Рябь двинулась вниз по реке. Я не знал, пытается ли он вести нас или просто уходит, не желая иметь ничего общего. Но поскольку пока можно держаться реки, я надеялся на первое.

И, должно быть, оказался прав, потому что Кофи не уходил от нас, но шел на несколько шагов впереди, так, чтобы мы успевали за ним. Однажды ярко вспыхнули руны, и я остановил Каттею и прислушался, наблюдая за густым туманом. Послышалось приглушенное мычание и несколько резких криков. Потом все стихло. Мы стояли неподвижно, выжидая. Немного погодя руны поблекли.

— Он охотится, — уловил я мысль Каттеи. «Он» могло значить только одно.

— Динзил? На нас?

Снова ее смех.

— Ты ведь не верил, брат, что он меня легко отпустит? После того, как зашел так далеко, добиваясь моей помощи? Думаю, теперь Динзил нуждается во мне больше, чем я в нем. И это позволяет в будущем заключить неплохую сделку.

— Какую сделку?

— Я не намерена оставаться уродливой ни в этом, ни в любом другом мире, Кемок! — В ее уверенности появилась трещина; и я уловил глубокий гнев за ней.

— Мне казалось, ты знаешь, как помочь себе. — Я подхватил тему, хотя и знал, как она болезненна для сестры. Но я должен знать, что, по ее мнению, сделает Динзил и что готова сделать она сама. Этой Каттее я больше не доверял.

— Конечно, знаю. Но Динзил способен причинить неприятности. Дорогу, по которой я двинулась, можно пройти только раз. К тому же… — Она быстро остановила поток мысли и снова воздвигла между нами барьер.

Я почти конвульсивно вздрогнул. Холод вгрызался в полуобнаженное тело. Каттея повернула голову и через щель в шарфе посмотрела на меня. Потом подняла одну красную лапу.

— Принеси это. — И она показала на растущий поблизости тростник.

Хотя мои лапы не приспособлены для такой работы, я притащил охапку тростника и по ее сигналу положил ей на колени. Она наклонила голову и подула. И хотя ее сознание было закрыто для меня, я ощутил своеобразное состояние, которое наступает во время использования силы. Тростинки начали удлиняться, утолщаться, они сплетались друг с другом, и вскоре в ее лапах оказалась плотная стеганая куртка, какие носят осенью в Эсткарпе. Я взял куртку и надел. Она не только защищала от ветра. От нее исходило тепло, и мне стало так приятно и удобно, как будто я иду теплым весенним днем.

— Видишь, сила помогает в пути, и не только в большом, но и в малом, — донеслась мысль Каттеи.

Я потер переднюю часть куртки. Она казалась совершенно реальной. И я понадеялся, что волшебство продержится как можно дольше.

Каттея уловила мою мысль.

— Сколько тебе будет нужно, потому что она сделана для тебя.

Мы достигли главной дороги, и туман рассеялся. Я продолжал оглядываться, но Каттея шла по отмели уверенно, как будто нам нечего опасаться. Перед нами рябь по-прежнему выдавала движение Кофи. Итак, он все еще сопровождает нас.

Снова далекий звук. На этот раз не мычание, а лай, как лают охотничьи собаки Ализона, когда чуют добычу (известно, что эти псы натасканы на людей).

— Всадники сарны…

Теперь, когда лицо Каттеи закрыто, я понял, как много можно прочесть по выражению лица спутника. Могу ли я быть уверен в том, какие чувства вызвала у нее эта мысль? Мне показалось, что она возбуждена, но не так, как если бы опасалась за себя. Она похожа на постороннего наблюдателя. Неужели так уверена в высокой оценке Динзила, что не боится преследователей?

— Динзил знает, что ему нужно. — Она опять прочла мои мысли. — Динзил хорошо обдумал, что ему понадобится для того, чтобы взобраться на небо. В прошлом он приспособил для своего использования много орудий, но никогда у него не было орудия из Эсткарпа. Так что теперь его поджидает сюрприз.

Лай становился громче. Я увидел, как рябь, обозначающая присутствие Кофи, метнулась к противоположному берегу. Закачались тростники; должно быть, мерфей спрятался. Я осмотрелся, но вокруг не нашлось природных убежищ. Можно уйти поглубже в воду, но когда я сказал об этом, Каттея возразила.

— Твоей Орсии нравятся грязные норы, она может прятаться на дне. Но я не Орсия, и у меня нет жабр. И у тебя нет, дорогой брат. А как твой меч?.. — Она прикоснулась лапой к лезвию и, вскрикнув, прижала ее к груди. — Что это?

— Оружие и талисман. — Почему-то мне не хотелось ей рассказывать, откуда у меня меч и что он для меня сделал.

Руны на лезвии сверкали огнем. Не впервые я пожалел, что не могу их прочесть, узнать, что еще может сделать оружие для своего хозяина, чтобы в опасности я мог не действовать вслепую, а полностью полагаться на меч.

На вершине противоположного берега что-то шевельнулось. Я попытался увести Каттею на глубину, но она ускользнула от меня и осталась на прежнем месте, как будто ничего не опасалась. Поневоле мне пришлось остаться с ней, держа меч в руке; руны светились так ярко, что можно было подумать, будто алый блеск капает с лезвия.

Они появились: три человека-волка на четвереньках, это они лаяли. За ними шли люди, такие же, как те, что пленили Орсию. В тылу еще двое — эти убивали кроганов огненными жезлами.

И снова прозвучал жуткий смех Каттеи.

— Слишком жалкая горстка, чтобы победить нас, брат! Динзил забылся, если так оскорбляет меня.

Она поднесла лапы к шарфу и принялась неторопливо разворачивать его, все время глядя на пришедших. Лапой я ощущал, как нагрелась рукоять меча.

Серые разевали пасти, оскаливая клыки; из пастей текла слюна. Глаза их превратились в злобные красные искры. Люди замедлили ход своих скакунов. Я заметил, что под ними не рентанцы, а животные, похожие на лошадей из Эсткарпа, но только они крупнее, мощнее и все черные. Всадники не пользовались ни седлами, ни поводьями. Я вспомнил кеплианца, коня-демона, который едва не покончил с Килланом.

Голова Каттеи освободилась от шарфа. Дневной свет безжалостно показал чудовищную морду. Впервые я увидел ее отчетливо и не смог сдержать невольной дрожи, хотя сразу подавил ее.

Ни рта, ни носа, на красном овоиде головы только ямы-глазницы. Вспомнив свою красавицу сестру, я понял, что она могла едва не сойти с ума и обратиться к любому средству, какое оказалось под рукой.

Серые не стали входить в воду, и я вспомнил слова Орсии о том, что текучая вода недоступна для некоторых злых существ. Но я видел и то, как люди с огненными жезлами стреляли через реку, и ждал, что эти жезлы будут нацелены на нас.

Каттея подняла обе лапы на уровень плеч и направила их на пеструю компанию. Она использовала мысли, а руками махала, словно гнала мысли на врага. Но слов ее я не узнал. Мне хотелось убежать от нее, потому что сознание мое разрывалось, его жгло, и человек не может это выдержать. Но я держался за меч, тепло от него поднималось по руке, достигло наконец головы и воздвигло преграду против сил, вызванных сестрой. Каттея продолжала махать лапами и посылать мысли, но для меня это больше ничего не значило.

Серые закинули головы и разразились диким мучительным лаем, похожим на крики обреченных. Они бегали взад и вперед, и наконец убежали от реки, скрывшись в пересеченной местности.

Кеплианцы заржали и встали на дыбы. Некоторые сбросили всадников и убежали вслед за людьми-волками. Немногие удержались в седлах, а упавшие неподвижно, как мертвые, лежали на земле. Только два человека в капюшонах слезли с несчастных животных, которые тут же ускакали, и теперь стояли рядом, глядя на Каттею. Но не пытались использовать свое оружие.

Сестра опустила руки. Она послала открытую мысль, так что я тоже уловил ее.

— Передайте своему повелителю: ястреб не охотится там, где летает орел. И тот, кто носит плащ силы, посылает к равным себе только герольда-знаменосца. Если он хочет поговорить со мной, пусть передаст это, и мы будем говорить — лицом к лицу. — Она рассмеялась. — Расскажите ему о том, что увидели: это подбодрит его, потому что мы еще можем договориться.

Внешне они никак не показали, что поняли ее слова, и ничего не ответили; просто повернулись и пошли назад, обратившись к нам спиной, как будто не опасались нападения. Каттея снова закутала голову платком.