррег Братоубийца вырубил их рощу. Арья много чего знала и о Детях Леса, и об андалах, но призраки ее не пугали. В раннем детстве она играла в «приди ко мне в замок» и в дев и чудовищ в крипте Винтерфелла, среди сидящих на своих тронах каменных королей.