— Естественно, — легко соглашается он, но по взгляду вижу, что сам себе на уме.

— Ты думаешь, я тебя буду принуждать к чему либо? — вдруг спрашивает он.

— А ты думаешь, что я отдамся добровольно? — прямо спрашиваю я.

Он немного сникает.

— Мы что-то не туда зашли, — примирительно поднимает руки, и зовёт официанта. Тот приносит вино, и Сергей поднимает бокал, чокается со мной.

— За тебя, очаровательная колючка! — улыбается он.

— За тебя, агент ноль ноль семь! — фыркаю я.

Общий смех нас слегка расслабил, и возникшее напряжение спадает.

Потом нам приносят блюда.

Сперва это карпаччо, из сибаса, тунца, и осьминога, приправленного соусом с уксусом и лимонным соком.

Потом это ризотто с баклажанами и креветками.

Следующий на очереди овощной суп, минестроне.

Затем паста, тортеллини, с ароматным грибным соусом.

И под завершение, конечно же, тирамису.

Я съедаю всё. Не знаю, как в меня влезает, но все мои тарелки чистые. Это вкусно невероятно. Это такой спектр вкусов. Ничего вкуснее не пробовала. О чем открыто заявляю довольному Сергею.

— Еле переманил сюда Джиозу, моего шеф-повара, — хвастает он, снова чокаясь бокалом, и делает глоток вина.

— Переманил? — заинтересовываюсь я. — Откуда?

— У конкурентов, конечно, — смеётся Сергей.

— Что наобещал?

— Золотые горы. У него такая слава в Риме, что не жалко. Ну, ты и сама пробовал.

Тут согласна на все сто. Джиозу, бог ресторана.

Потом большой зал наполняет медленная лиричная музыка.

— Что танцевать будем? — спрашиваю я, оставляя бокал, чувствуя, что захмелела.

— Ну, если ты в этом не усматриваешь никакого кощунства, и принуждения? — пожал плечами Сергей, а сам скользнул жадным взглядом, так что меня жаром обдало.

Мне, честно говоря, не очень хотелось, его прикосновений, но ломаться как школьница, тоже не стала, тем более, что рамки я обозначила. Да и за такой чудесный ужин, танец, не большая плата.

— Не усматриваю, — согласилась я, и он тут же подхватил меня под руку, отвел в сторону от стола и медленно закружил по кругу.

Прилично держал одну руку, на спине, чуть ниже лопаток, другой держал мою ладошку. Сильно не прижимался, но жаром опаливал.

— Почему ты так холодна? — проворковал он своим низким голосом, и я подняла на него глаза. Серые глаза вцепляются в мои, чётко считывая реакцию.

— С каких пор, приличное поведение, считается фригидным? — смущенно отвожу я взгляд, следуя за ним. Он уверенно ведёт. Он вообще очень уверенный.

— Дай угадаю, — не отвечает он, — ты не свободна, и высокоморальна, для короткого мезальянса!

— Не угадал, — смеюсь я, непривычно слышать такое старомодное слово, в современном мире, — я свободна, и не так уж высокоморальна, но…

— Что, но? — хрипит его голос, а тело, словно невзначай придвигается ближе. — Не нравлюсь тебе?

— Напротив, — снова улыбаюсь, — ты, как и все агенты спецразведки очень обаятелен.

— Роза посмотри на меня, — просит он.

Я несмело поднимаю глаза. И он тут же накрывает мой рот своими губами, вжимает в своё тело, держит своими огромными ладонями, гладит. Алчно, и требовательно целует, растворяя на моём языке, вкус красного вина. Язык спешно исследует мой рот, и даже вялого моего отклика, хватает чтобы, сбиться его дыханию. Он рыкает, когда я пытаюсь отвернуться, и фиксирует моё лицо за подбородок.

— Серёж, — выдыхаю я, еле как, отвернувшись от него, — ты принуждаешь меня, а обещал не делать этого!

Он не делает попыток повторить, но всё ещё держит крепко, так, что я чувствую его возбуждение, и мне совсем становиться мерзко. От себя самой. Прав Стеф, я порочная, и испорченная.

— Отпусти, — шепчу я, не глядя на него.

— Роза, прости… — басит он, но руки разжимает.

— Всё нормально, спасибо за приятный ужин, Джиозу, передай мои благодарности, — я пятилась от него, взирая на растерянное лицо, — очень приятно было с тобой познакомиться!

Я развернулась и схватила со стола сумочку.

— Я провожу, — догнал меня окрик.

— Не надо, — я даже не обернулась, помчалась к выходу, — прощай!

На следующий день, самолёт и удачно взлетел, и удачно приземлился. Я, проведя почти бессонную ночь, думая о своём поведении, и дальнейших действиях, продрыхла два с половиной часа, всего полёта.

16

Божена Юрьевна возвращается спустя неделю. Мы тепло здороваемся, я интересуюсь её здоровьем. Она отмахивается и в свою очередь интересуется, справилась ли я с её обязанностями. Я киваю, что всё хорошо, но предлагаю узнать у генерального, насколько хорошо.

Со Стёпой видимся только на утренних еженедельных планёрках. Все поручения он предаёт через Петра, и даже бумаги для подписи, поручает оставлять у помощника.

Кстати у нас с Петром, после поездки, установился более теплый контакт. Ну как тёплый. Он всё же тот ещё сухарь и педант, но видимо то, что я прекрасно справилась, с обязанностями Божены, и показала себя как профессионал, его подкупило. Теперь он порой позволял себе легкую улыбку, когда здоровался со мной, и мог позвонить и предупредить, что Стёпа собирается на встречу, и если я желаю его застать, чтобы подписать те или иные документы, то должна поторопиться. Иногда мы вместе обедали, но общались, правда, на сугубо деловые и рабочие темы, но это тоже был прогресс. Особенно для того замкнутого, и повернутого на своей работе, человека как Пётр. А однажды я узнала, совершенно случайно проходя мимо отдела кадров, что у него завтра день рождение, и приготовила ему на следующий день дорогущую ручку Паркер, и компакт диск с альбомом Ареты Франклин, подписав открытку «Будь всегда собран, но иногда пусть блюз величайшей Ареты, тебя расслабляет».

С самого раннего утра, поспешила на этаж руководства. Пётр приходил за пол часа, до генерального, поэтому мне пришлось набавить сверху ещё десять, чтобы оставить подарок на его столе. Хотелось мне сделать ему сюрприз.

На этаже было тихо, никого ещё не было. Я тихо прокралась к столу Петра, и положила подарок прямо посреди, безупречно чистого столешницы, и собралась уже выходить, как услышала странный звук, из открытого кабинет Стёпы. Чавкающий, смачный, и тихий нежный стон. Я тихо подошла, и осторожно заглянула туда. На столе перед, стоящим Стёпой сидела, та самая блондинка с корпоратива, как рассказал Лида, звали её Наталья. Они сладко целовались, и это она тихо стонала.

— Всё Наташ давай закругляться, скоро народ будет подтягиваться, — Стёпа попытался вывернуться из её объятий, но она не отпустила, снова впилась, в него поцелуем. Мне была видна только её блондинистая макушка, и спина, облаченная в розовую блузку. Она прихватила Стёпу за шею и склонила на себя. Он уперся ладонями в стол, и снова попытался от неё отстраниться.

— Прекрати, не хватало, чтобы нас застали, — ворчал он, раздражённо скидывая её руки с себя.

— Ну, ты все же не простил меня, — заворковала она, — или ты в обиде на отца, что отослал тебя сюда?

— Ни на кого я не в обиде, — выпрямился Стёпа, и наконец, отодрал её цепкие руки от себя, — мне нужно работать!

— Работать, работать! — заныла девушка. — А когда отдыхать? А хочешь, я тебя расслаблю? — и она соскальзывает на пол и встаёт на колени, тянет на себя его ремень.

— Наташ, прекрати! — раздражённо гаркает он, и поднимает её на ноги. — Да мне нужно работать, чтобы доказать твоему отцу, что я не кусок дерьма, как он выразился, и достоин тебя! А для этого нужно работать! — и вдруг он поднимает глаза и замечает меня, я тут же отпрянула, и побежала к лифту, потом и вовсе передумала, и бросилась к лестнице.

Блин, надо было сразу уйти, но не смогла лишить себя мазахисткого удовольствия понаблюдать, за тем, как его лапает другая женщина. Так весь день и простояла перед глазами эта картинка. Даже сообщение от польщённого Петра, с благодарностью, не развеяли моей депрессии, по этому поводу.