Они после службы шли домой, в свои семьи, или встречались с возлюбленными. Они имели полное право и, главное, возможность гулять по городу, совершать покупки, заходить в лавки, могли любить, страдать, совершать ошибки… могли жить!..

Она же, их императрица, была лишена и этого, и многого другого. С тех самых пор, как на ее руках оказались эти злосчастные браслеты, которые были куда страшнее рабских кандалов, она потеряла не только свободу воли, она потеряла все, ей была оставлена лишь жизнь, и то будто бы в насмешку…

Хотя, как ни странно, и дозволялось ей не так уж и мало. Она вполне могла устраивать судьбы отдельных людей, могла жаловать деньги, украшения и даже земельные наделы, могла принимать в штат, хотя часто случалось и так, что уже принятая, понравившаяся ей девушка потом бесследно исчезала, и о дальнейшей судьбе ее Дарина ничего не могла выяснить.

Тем не менее, служить императрице считалось делом выгодным, хотя и опасным, и за место в ее свите боролись.

А ведь тогда, несколько лет назад, она вполне могла обернуть происходящее к своей выгоде, ведь стоило лишь пойти на уступки врагам, хотя бы дать им понять, что она не против, но принципы мешают, надо лишь от них избавиться, и она хочет и может это сделать…

— …Ты — моя королева! — Калеб так внимательно вглядывался ей в глаза, стараясь проникнуть в самую суть ее души. — Ты можешь стать частью меня, а я — тебя! Пойми! Только захоти этого! Мы будем править миром, ты и я! Поверь, я не обманываю, так и будет, правда! Пойдем вместе, вдвоем, и у нас будет все, о чем можно мечтать!..

Да, вот тогда и надо было, наверное, согласиться. Хотя бы внешне, если уж внутренне никак не получалось признать свое поражение. А потом бы, потихоньку, подчинить его себе, взять под контроль, он же всего лишь мужчина…

Но гордость, злосчастная гордость, впитанная с молоком матери, с воспитанием сильного и непреклонного отца, и даже те события, что предшествовали пленению — путешествие в другой мир, приключения здесь, пылкие взгляды Криса, которые она до сих пор видит во сне и просыпается в непонятном ей самой сладком чувстве… все это слилось тогда воедино и не позволило сказать «да». Не позволяло даже сейчас, хотя как раз в последнее время Калеб перестал требовать от нее ответа и почти полностью прекратил визиты к ней.

Только изредка, раз в месяц-два, случались выходы ко двору. Этим ее муж показывал всем прочим, что его законная супруга, наследная владетельница Керидата, императрица Дарина жива и пребывает в хорошем расположении духа. Такие дни становились для нее праздником. Дарину, конечно, по сто раз инструктировали перед выходом, как и что она обязана говорить, как себя вести, но во время самого приема ее уже никто не мог контролировать. И если она в мнимом или истинном раздражении отсылала прочь одну из дам своей свиты, то для той это была реальная трагедия, потому что Калеб, естественно, такого рода мелочи игнорировал, позволяя супруге делать, что она считает нужным.

Она, несмотря на свое заточение, не так часто оставалась одна. В обязанности фрейлин также входило круглосуточное наблюдение за сиятельной особой. Впрочем, скрывать Дарине было нечего.

Под покои ей отвели бывшую башню Совета магов, давно уже заброшенную. Слуги, действуя четко по указаниям своей госпожи, навели там порядок, хотя Дарина до конца так и не избавилась от чувства, что башня мертва. С тех пор, как магия оказалась под запретом, башня пустовала, и императрица стала первой ее жилицей за многие-многие годы.

Снаружи башню окружали высокие стены. Имперские патрули охраняли жилище Дарины день и ночь по приказу Калеба. А во время ее коротких утренних прогулок охрана удваивалась.

Дарина иногда вспоминала ощущения тех дней, когда она впервые почувствовала на себе силу браслетов. Когда в самый первый раз мысль ее, наделенная волей, не обернулась действием. Когда она стала беспомощна, как последняя крестьянская девка. Впрочем, даже та была во сто крат сильнее бывшей принцессы. Дарина же не могла ничего. Она так привыкла к своей силе, которая прежде нарастала с каждым днем, что, потеряв ее, утратила и веру в себя.

Все, что могла ее величество — есть, смотреть ночами в окно, считая звезды в высоком и таком далеком небе, слушать болтовню фрейлин и мечтать. Мечтать о том дне, когда она покинет это место навсегда. Впрочем, с каждым прожитым месяцем подобные мечты становились все более абстрактными.

Вот и сегодня обед состоялся, как обычно. Подали соус с грибами и эстрагоном, соус со сладким стручковым перцем, морковью и сельдереем, соус с трюфелями, несколько гарниров, салаты из цыпленка, бананов и яблок, сельдерея и ананаса, артишоков с грибами и куриным филе, лягушачьи окорочка, панированные и даже жареные, супы на выбор: и консоме из цыпленка, и с овощами, и с каштанами, и с раками, и тут же суп из голубей, с цветной капустой, и даже из тыквы и сливок. Не говоря уж об основных блюдах дня — индейке, фаршированной каштанами, цыплятах разного вида: и с грибами и луком, и с маслинами, и даже со спаржей, корейке молодого барашка, тушеной говядине, телячьих железах по-лорильевски, жульене из птицы, куропатке, запеченой целиком в жарочной печи, отварном соме по-деревенски и осетрине под соусом. А на сладкое предлагались столь разнообразные печенья, суфле, кексы и коктейли, что Дарина все равно забывала их названия раньше, чем пробовала очередное блюдо.

Ела она спокойно, с уже привычной слегка брезгливой гримасой на лице, чтобы вдруг, ни приведи Создательница, удовольствие от вкусной еды не выразилось в довольной улыбке, о которой, она не сомневалась, тут же доложат Калебу.

А вот этого ей совершенно не хотелось. Он мог бы опять возобновить досаждающие ей визиты, которые поначалу случались практически каждый день, и Дарина чрезвычайно радовалась, что теперь они почти сошли на нет. Ну, и конечно, оставались еще официальные приемы, но там собиралось столь много людей, что законного супруга вполне обоснованно можно было игнорировать.

А заходил он в последнее время лишь с одним вопросом: согласна ли она родить ему наследника?

Дарина, естественно, отвечала грубым отказом, но при этом понимала, что всю жизнь так продолжаться не может. Рано или поздно он либо возьмет ее силой, либо сделает так, что ее участие станет не обязательным. Варианты имелись, и она это понимала, как понимала и шаткость своего нынешнего положения…

А раз в несколько дней от императора являлся придворный доктор, который брал у Дарины склянку крови. Она прекрасно понимала, для каких целей может служить кровь сильной волшебницы, но ничего с этим поделать не могла, покорно подставляя руку под иглу. Ничего, еще придет ее время, она очень на это надеялась…

Дарина сидела в мягком кресле, читала очередную подсунутую ей книгу, и краем уха прислушивалась к вечным сплетням фрейлин, которые, несмотря на запрет, никак не могли удержать рот на замке.

— А вы видели дона Джерси? Он такой интересный молодой человек! И прибыл издалека, и столько подвигов совершил! О нем все только и говорят!

— Да нет, ваш дон Джерси — это совсем не тот, о ком бы я стала мечтать, а вот сэр Крэсби — красавец, каких редко встретишь…

— Крэсби? А не тот ли это человек, что помог предотвратить нападение на Раздол?

— Конечно, я говорю именно о нем. Он такой интересный мужчина, скажу я вам…

— Да-да, я видела его третьего дня, крайне привлекательный молодой человек…

— А я что вам говорю!..

— А вот я все же утверждаю, что Крэсби и в сравнение не идет с доном Джерси! Вы его видели? Какие глаза, какой подбородок! Да, ростом он не вышел, ну и что? Зато его состояние! Тут он даст фору вашему Крэсби, не так ли?

— Пусть ваш дон Джерси богат, я не спорю, но все же…

— Нет, а вы слышали, сколько он заплатил за тех двух лошадей? Целое состояние!

День проходил, как и множество дней до него, спокойно и размеренно. Браслеты давили на руки уже привычно. Это раньше было тяжело — она никак не могла свыкнуться с их весом и пыталась избавиться от них всеми способами, потом, когда поняла тщетность своих попыток, внешне успокоилась.