Можно сдать, к примеру, кустарю-ювелиру или стоматологу-частнику. Как лом. Они возьмут. Они люди занятые, по рынкам не ходят. Они предпочитают партию оптом, подешевле, с доставкой на дом.

Можно прибалтам заезжим сдать. Они потом у себя, на исторической родине, в три раза дороже перепродадут. А золотишко через так называемую границу переправить настолько просто, что даже говорить не хочется.

Короче, много мест заветных. Было бы желание. И боевой настрой.

Остается мне узнать у Степы его настрой и место, выбранное им в качестве оптовой торговли золотом.

Троллейбус распахнул широкие двери, и я пошагал к высотному зданию Института скорой помощи. Яблочек я больному не купил. Его хоть уже и перевели из реанимации в обычную палату, но диету еще не отменили.

Ну все, дошел. Стеклянные двери, сестричка на проходной, лифт, двенадцатый этаж, запах лекарств, палата, больной. Естественно, в положении лежа.

Я поинтересовался у Степы о его самочувствии и, услышав ожидаемое «Ничего», предложил ему воспроизвести недавние события с точностью до секунды.

Как я и подозревал, Степа ничего принципиально нового мне не воспроизвел. «Ну, торгую, ну, заходят, ну, деньги просят, ну, ножом бьют, ну, убегают, кто такие не знаю».

Опознаем? Опознаем. Возможно.

Я поцокал языком. Слабовато. Для доказательной базы. Но продолжим, однако.

– Подозрения есть?

– Подозрений нет.

– Угрозы-долги-разборки?

– Отсутствуют.

– А может, они что перепутали?

– Может, перепутали.

Хороший у нас диалог. Вопрос-ответ. Ладно, перейдем к наглядной агитации.

– Футлярчик знакомый?

– Нет.

– Как нет? А это что? «Степе на память от мамы в день шестнадцатилетия»… Или это другому Степе?

Молчание. Идет приток крови к мозгу, заставляя активнее работать серое вещество. Ну, давай, двинь-ка идею. Слабо?

– Да, я забыл, это мой футляр.

– Отлично. Провалы в памяти после ножевых ранений – вещь обычная, не расстраивайся, это пройдет. Применяй аутотренинг: «Я все помню, я все помню…» Помогает. Ну, а сейчас продолжим тренировку памяти. Вот этот набор-чик аптекарский, весы, гирьки… Только не надо говорить, что ты увлекаешься народной медициной. Да, кстати, для укрепления памяти: скупка краденого с целью сбыта, статья двести восемь, часть три, наказывается лишением свободы до пяти лет. Ну-ка, повтори.

– Двести восемь, часть три – до пяти лет,

– Ну, а говоришь, что с памятью плохо. Только почему так тихо? Шире рот! Уверенней, тверже. С металлом в голосе. А то бубнишь что-то. Ну, ладно, едем дальше. Где это самое оно, скупаемо-продаваемо-ворованно-краденое? В ларьке нет, в одежде тоже. Что ты так побледнел? Я пошутил, одежду я еще не смотрел. А что, там может быть? Нет? А чего бледнеешь? Отток крови от мозга? То приток, то отток.

Слушай, Степа. Честно говоря, меня твои золото-торговые фокусы интересуют постольку-поскольку, и статью двести восемь я тебе процитировал скорей для общего развития. Как в сказочке: «В некотором царстве, в некотором государстве…» Чтобы перспективу дать. Меня же интересует нечто другое. Кто знал, что в тот день у тебя будет целая куча золота? Ну что ты молчишь, как статуя раненого грека? Хочешь сказать, что куча оказалась не такой уж и большой? Сомневаюсь. У тебя три ножевых, и это чудо, что я сейчас тут с тобой лялякаю. Значит было из-за чего рисковать ребятишкам. Верно? Тогда в чем же дело? Кто мог подсказать клоунам этим бритым о золоте твоем? А? Опять молчишь? Может, тебе плохо? Сестричку позвать? Н-да. Ладно, тогда опять придется самому догадываться. Подсказать мог тот, кому это золотишко предназначалось и кто в силу своей природной жадности не захотел выкладывать за него денежки.

– Я ничего не знаю.

Боже мой, сколько раз я слышал эти четыре слова. Их надо золотыми буквами высечь на воротах всех тюрем мира. Потому что это самые распространенные слова в юрисдикции. Мало того, что их наизусть знают все преступники, так теперь еще и потерпевшие пытаются освоить.

Ладно, пора сматывать удочки. Степа на откровенный разговор не настроен. Я записал его крайне скудные воспоминания и поднялся со стула.

– Слушай, больной. Честно скажи, тебе вообще хоть что-нибудь надо? Чтобы мы кого-нибудь искали, чтобы сажали?

– Не знаю.

– Да ты ничего не знаешь. Только вот что я тебе на прощанье скажу. Сейчас от твоего желания уже ничего не зависит. Хочешь ты, не хочешь, а у тебя тяжкие телесные. А поэтому дело будет возбуждено безо всякого твоего хотения-нехотения. Просто по нашему велению. А раз так, мне придется искать того, кто посадил тебя на перо. И когда я его найду, если, конечно, найду, попробуй только, инвалид, не опознай его! Вот тогда я тебе точно двести восьмую нарисую! Понял? А теперь лечись.

Я вышел из палаты. Ну, точно овцы. Режьте нас, мы для этого и существуем.

Спустившись вниз, я прошел в кладовую, где хранились вещи больных и раненых. Там, в присутствии кастелянши, я принялся изучать содержимое Степиного гардероба. Никакого золота я, естественно, не нашел. Не очень-то и надеялся. В кошельке, кроме денег, тоже ничего не оказалось. Ват за-писная книжечка – это куда лучше. Это самый хороший источник информации. Говорит больше, чем хозяин. Так, присядем и почитаем.

Телефонов не так уж и много. Степа не член парламента и не председатель всех капиталистов России. Связями еще не оброс. Однако попробуй узнай, кто тут кто. А проверить пусть даже небольшое количество телефонов у меня нет никакой возможности. Я ведь одной ногой за бортом. Но вот этот телефончик я, пожалуй, перепишу. Нет, в нем ничего такого необычного не наблюдается. Просто семизначный номер напротив имени-отчества.

Юрий Сергеевич. Только заминочка в том, что Степа – человек аккуратный и пунктуальный, как и все торговцы золотом. И книжечка у него аккуратненькая. Например, телефончик какой-то Наташи начертан на страничке с буковкой «Н», а Васи – с буквой «В». А вот этого Юрия Сергеевича он записал почему-то на букву «З». Догадываетесь, в чем дело? «З» – зубки. Хотя, может, я не прав. Но телефончик все равно перепишем. Пригодится.

Вернув вещи кладовщице, я покинул больницу и поехал в отделение.

Знаете, что самое неприятное в лечении зубов. Не сам процесс лечения, нет, а подготовка к нему. Вот представьте, вы сидите в этом жутковатом кресле, рядом в таком же кресле сидит такая же жертва кариеса, как и вы, только у нее во рту уже ковыряется стоматолог, а ваш врач тем временем раскладывает на столике всякие крючочки, пинцетики да иголочки. И вы смиренно ждете своей участи. Бр-р-р, аж жуть берет. Сейчас включится эта ужасная ременная передача и понеслась душа в рай…

К чему все это я? Да к тому, что меня давно беспокоила левая верхняя восьмерка, а теперь представилась возможность немножко ее починить. Поэтому я сижу в том самом кресле и жду начала процесса. При этом вспоминаю рекламу зубной пасты «Блендамед». А культурного вида доктор средних лет раскладывает свой инвентарь. Доктора звать Юрий Сергеевич. Он практикует в своей квартире, одна из комнат которой приспособлена под стоматологический кабинет. В кабинете два кресла. Второй доктор – женского пола. Судя по диалогу между ней и Юрием Сергеевичем, звать девушку Жанной. Жанна умело обращается с бормашинкой и не обращает на меня ровно никакого внимания. В квартире, кроме нашей «веселой» четверки, был еще кто-то. Телевизор в соседней комнате работал довольно громко.

Значит так. Задача минимум – вылечить зуб. Задача максимум – установить, кого же таки Юрий Сергеевич попросил изъять мелочишко-золотишко у бедного Степы. Если, конечно, это он попросил, а не Степа где-нибудь что-нибудь сболтнул невпопад. Ну, в частности, про то, что на днях ожидается очень богатый улов в связи с притоком большого количества желтого металла.

– Ну-с, посмотрим. О, молодой человек, нелады с вось-мерочкой вашей. Разрушена. Удалять будем?

Только этого не хватало. Но на что только не пойдешь из любви к истине.