— И добьемся чистой охоты, — поддакнул Майкоф, не скрывая похоти в голосе. Приближались сумерки, и ночной ритуал уже начинал брать над ним власть.

— Да, — гордо подтвердил Райман, распрямляя плечи. — Все должно оставаться во Владении.

Майкоф ужасно любил, когда брат говорил вот так выспренно и благородно. Он тоже тронул герб на груди.

— Во владении дома Кьюрадоумов.

— Итак, за кровь нашего народа! — провозгласил Райман древний девиз их семьи.

Во рту у Майкофа пересохло, его охватила сладостная дрожь. Вся кровь Шадоубрука — их наследство! Как смел этот карлик требовать у них честно загнанную добычу?!

— За кровь нашего народа! — повторил он и надменно заломил бровь.

— Успокойся, Майкоф, — одернул его брат. — Не позволяй ярости управлять тобой. Лучшие планы рождаются в холодных сердцах.

Майкоф вздохнул и вынужден был признать, что брат снова прав. Он принял непринужденную позу.

— Все готово?

— Разумеется. — Райман медленно направился к двери.

Майкоф последовал за старшим братом, любуясь тем, какими величественными складками падают одежды с его плеч, и как великолепно смотрятся на зеленом шелке распущенные седые волосы.

Райман открыл дверь и увидел склонившегося в поклоне Ротскилдера.

— Господин, — тихо произнес он, ожидая дальнейших указаний.

— Веди нас, — потребовал Райман, почти не разжимая губ.

Майкоф знал, что брат, как и он сам, брезгует разговаривать со слугами. Драгоценные голоса предназначены лишь для разговоров между собой, а уж если приходится повелевать, то надо делать это как можно тише, не давая слугам насладиться голосами хозяев.

Ротскилдер, разумеется, тоже все это знал, и потому даже не пытался вступить по дороге в какой-либо разговор. Но неподалеку от Музыкально зала он все-таки не выдержал и нервно предупредил:

— Я поставил охрану, и все выходы закрыты, как вы и приказывали.

Братья шли плечом к плечу, и Райман лишь мельком взглянул на Майкофа, что означало: «Ну, что я говорил? Все в порядке».

Майкоф чуть опустил подбородок в знак одобрения, но на всякий случай все же уточнил:

— Нам не придется волноваться?

Этот напряженный голос едва не испугал дворецкого, но он заставил себя не обернуться и только подобострастно прошептал:

— Все, как вы распорядились, частная аудиенция. Вам ничто не помешает.

Близнецы двигались, как одетые в шелк призраки, шлепанцы неслышно ступали шаг в шаг, и благородный шелк со свистом рассекал воздух.

Они молчали, но каждый знал, о чем думает другой. За последним поворотом коридора глаза их на миг встретились, и братья одновременно коснулись рукоятей отравленных кинжалов, спрятанных в широких отворотах рукавов.

Дом Кьюрадоумов умел защищать то, что принадлежало ему по праву.

Лорд Торврен скорчился на грязном полу кельи. Талисман, тоже наполовину ушедший в грязь, валялся у ног. Его полированная поверхность больше не сверкала огнем. После внезапного вторжения горца с топором в область владений шара, Торврен оказался неспособен продолжать поддерживать в нем кровавый огонь. Кем был этот великан? Вероятно, тем самым элементалом, который сумел ускользнуть прошлой ночью. Но с помощью каких богов ему удалось сегодня прорваться во владения шара? Шар был связан только с Торвреном, и никто, кроме него, не мог попасть в его сокровенные глубины.

Рядом в языках пламени стонал эльф.

— Ладно, ладно, — проворчал карлик. — Сейчас я снова тобой займусь. — Он еще только начал отливать новый дух, дел оставалось невпроворот, но внезапное вторжение в эбонитовый шар мешало карлику вернуться к прерванному занятию.

— Ты... ты никогда... меня не получишь... — прохрипел пленник.

Торврен обернулся; глаза эльфа отливали льдом, хотя кровь капала с разорванных губ.

— Кажется, твой приятель лезет туда, куда не надо, — зло огрызнулся карлик.

— Не понимаю... о чем ты, — Мерик снова уронил голову.

— О том, втором элементале, бородатом великане! — Карлик увидел, как слабая надежда вспыхнула в глазах Мерика. — Ну-ка, расскажи мне о нем.

— Ничего я тебе не скажу! — И эльф из последних сил плюнул в сторону Торврена.

— Ничего, камень заставит тебя заговорить, — прошипел карлик. — Но на этот раз он будет не таким милосердным, как в прошлые разы! — У превращенного элементала не должно быть от хозяина никаких секретов. Только уж очень все затянулось, Торврену нужны тайны и других людей. Он почти ласково улыбнулся Мерику, увидев, что последние слова заставили эльфа побледнеть еще больше. Что ж, новая боль действительно будет гораздо хуже, чем он испытал раньше. Пусть еще подождет и помучается.

— Ну, бери же свой проклятый камень и... — вдруг раздался едва слышный голос пленника.

— Сейчас, сейчас, быть может, ты и без этого заговоришь? — Торврен провел корявым пальцам по торчащим ребрам эльфа.

Тот вздрогнул и не смог удержаться от стона. Пытка утомила его, и Торврен уже видел, как отчаяние все больше овладевает этим гордым существом.

Он отошел и наклонился, чтобы вытащить шар из грязи. Всего одно движение, и от человека на стене не останется ничего. Но как только пальцы его дотронулись до шара, Торврен обнаружил, что произошло нечто странное. Он ахнул и отдернул руку: поверхность шара, обычно согретая внутренним огнем, на сей раз была холодной, как ледяная могила. Торврену показалось, что он дотронулся до своего собственного, погибшего и застывшего, сердца. Карлик вздрогнул и выпрямился.

А грязь вокруг шара вдруг начала покрываться инеем, а потом и коркой льда. Застывая, грязь хрустела, как лед на морозе, и скоро весь шар покрылся льдом.

Что происходит? Торврен опасливо отошел ото льда, увязая по щиколотку в грязи. Он снова вернулся к стене.

Пленник приподнял голову и подозрительно оглядел карлика.

Торврен перехватил этот взгляд. Неужели это действует магия эльфов? Неужели он недооценил его способности? Или это как-то связано с вторжением бородача с топором?

— Говори, что знаешь! — накинулся Торврен на пленника.

В глазах эльфа заплясало смятение.

— Что?.. О чем?

Торврен отвернулся, догадавшись, что эльф понятия не имеет о случившемся. Шар по-прежнему лежал во льду, который распространялся все дальше. Вот он уже близко, вот уже добрался до ног Торврена, вот сковал лодыжки, превращая его в статую, которую лед жег сильнее, чем пламя.

От боли лорд карликов громко застонал, и в этот момент неожиданно понял, что же случилось.

О, изменчивые боги созидания! Он рухнул на колени, и его левая лодыжка, охваченная льдом, с хрустом сломалась. Но страх уже настолько охватил сердце Торврена, что он почти не заметил боли.

С раскрытым от ужаса ртом карлик смотрел, как шар медленно поднимается из ледяной колыбели, поднимается в воздух и начинает вращаться. И с этой магией Торврен уже не мог ничего поделать.

— Нет, — только и простонал он. Только не сейчас, когда цель уже так близка!

Он зажал ладонями уши, словно пытаясь закрыться от неизбежного. После стольких лет! На глазах карлика выступили слезы, не выступавшие веками. Он понял свою ошибку: узнав об эльфийском происхождении пленника, продолжал пользоваться шаром без должной осторожности, почему-то уверовав, что явление эльфа было знаком судьбы, божественным знаком о том, что Трайсил скоро вновь вернется к нему...

Торврен стиснул руками горло и застонал еще громче. Все потерять в миг высшей надежды! По венам его заструилось отчаяние.

Эбонитовый шар медленно подплывал к нему.

Нет, по черным гладким бокам не струился больше кровавый огонь, наоборот, они стали еще черней, серебряные прожилки исчезли, и шар превратился в черную дыру мира, вытягивая из помещения свет и тепло.

И Торврен знал, что это больше не каменный шар, но зрачок черного глаза, орудие, через которое монстр смотрит на мир из своего логова.

Это было око Темного Лорда.

Пробужденный предательскими мыслями Торврена, Черное Сердце пришел явить месть. Трайсил, Молот Грома, был единственным орудием, которое могло порвать цепи, приковывавшие народ карликов к Темному Лорду, а Торврен — последней надеждой этого народа. Талант искателя держал его не в такой близкой зависимости от хозяина Блекхолла, как остальных карликов, и в этой мрачной келье, в одиночестве и горе он веками вынашивал планы возмездия и освобождения Молота.