— Я не люблю тебя, — выдохнула я. Кому предназначались эти слова? Ему? Или мне?

— Нет. — Его синие глаза сверкали. — Но ты хочешь меня. Скажи это.

— Я хочу тебя, — чуть слышно выдохнула я.

— Громче.

— Я хочу тебя. — Я взглянула ему прямо в глаза. Мой голос звучал сильно и безрассудно. Его ответный страстный взгляд лишал меня сил дышать.

— И я хочу тебя.

Эдвард с силой впился мне в губы, вжимая мою голову в подушки. Его руки гладили мое тело — легкие, как шепот, и горячие, как ветер пустыни. Затем он накрыл ладонями мою грудь, сладко нывшую под тонкой блузкой. Он быстро и незаметно расстегнул ее, невольно заставив меня вспомнить о его немалом опыте. В следующее мгновение он приподнял меня — и блузка исчезла как по волшебству. Я осталась в синем шелковом бюстгальтере. Интересно, почему я сегодня надела мой единственный красивый бюстгальтер? Быть может, предчувствовала, чем закончится сегодняшний вечер?

— Какая красивая… — прошептал Эдвард. Его руки нежно скользили по моему телу. — Я схожу с ума…

— Я тоже, — шепнула я, притягивая его к себе. Мне хотелось в полной мере ощутить тяжесть его тела. Я целовала его так сильно, как могла, одновременно пытаясь расстегнуть пуговицы на его рубашке. Но трясущиеся пальцы не слушались меня. Тогда он, накрыв мои ладони своими, быстро расстегнул пуговицы и сбросил дорогую рубашку на пол. Не отводя от меня глаз, он расстегнул брюки и стянул их с мускулистых бедер вместе с шелковыми спортивными трусами. Я пискнула что-то нечленораздельное. Сегодня утром, в спортзале, я боялась рассматривать его. Да и сейчас страх еще не прошел. Вспыхнув, я отвела глаза. Но, поймав испытующий взгляд Эдварда, я наконец-то решилась и внимательно посмотрела на него.

Он стоял спокойно, не стесняясь, давая мне время привыкнуть. Он был широкоплеч, легкая поросль темных волос в форме треугольника тянулась от сосков и мускулистой груди к плоскому, подтянутому животу. У него были мощные ноги воина и грация атлета. Мускулистые, огромные бедра, равно как и то, что таилось между ними… Но тут смелость покинула меня.

Его сила была при нем. Он исцелился. Но травма оставила шрамы на его теле. Там, где были сломаны ребра, по оливковой коже тянулись светлые полосы. Точно такие же белые линии исчертили его правую руку и левую ногу. Они были словно паутина памяти, напоминавшая о том, что было прощено, но не забыто.

«Мужчина пользуется слабостью женского сердца, используя ее против вас, чтобы заманить в постель», — предупреждала миссис Уорредли-Гриббли.

Я отвернулась, крепко зажмурившись, и почувствовала, как Эдвард опустился рядом со мной на кровать.

— Что случилось? — тихо спросил он.

— Это неправильно, — прошептала я. — Ты — мой пациент.

— Неправильно, — согласился он.

Я открыла глаза. Эдвард лукаво смотрел на меня:

— Вы уволены, мисс Мэйвуд. Прямо с этой минуты.

— Уволена?! — ошарашенно вскрикнула я.

Эдвард поднял бровь:

— Вы же сами сказали: мне больше не нужен физиотерапевт. Мне нужна… — Приникнув ко мне, он медленно провел пальцами по ложбинке между грудей. — Мне нужна любовница.

Любовница. Я вздрогнула, услышав это слово. Сексуальное. Непристойное. Зовущее к чувственным радостям.

— Ты хочешь, чтобы я стала твоей подружкой? — переспросила я.

— Нет, — засмеялся он. — Не подружкой. Другом. И любовницей. До тех пор, пока это приятно нам обоим. — Нагнувшись, он поцеловал меня в живот. Я вздрогнула, ощутив кожей его мягкие губы, шершавый подбородок и легкое прикосновение языка к пупку. Затем он вновь поднял на меня взгляд: — Но я ничего не обещаю. И я не буду покупать тебе шоколадки, приглашать в кино и просить о встрече с твоей родней. Диана, меня не назовешь хорошим парнем. Я думаю о себе и предполагаю, что ты поступишь так же. — Уголки его губ слегка приподнялись. — Впрочем, насколько я могу судить, ты скоро вернешься к Джейсону Блэку.

— Я…

— Это не важно, — прервал он меня. — Я не жду, что ты останешься со мной навсегда. И не собираюсь привязываться к тебе.

Когда мужчина говорит о себе нечто плохое, к нему стоит прислушаться. Я смотрела на Эдварда, слыша лишь собственное сердцебиение и прерывистое дыхание. Я пыталась сосредоточиться на его словах, но не могла: его обнаженное тело, прижавшееся ко мне, занимало все мои мысли.

«Не обольщайтесь по поводу того, что произойдет после», — предупреждала миссис Уорредли-Гриббли.

Но я не хотела об этом думать. Эта женщина жила в 1910 году, о чем она может знать? Я мысленно захлопнула книгу и обратилась к Эдварду, стараясь говорить таким же непринужденным тоном:

— Это хорошо. Я тоже не хочу к тебе привыкать. У меня еще полно дел в жизни.

— Неужели? — улыбнулся он. Затем, придвинувшись ближе, внимательно посмотрел на меня. В свете луны он казался темным ангелом. — Да, это так, — задумчиво проговорил он. — Тебя ждут великие дела, Диана.

Внезапно на глаза навернулись слезы. Мне никто еще не говорил таких слов — с тех пор, как умерла моя мать.

— Да, великие дела, — шепнул он, наклоняясь ко мне. — Начиная с этой ночи…

Он поцеловал меня, гладил по всему телу, освобождая от остатков одежды. Его рука требовательно прошлась по моим бедрам, по груди. Легко расстегнув бюстгальтер и отбросив его в сторону, он накрыл мои груди ладонями. У меня прервалось дыхание, а тело словно застыло. Чертыхнувшись, он убрал руки:

— Я забыл, что ты девственница. — Он раздраженно покачал головой. — Так что давай еще раз обговорим условия, чтобы я мог успокоить свою совесть.

— А она у тебя есть? — слабо удивилась я.

— Это все, что я могу тебе дать. — Он смотрел мне прямо в глаза. — Ни семьи. Ни детей. Только это.

Он поцеловал меня, легонько касаясь губами трепещущей шеи и ключиц. Я ощутила, как его ладони вновь коснулись моей груди, легко сжали ее. Нестерпимо медленно он потянулся губами к ноющему от напряжения соску, но в последнюю секунду остановился:

— Ты согласна?

На этих словах его дыхание, а затем и губы коснулись моего соска, и я задрожала, растворяясь в наслаждении и желании. Пропадая.

Он предлагал секс без обязательств, даже без любви.

Ну и что? Что хорошего в любви? Она лишь разбила мне сердце. Так даже лучше.

— Да, — шепнула я, потянувшись к нему. — Согласна…

Он коснулся губами соска и стал ласкать его языком. Ахнув, я вцепилась пальцами в простыню.

Его горячий язык настойчиво ласкал мой сосок. Я извивалась, придавленная тяжестью его тела. Затем он втянул сосок глубже в рот, прикусив его зубами. Моя налившаяся тяжестью грудь закаменела, я чувствовала, как его бедра трутся об мои.

Он перешел ко второй груди. Потеребив сосок кончиком языка, он втянул его в рот и начал сосать. Внезапно я почувствовала его твердую плоть между своих ног.

Откинувшись назад, он шарил руками по моему телу, все глубже вдавливая меня в мягкую постель. Его касания были почти невесомы, тогда как губы действовали жадно и требовательно. В его поцелуе не было нежности — один лишь жар желания.

Он потянул меня за волосы, откидывая мою голову так, чтобы целовать меня еще сильнее и глубже. Я забыла обо всем, охваченная вожделением. Я отвечала на поцелуи со всей страстью, которую таила в себе так много лет.

Жесткие волоски, покрывавшие его грудь, плечи и ноги, царапали мою кожу. Он стискивал меня с грубой силой. Я чувствовала, как тяжелеет его огромный член, вжимавшийся мне в низ живота. Его язык сплетался с моим, касался уголков моего истерзанного рта и двигался ниже, кажется, доходя до самого горла. Затем он стиснул мои груди и провел языком по ложбинке между ними. Я задыхалась. Его дыхание обдавало жаром кожу, а он целовал меня все ниже и ниже, добравшись до живота, а затем…

Он вдруг резко приподнялся и стал посасывать мочку моего уха. Его грудь касалась моей. Соски у меня болезненно ныли. Он перешел к другой мочке, продолжая ритмично двигать бедрами.