— Бессердечная женщина, — вздохнул он, подходя ближе. Уткнувшись в меня лицом, он положил руки мне на грудь. Соски тотчас напряглись, явственно проглядывая под тканью легкого хлопчатобумажного свитера и тонким кружевом бюстгальтера.

— Позвольте обслужить вас, миледи, — шепнул он.

Встав на колени, Эдвард прильнул губами к одному из сосков. Свободной рукой он накрыл вторую грудь, а мгновение спустя стал ласкать ее ртом. Свитер исчез в мгновение ока, за ним последовал бюстгальтер. С удовлетворенным рыком он прикоснулся губами к моей обнаженной коже. Я закрыла глаза, бессильно откинув голову. Его губы были горячими и мягкими — шелк и сталь. Я дрожала от желания — как и в первый раз, когда он прикоснулся ко мне. Как будто мы не занимались любовью четырежды в день, каждый день, все эти десять дней.

— Значит, договорились? — пробормотал он и, поднявшись, подхватил меня на руки. — Ты едешь со мной в Лондон.

— Я не могу ехать… только как твоя секс-игрушка, — тихо проговорила я. Мое глупое сердце трепетало, ожидая от него уверений в том, что я значу для него гораздо больше…

— Я знаю. — Эдвард неожиданно улыбнулся. — Лондон — театральная столица. Будешь жить в моем доме и ходить на прослушивания.

— Прослушивания? — Мой голос дрогнул от страха.

— Отлично! — Он провел рукой по моей спине, поцеловал в щеку, в шею. — Днем будешь ловить свою мечту. А ночью будешь моей!

Взяв мое лицо в ладони, он поцеловал меня. Поцелуй был горячим, требовательным. Я ответила на него с безоглядной страстью, стараясь забыть о невзгодах, тревоживших душу.

Я не могу оставить его. Не могу, пока у меня есть возможность еще немного побыть в этом ярком мире страсти и желания. Я хочу быть смелой женщиной, надевающей для своего любовника алое кружевное белье и разгуливающей по дому нагишом. Я не готова вернуться и вновь стать серой мышкой. Я хочу быть с ним, в его объятиях, хочу, чтобы мы по-прежнему то дружески поддразнивали друг руга, то горели в пламени страсти. Я вспомнила встретившееся мне когда-то определение любви — «дружба в огне»…

Мои глаза распахнулись.

Нет! Я думаю об Эдварде. Он мне нравится. Но это не любовь.

Не должно быть любовью.

Он просто мне нравится, твердо сказала я себе. Нам хорошо вместе. Что ж в этом такого?

— Ладно, — спокойно проговорила я. — Я еду в Лондон.

— Отлично. — Эдвард улыбнулся с таким выражением, будто и не сомневался, что сможет уговорить меня. Затем он уложил меня на стол, быстро раздел, и мы занялись любовью.

На следующее утро, с первыми лучами солнца, в дорогой машине Эдварда, вместе с остальным его имуществом, я направлялась к цивилизации.

— Неважно выглядишь. — Тщательно накрашенная девушка, сидевшая на соседнем стуле, с беспокойством смотрела на меня.

— Все в порядке, просто нервы, — пробормотала я, стараясь дышать глубже. Уже два месяца, с самого приезда в Лондон, меня постоянно мучила тошнота. Я полагала, что это от страха. Только сегодня я наконец решилась отправиться на прослушивание в театр вместо того, чтобы с толпами туристов шататься по Трафальгарской площади.

— Может, ты съела несвежее карри? Или у тебя грипп? — Соседка опасливо отодвинулась от меня. — У моей сестры такое было в начале беременности…

— Со мной все в порядке! — рявкнула я и сглотнула: тошнота накрыла меня с новой силой.

— Ну хорошо, — проговорила девушка. — Я пойду… повторю отрывок…

Она торопливо пересела подальше от меня. Я прислонилась головой к стене. Уже скоро. Сейчас меня вызовут. Разумеется, я им не подойду. Но мне наконец не придется лгать Эдварду о том, где я провожу время: он, работая в офисе по восемнадцать часов в сутки, искренне верит, что я целыми днями хожу на прослушивания. По крайней мере, все кончится быстро: мне нужно будет лишь произнести несколько фраз…

И тут я поняла, что не помню ни слова. Что случилось? Я же учила их два дня подряд…

Поняв, что меня сейчас вырвет, я почти бегом отправилась в туалет. К счастью, я успела как раз вовремя. Сполоснув лицо холодной водой, я уставилась на себя в зеркало. Бледная, с испуганными глазами, на лице блестят капли пота…

«У моей сестры такое было в начале беременности», — вспомнила я.

Открыв дверь, я двинулась к выходу из театра. На улице я с наслаждением вдохнула свежий, холодный воздух, и тошнота слегка отступила. Сегодня, первого марта, на улице было по-зимнему зябко. Я шла к станции метро на подгибающихся ногах.

Я никогда не думала, что смогу забеременеть. Эдвард был крайне осторожен, и я не беспокоилась, уверенная, что он знает, как избежать ненужных последствий. Но несколько раз он надевал презерватив в самый последний момент. И тогда, в душе…

В полуобмороке я спустилась на станцию Чаринг-Кросс и едва сумела сесть в поезд, идущий в нужном направлении. Я с ужасом вспомнила, что у меня не было месячных с самого приезда в Лондон. И тошнота… Я списывала все это на стресс. А то, что грудь набухла и болела — на наши ночные оргии.

Теперь я видела Эдварда лишь по ночам. Каждое утро шофер отвозил его в шикарный офис с личным душем, местом для отдыха и четырьмя помощниками, готовыми исполнить любое его желание. Он пропадал там до ночи даже по воскресеньям, иногда вовсе не приходя ночевать. Но, возвращаясь домой, он всякий раз будил меня, и мы с неутолимой жаждой предавались любви. Затем, еще до рассвета, он целовал меня в лоб, шепча: «Удачного дня! Я горжусь тобой». «Счастливо!» — шептала я в полусне, и он уходил. Я просыпалась, когда солнечные лучи уже пробивались сквозь окна. Его сторона постели всегда была пуста. Целыми днями я страдала от одиночества, тоскуя по Пенрит-Холлу.

В Лондоне все было по-другому.

Задумавшись, я чуть не пропустила свою станцию. Выйдя из метро на Хай-Стрит-Кенсингтон, я зашла в аптеку на углу, где, опустив глаза, попросила тест на беременность.

Эдвард предлагал мне пользоваться его машиной, но я не хотела приезжать на прослушивания на авто, как содержанка, какой, по сути, и была. Кроме того, я хотела сохранить свою тайну: Эдвард, был бы разочарован, узнай он, что за два месяца я побывала на одном-единственном прослушивании.

У Эдварда был шикарный особняк в григорианском стиле, с пятью спальнями и садом, в престижном районе неподалеку от Кенсингтонского дворца. Добравшись до него, я с трудом поднялась по лестнице и открыла дверь.

— Диана, дорогая! — донесся из кухни голос миссис Кэрриган. — Это вы?

— Да, — пробормотала я, убеждая себя, что паниковать рано. Тест покажет отрицательный результат — и я посмеюсь над своими страхами.

— Идите сюда! — позвала меня миссис Кэрриган. — Я на кухне!

— Минутку! — Я проскочила в ближайший туалет и, дрожа, вскрыла полоску теста. — Отрицательно, отрицательно… — заклинала я его.

Наконец результат проявился.

Положительно.

Полоска теста выпала у меня из рук. Я поспешила засунуть его на самое дно мусорного ведра, под пакеты.

Глупо. Скоро этого будет не скрыть.

Беременна. Когда я шла на кухню, зубы у меня стучали.

Я взглянула в большое окно просторной современной кухни. Сад за окном, наверное, будет невероятно красив весной. Сейчас он был серым и голым, с пятнами тающего снега.

— Вот и вы, милая! — Миссис Кэрриган, лондонская экономка Эдварда, пекла лимонный кекс. — Мистер Сен-Сир вам звонил.

— Звонил? — Мое сердце затрепетало. Он ни разу не звонил мне с работы, неужели он почувствовал, как именно сейчас он нужен мне?

Миссис Кэрриган укоризненно посмотрела на меня:

— Он очень волновался, почему ваш мобильный не отвечал.

— Ой! — Новенький элегантный мобильник, который Эдвард подарил мне месяц назад, уже второй день лежал на кухне. — Я сейчас же перезвоню ему.

Закрывшись в кабинете, я дрожащими руками набрала номер Эдварда.

— Почему ты не отвечаешь на мобильный? — требовательно поинтересовался он вместо приветствия.