Торврен дико закричал, и крик его унесся под самую черепицу крыши Рашемона. Но, как и древним защитникам башни, никто ему не ответил. Да и роли на сей раз переменились. Не Торврен сегодня обладал великой магией и, усмехаясь, глядел на проигравших. Теперь он сам тщетно взывал к ослепшим небесам.

Наконец, он посмотрел прямо в черный глаз, и отчаяние сломило мятежный дух.

С его смертью вся надежда на освобождение пропадала навсегда.

И, смирившись с неизбежной судьбой, Торврен широко расставил руки навстречу приближавшемуся шару. Смерть покончит и с этой невыносимой болью. Но, не долетев до распростертых рук, шар вдруг остановился и начал медленно вращаться. Карлик прикрыл глаза и стал ждать.

Несколько секунд все было тихо, ноги Торврена задрожали мелкой отвратительной дрожью, и он невольно вспомнил, как сам играл со своими жертвами. Угроза смерти часто бывала гораздо мучительней самих пыток.

Испуганный, карлик открыл глаза.

Эбонитовый шар все еще висел в воздухе прямо перед его грудью, но черная поверхность вновь сверкала — и не красными языками кровавого пламени, но мрачным пожаром черного огня.

И не успел Торврен удивиться, как огонь вспыхнул и поглотил его. В теле затрещали все кости, и карлик упал навзничь, благодаря смерть за избавление от мук.

Но смерть не наступала, только боль становилась все мучительней, оба сердца уже почти остановились. Он молил их остановиться, не длить пытку, он отпускал свой дух, он отдавал его смерти добровольно. Но как только до последнего вздоха остались мгновения, Торврен вдруг опомнился.

— Нет!

Он распахнул глаза, и, ослепленный, не видя ничего, кроме мучающего душу и тело шара, все же понял, что в келье еще что-то происходило. И это был не приход освобождающей смерти, а дрожащая магия.

Торврен закричал, но было уже поздно.

Черное Сердце не собиралось убивать его — он творил его заново, он изменял его сущность, как сам Торврен столько раз делал с другими, превращая их в послушных рабов Темного Лорда. Лорд карликов превратился в воина гвардии страха.

Толчук и Могвид распаковывали вещи, а Крал внимательно осматривал Музыкальный зал. Небольшое возвышение у стены цвело, как живыми, золотыми лепными розами, а на нем стояли два кресла с высокими спинками и шелковыми подушками на сиденьях. Вероятно, это были троны хозяев Владения. Остальная зала оставалась пуста, лишь несколько ярких ламп, висевших по стенам, отражались в белоснежном мраморном полу. Наверху красовалась огромная хрустальная с серебром люстра в сотни свечей; она напоминала сказочную паутину, украшенную каплями утренней росы.

Крал с легкостью представил себе здесь сладкоголосых менестрелей и важных гостей. Комната действительно была экстравагантной и располагала к занятиям изящными искусствами.

Усмехнувшись, он осмотрел собственную труппу. Одетые в рваные костюмы, кое-где обгоревшие по краям, бродячие артисты совсем потерялись в роскошном зале. Что-то не нравилось Кралу во всей этой затее с самого начала, что-то было здесь не так. И это «что-то» горец чуял так же наверняка, как всегда чувствовал, что лед горного озера сейчас провалится под ногой.

К нему подошел Толчук.

— Мы, вроде, готовы. Могвид начнет несколькими трюками Мерика, ладно?

Крал кивнул. У них не было ни желания, ни возможностей показать все представление. Корзины с вещами были, скорее, декорацией, неким свидетельством их готовности к выступлению, чтобы попасть к лордам.

— Будь осторожен, Толчук, — неожиданно сказал горец. — Здесь что-то не так.

Огр кивнул.

— Я теперь тоже чую, зачем на самом деле нас сюда зазвали. Видел стражу в дверях?

Крал снова кивнул.

Могвид рылся в корзине, и Крал увидел, как он незаметно вынул какой-то мешочек и быстро сунул его в карман. В другом кармане оказалась небольшая чаша из черного камня. Крал нахмурился. Он ни разу не видел у оборотня этих странных предметов — ни на сцене, ни в жизни. При виде чаши его снова стали одолевать какие-то смутные воспоминания, от которых засосало под ложечкой, но он взял себя в руки. Нельзя так нервничать, чаша — это просто чаша.

Неожиданно огромные деревянные двери распахнулись, будучи открыты руками двух стражников. На пороге сначала застыл Ротскилдер, а за ним показались два человека непонятной и крайне неприятной наружности.

Оба были зеркальными отображениями друг друга, и, закутанные в свистящие шелка, они медленно и совершенно синхронно проскользнули в зал. Лица их были непроницаемы, и Кралу оставалось лишь смотреть, что будет дальше, но вдруг их белые, как снег волосы и красно-розовые, как у пещерных тритонов, глаза сказали ему всю правду об их происхождении. Иногда у них в племени тоже появлялись такие дети, что всегда расценивалось как дурной знак. В прошлом подобных младенцев отдавали демонам льда и оставляли в снегу умирать. Потом все изменилось, но древняя память еще жила в крови Крала, и он не мог удержаться от улыбки отвращения при виде близнецов. Он впился глазами в их кожу, белую, как высушенные на солнце кости. Да, рождение даже одного подобного ребенка считалось уже трагедией, но близнецы! Это было уже совсем опасно.

За его спиной заворчал Толчук, тоже едва сдерживая отвращение.

— От этой пары дурно пахнет.

Нюх у огра был, разумеется, лучше, и Крал не стал спорить.

Ротскилдер поклонился.

— Лорд Майкоф и лорд Райман! — объявил он, как и полагалось, чуть в нос. — Вице-короли Шадоубрука и принцы Великого Владения, наследники дома Кьюрадоумов.

Оба лорда молча прошли к высоким креслам с подушками и сели. За ними встала стража с обнаженными мечами в руках. Ротскилдер продолжал оставаться на пороге.

Потом один из близнецов оторвал палец от резной ручки трона, и по этому сигналу дворецкий с поклоном исчез за закрывшимися дверями. Затем не спеша вышла и стража, оставив лордов наедине с бродячей труппой.

Каждая партия долго и внимательно изучала друг друга.

В наступившей тишине отчетливо было слышно, как тяжело закрываются снаружи засовы на всех дверях. Гости оказались заперты наедине с лордами.

Наконец, один из братьев соизволил заговорить, и, несмотря на тихий голос, слова его звучали отчетливо и ясно.

— Спасибо за то, что пришли. — Слова были простые и звучали вполне доброжелательно. — А теперь скажите, кто из вас тот элементал, что сумел убежать от нас прошлой ночью?

Могвид услышал, как из груди Крала вырвалось хриплое дыхание. Он уже давно, с того самого странного обморока у стены, чувствовал, что горец напряжен до крайности. И хуже, чем напряжен — подозрителен. Могвид вообще долго боялся, что горец не согласится прийти сюда, но глупец неразумно храбр, и потому решил рискнуть.

— Ну, подходи же, — продолжил второй брат. — Если ты выйдешь сам, остальных мы отпустим живыми.

И в то время, как огр и горец приходили в себя от этой страшной новости, оборотень лихорадочно соображал. В голове у него роились десятки планов. Но ни в один из них не входило то, что лорды заговорят столь откровенно. Могвид ожидал долгой игры и уловок, но, оценив ситуацию, он быстро нашел выход и из нового положения. Оборотень откашлялся и решительно сделал шаг вперед.

— Я — тот, кого вы ищете, — просто сказал он. — Если вы знаете нашу труппу, то не можете не знать и мои таланты относительно управления животными. Это моя магия. Я понимаю язык зверей и могу говорить на нем. — Он подбоченился. — А теперь отпустите остальных.

Близнецы переглянулись, и тонкая улыбка искривила их губы.

— Не надо, Могвид, — прошептал за его спиной Крал. — Они лгут, они хотят убить всех.

Могвид, стоя спиной к горцу, откровенно усмехнулся: этот глупец думает, что он намерен пожертвовать собой! Такой благородный идиот, конечно, не может и представить себе иных побуждений. Могвид намеренно сделал еще шаг вперед.

— Отпустите остальных, — потребовал он. — Я сдамся вам добровольно, без боя.